Переосмысление - Магомед Абдулкаримович

— Подожди, Эсам, послушай. просто послушай меня, — говорил Джасим, встав на колени, — она и моя семья тут ни при чем. Убей меня, отпусти их, прошу тебя.

Мольбы Джасима прервал очередной выстрел.

— Тахият отправилась к своему благоверному, — проговорил спокойно Эсам, только что застреливший ее.

Айша никак не могла успокоить чуть ли не сошедших с ума от увиденного детей. Она сама рыдала, словно маленькая.

Джасим, обомлевший, стоял на коленях, не понимая, что его больше пугало — увиденное только что или то, что ему предстоит сделать самый тяжелый выбор, который только может быть у человека.

— Чью жизнь мне забрать, Джасим? — спрашивал Эсам с той интонацией, словно учитель, который спрашивает у ученика домашнее задание. Ученик не знает ответа на вопрос, учитель это знает, но продолжает спрашивать:

— Чью жизнь мне забрать, мой юный друг — твою, твоей жены или твоего маленького сына? Тебе придется сделать выбор. Ясное дело, что тебе тут же захочется сказать, что ты хочешь отдать свою жизнь. Но тут есть одно «но». В том случае, если ты захочешь отдать свою жизнь, я обещаю тебе, что игра на этом не закончится. После этого я попрошу у Айши сделать выбор между ее сыном и дочерью. Да, друг мой, именно так. Поэтому становится очевидным, что тебе нельзя отдавать свою жизнь, ведь тогда ты уже точно не сможешь защитить своих родных. Хотя… ты и так не в силах ничего предпринять. Вообще меня удивляет, почему ты стоишь сейчас на коленях, почему не борешься? Почему ты не пытаешься вырвать у меня из рук пистолет?! Да, это риск, но, черт возьми, это ведь может закончиться удачно. На что ты надеешься? На чудо? Меня всегда поражали люди, которые не пытались хоть что-нибудь предпринять, когда их вели на расстрел. Почему они не пытаются бороться; что они теряют, ведь их все равно сейчас пристрелят!

— Может, они хотят уйти достойно, — ответил Джасим, опустив голову.

— Возможно, друг мой. Но у тебя такого шанса нет. Твой уход нельзя будет назвать достойным, потому что, как я уже сказал, твоя смерть только ухудшит положение твоей семьи. Но в случае, если ты сделаешь выбор между женой и сыном, я обещаю тебе, что игра прекратится. Что ж. мы заговорились. Пришло время делать выбор, кого мне убить — твою прекрасную жену или же сына, отвечай.

Джасим стоял на коленях окровавленный, израненный. Он осознал, что потерял все силы и горько заплакал; это не было попыткой вызвать жалость палача, он знал, что это бесполезно. Это были слезы отчаяния.

— Ты сатана! Ты дьявол! — кричал он Эсаму, сжав пальцы в кулаки и захлебываясь слезами.

Прошло еще какое-то время, потом Джасим поднял голову, посмотрел сначала на Эсама, а затем. на Айшу. Это был прощальный взгляд.

— Прощай, — ответила ему Айша. В ее взгляде было одобрение его решения.

Прозвучавший выстрел ознаменовал конец жизни не только Айши, но и прежнего Джасима, которого не будет больше никогда. Голова Джасима как будто отделилась от него. Он видел все со стороны, в ушах, как забитых ватой, стоял гул, подобный гулу турбины взлетающего в десяти метрах самолета. Он все видел, все слышал, но ничего не понимал, ничего не чувствовал, не слышал, как сзади плачут его дети.

Прямо перед Джасимом сидел ссутуленный, уставший старик с потухшим взглядом и пистолетом в руке. Исчезло обезображенное гневом лицо сумасшедшего.

— Теперь моя очередь сыграть со смертью, — хрипло усмехнулся Эсам, — орел — я выберу смерть, решка — жизнь.

Поймав брошенную им монету, Эсам взглянул на решение, которое она ему вынесла. После этого он поднял взгляд на Джасима. Улыбнувшись в последний раз, Эсам поднес пистолет к виску и выстрелил себе в голову.

Стараясь не смотреть по сторонам, Джасим подошел к столу, на котором, уткнувшись лбом в лужу крови, лежала голова Эсама. Бросив взгляд в сторону, он увидел на столе ту самую однофунтовую монетку, на ее плоскости красовалась проклятая ажурная вязь решки. Старику выпала «жизнь», но он предпочел смерть.

Похоронив Айшу, Абдуллу, Тахият и самого Эсама в саду, и уложив детей спать, Джасим плюхнулся на диван в той самой гостиной, где все это происходило. Он закрыл глаза и тут же уснул.

