Легенда о Фейлель - Евгения Куликовская

Эливейн выбежала на середину моста, не боясь того, что он раскачивался, не зажмуриваясь от неимоверной высоты, на которой она словно парила, держась за верёвочные перила. Да, именно о такой чудесной картине и говорил ей Дин!

– Любимый мой! – воскликнула она. – Я вижу красоту, которую ты мечтал мне показать. Ты прав! Как всегда! Это великолепное, величественное зрелище!.. Да и иначе быть не может, ибо ты всегда прав!..

Эливейн восхищённо смотрела на мир, гармония которого поражала простотой и мудростью. Здесь не было ничего лишнего или неуместного, каждый кустик, каждая травинка, каждое облачко находились на своём месте. И никто и ничто не мешало и не подавляло друг друга.

Девушка опустилась на колени и подняла руки к небу.

– Но это неправильно! – голос её вдруг зазвенел. – Дин – единственный известный мне человек, кому доступна эта гармония, кто способен спасти добро, дав шанс и злому существу избавиться от грехов. Он не должен был умереть… – слёзы опять стояли в её глазах. – Или я что-то так и не поняла?.. – тихо спросила она, глядя в светлую голубизну затуманенным взором. – Дин, если бы я могла склониться над тобой и попросить, – прошептала она, – я бы попросила одно: живи, пожалуйста…

Эливейн ещё долго сидела посередине качающегося на ветру моста.

Потом она встала и быстро, не оглядываясь, побежала прочь.

Дальше её путь уходил в сторону от реки, через равнины и смешанные леса к далёкой цепи гор, окружающих Зелёную Долину. А днях в трёх пешего перехода от родины Динаэля в сторону нынешнего местонахождения девушки был безлюдный тихий лесок, в котором и ждал, волнуясь и проклиная себя за то, что согласился остаться так далеко от волшебника, его старший брат. Но сколько времени займёт дорога от моста к заветному лесочку, Эливейн не знала.

Динаэль лежал без движения, с бледным, словно безразличным лицом. Он, то ли спал, то ли был в забытьи. Ганабен, вздохнув, принёс ведро с водой, готовясь умывать и перевязывать раненого. Раны постепенно затягивались, но состояние молодого человека не улучшалось.

Утреннее солнце осветило комнатку своими игривыми лучами, проникнувшими и в низкое маленькое окошко ветхой избушки.

Вдруг Динаэль широко распахнул глаза. Его взор был ясен и чист.

Ганабен замер в ожидании.

Динаэль увидел прямо над собой загорелое личико Эливейн, обрамлённое светлыми прядями, выгоревшими на солнце, почему-то стрижеными волосами. Её серые глаза, подёрнутые слезами, смотрели с надеждой в душу молодого человека. «Дин, если бы я могла склониться над тобой и попросить, – прошептала она, – я бы попросила одно: живи, пожалуйста…»

Видение исчезло.

Динаэль тяжело дышал.

– Прости, – тихо сказал он. Снова наступила пауза. Ганабен ждал.

– Простите меня, сэр, – проговорил Динаэль, обращаясь к знахарю.

– Я вёл себя непозволительно, эгоистично, жестоко…

Старик сделал протестующий жест, но молодой человек продолжал:

– У меня есть долг перед людьми, перед знакомыми и незнакомыми, перед теми, кто поверил в меня и теми, кто помогал мне, не щадя себя… И долг перед Эливейн, единственной моей любовью и супругой, чистейшей из всех существ…

И Динаэль, закусив от боли губу, собрался с силами и… сел на постели. Он побледнел, на мгновение прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Я пойду искупаюсь, – сказал он, морщась и разматывая бинты.

Ганабен положил свои ладони на плечи волшебника.

– Я знаю, – тихо проговорил он, – ты сильный. Но будь осторожен, не спеши: на всё нужно время.

– Спасибо, – Динаэль улыбнулся. – Я использую данное мне время максимально. И я буду расчётлив в этом. Обещаю.

Молодой человек встал и медленно вышел на улицу. Он шёл по тропинке к реке, солнце золотило его волосы, и Ганабен с болью заметил, что светло-рыжие волнистые пряди подёрнула седина. Такого за всю свою долгую жизнь знахарь ни разу не видел…

– 66-Динаэль поправлялся. Конечно, выздоровление после практически смертельных ран не могло идти быстро. Но на скорое восстановление сил Дин, как человек разумный, и не рассчитывал.

Первый выход из домика дался молодому человеку вовсе не так легко, как могло показаться со стороны. Динаэль, правда, весьма решительно встал с постели и направился к реке, что порадовало Ганабена, но уже шагов через десять волшебник невольно покачнулся и вынужден был остановиться. Старик вовремя поддержал его. Пот струился по свежему шраму на лбу, дыхание прерывалось, ноги слабели. Ганабен предложил вернуться, но молодой человек, передохнув, последовал дальше. Тогда знахарь окончательно уверился в том, что Динаэль добьётся поставленной перед собой цели, в возможность достижения которой с самого начала мало кто верил.