Проснувшись на утро, он понял, что не хочет вставать. В его голове все окончательно запуталось, и он был уже не в силах расставить все по полочкам. Четкая грань между добром и злом, которая всегда существовала в его мире, теперь окончательно стерлась. К тому же, он сам не понимал, какое из этих двух понятий применимо к нему. Меньше всего в ту минуту ему хотелось продолжать жить дальше…

Но вдруг ему почему-то вспомнился разговор с братом, который состоялся через несколько дней после того, как их родителей убили.

— Ради чего жить в мире, в котором столько лицемерия, жестокости и несправедливости? — спрашивал Джасим у старшего брата, вытирая слезы.

— Ради того, чтобы все это исправить… — ответил ему брат.

Этот ответ брата возник в голове Джасима внезапно. Раньше он вспоминал только свой вопрос, но сейчас вдруг все изменилось. Еще секунду назад он не хотел жить, но внезапно мощное праведное желание продолжать жизнь завладело им. Его личность будто разделилась на две части.

Одна сторона говорила ему:

— Чего ты хочешь? Нет смысла вставать, нет смысла жить. Ты ничего не сможешь исправить; ты попытался, и вот к чему это все привело.

Другая, только сейчас возродившаяся в нем личность, а может, существовавшая всегда, говорила:

— Нет ничего невозможного. Все в твоих руках. Хочешь изменить мир — меняй.

— Но ты не можешь встать. Ты ранен, все твое тело в крови. Проанализируй все, что произошло, и потом, если решишь, когда-нибудь, попробуй все исправить, но не сейчас, — твердила первая часть его личности.

Другая сторона отвечала:

— Путь в «потом» ведет в пустоту. Поднимайся…

— Ты даже при всем желании не сможешь выбраться из этой страны! Ты никогда не увидишь брата! — кричала ему первая сторона.

— Никому не позволяй говорить, что ты чего-то не можешь, — отвечала вторая, — Встань.

— Ты не сможешь встать, ты не сможешь ее вернуть! Слишком поздно! Ты не сможешь попасть в Штаты, это невозможно! — визжала Слабость.

— Те, кто утверждает, что добиться чего-то невозможно, не должны мешать тем, кто этого добивается, — спокойно отвечала Сила, — Поднимайся! — закричала вдруг она.

И Джасим поднялся…

— Брат мой, моя надежда, моя опора, мое все. я иду к тебе, — с этими мыслями он начал новый день.

На улице начинался редкий для этих мест дождь. Накормив и умыв детей, он открыл дверь и шагнул на размякшую от дождя землю с пенистыми лужами, под густой дождь, под ветер, к новой жизни; ради Айши, ради которой ему пришлось вчера умереть и родиться вновь.

Через час город остался за их спиной. Дальше им пришлось идти, постоянно отворачивая лица от шквала песчинок, которые горстями бросал в измученные лица людей ветер, дующий из пустыни, огромным безжизненным полем раскинувшейся к востоку от Алеппо. На дороге удалось остановить старенький микроавтобус с разбитыми фарами и следами от пуль на бортах. Водитель не стал ничего спрашивать у Джасима, увидев окровавленную повязку на его ноге, и даже тогда, когда Джасим, не стесняясь, вытащил из-за пояса нож, а из кармана пистолет, и зашвырнул их подальше в песок. Это было привычным делом в стране, где идет гражданская война. Только сказал, что всех посадить не получится — пассажиров было раза в два больше, чем посадочных мест. Люди потеснились. Кое-как устроившись на узлах с чьим-то скарбом, еще час спустя они пересекли границу Турции. В этот же вечер они добрались до города Рейханлы. Джасим тут же отправился позвонить брату в Америку, но на работе сказали, что Рашида в данный момент нет на месте. Джасим вышел из переговорного пункта, решив позвонить чуть позже. Нужно было подумать, что делать дальше.

В это время со стороны деревни Фатикли в Рейханлу въехала колонна автобусов и стала парковаться на площади. Из машин выходили мужчины в новенькой камуфляжной форме, обутые в хрустящие берцы; крупные и шумные, они брали вещмешки из багажных отделений и расходились, видимо, ожидая приезда своего начальства. Несколько человек направились к скамейке, где сидел Джасим с детьми. Без особого любопытства, скорее даже с безразличием наблюдая за происходящим, он не обратил на них внимания.

Вдруг он сбоку услышал знакомый голос, который неуверенно произнес его имя:

— Джасим!?

Джасим обернулся. Рядом с ним стоял его брат Рашид. На несколько секунд сознание братьев было парализовано. Джасим онемел.

— Не может быть! Джасим! Брат! Живой! Ты откуда здесь? — кричал, смеясь, Рашид.

Поняв, что ответа он пока не услышит, Рашид сильными руками поднял Джасима и крепко обнял, приговаривая: «Брат! Брат!»