Физически молодой человек окреп и был готов к активной деятельности через месяц после своей первой прогулки. На то, чтобы восстановиться как волшебнику и, тем паче, развить магический талант хотя бы до уровня Торубера, понадобятся годы. Дин надеялся успеть минимум за десять лет, максимум – за одиннадцать, чтобы ни одному волшебнику не рисковать собой: молодой человек осознавал, что пока ещё не родился тот маг, кто сможет сравниться в своём могуществе с Тёмным Чародеем, а ему самому теперь придётся развивать почти заново то, чем так щедро изначально наградила его природа.

Эливейн брела тропинками и малоезжеными дорожками среди зеленеющих полей под ясным высоким голубым небом с редкими белыми облачками. Порой ей попадались ручейки с чистой ключевой водой, заросли малины с алеющими на солнце сладкими ягодами. Ночевала она под открытым небом, завернувшись в плащ, в каком-нибудь укромном, в стороне от глаз редких прохожих, местечке. Но вскоре начались трудности: девушка стала ощущать вдруг наваливавшуюся на неё усталость. Тогда ноги подкашивались сами собой, голова кружилась. Потом стало трудно вставать по утрам: Эливь мутило, перед глазами стояли какие-то круги. Вскоре она была вынуждена продвигаться вперёд медленно, часто отдыхая. Теперь она шла, опираясь на палку, как старик. Есть ей не хотелось, она старалась побольше пить.

Эливейн, совершенно измученная, не представляющая, сколько времени потрачено ею на путешествие, увидела в лёгких вечерних сумерках тот пейзаж, не узнать который не могла. Её усталому взору открылась картина, запечатлённая в её воображении рассказом Динаэля.

Неширокая песчаная тропинка спускалась вниз с холма, на котором стояла девушка. В низине слева синел овальной формы пруд, заросший по берегам камышом. Справа, прямо по склону, раскинулась земляничная поляна. Дорожка, огибая её, уходила в заросли мелкого кустарника, за которыми виднелись высокие белоствольные берёзы.

Туда, к шумящим на ветерке деревьям, едва держась на ногах и боясь упасть, не дойдя до цели нескольких метров, и направилась Эливейн. Вскоре среди стволов мелькнул огонёк костерка.

Донуэль давно предчувствовал неладное. До условленного момента закрытия Перехода оставалось чуть больше трёх суток. От Дина вестей не было. Последнее послание доставил случайный человек – от отца Грегори. «Они в пути», – в записке было всего три слова.

«Кто – они? – думал Дон. Почему молчит сам Дин?.. Значит, он слишком слаб… Тогда кто поможет в пути?.. Да и давно отец Грегори послал сообщение, письмо уже пришло, а Дина нет…»

Донуэль кипятил на огне воду, собираясь попить чай, когда услышал шорох шагов и в сгущающихся сумерках увидел приближающегося к полянке человека. Путник был худ, невысок, шёл медленно, тяжело опираясь на палку. Дон поднялся. В неверных бликах костра перед ним мелькнуло бледное, совсем юное, до предела утомлённое личико.

– Вы Донуэль… – не то вопросительно, не то утвердительно прошептали сухие, потрескавшиеся губы пришедшего.

И только тот собирался ответить, как мальчик покачнулся и медленно осел на руки успевшего подхватить его лёгонькое тельце Дона.

Эливейн открыла глаза. Первое, что она увидела, это рыжие волосы Дона, подкрашенные ещё и пламенем костра.

– Дин… – в полубреду прошептала девушка.

Донуэль обернулся. Эливь поняла свою ошибку, и личико ею мученически дрогнуло.

– Тише, девочка, тише, – ласково проговорил Дон. – Лежи.

Эливейн слабо улыбнулась. Оказалось, что она лежит на соломенной подстилке, укрытая мягким пледом, под головой – куртка Дона. Тот поднёс к её губам кружку со сладким чаем и нежно приподнял её голову, помогая сделать несколько глотков. Напиток был необычным, очень ароматным, с привкусом каких-то неведомых трав. Эливь взяла кружку в свои руки и заметила, что повязки, скрывавшей обручальное колечко, на пальце нет. Она испуганно взглянула на Донуэля.

– Простите, Эливейн, – сказал тот. – Вы напугали меня своим… обмороком… Я наклонился послушать сердце… и понял, что вы не мальчик… Попытался привести вас в чувство… в частности, растирая ладони… тогда и снял тряпицу… – он помолчал, словно подбирая слова, сглотнул вдруг вставший в горле комок и продолжал. – Я понял главное… – и тут она увидела в его глазах слёзы. – Потом вы расскажете? – сдавленно спросил он. – Когда сможете… А пока отдохните, пожалуйста… Я и подумать не мог, что такая хрупкая девушка может быть настолько сильной… Спите спокойно. Теперь всё будет хорошо.