o f7d12d3eb98ba64b - air

смеется с семьей, плавает в открытом океане – хотя все быстро забывалось, и об

этом никто больше не знал. Но его мысли принадлежат ему и всегда такими

были. Или нет?

Впервые в жизни Гэвин задумался, была ли его жизнь правильной. Каждый

премет в Доме двигался, чувствовал и думал. Но у них не было мышц, крови

или мозгов для этого. Как Дом мог слышать его мысли? Что еще Дом умеет, о

чем Гэвин даже не задумывался?

Прежде чем спутанные мысли и беспокойства Гэвина привели его к

вопросу: «Как я тут оказался?» – чей-то маленький кулачок постучал в дверь.

Он не ожидал посылки или доставки из магазина, а просто так никто и

никогда не приходил. Но стук повторился.

– Гэвин?

Из-за толстой дубовой двери голос Дэлайлы слышался тоненьким, хотя на

самом деле, несмотря на ее рост, голос обычно был низким и хрипловатым, словно она до этого долго кричала. Гэвин открыл дверь и улыбнулся.

– Что привело вас сюда, мисс Блу?

Она пожала плечами, проскользнув мимо него, словно была тут хозяйкой, и

бросила сумку на пол.

– Мой пылкий парень.

Гэвин оглядел комнату с притворным удивлением.

– Он тоже здесь?

Ее глаза засияли, когда она улыбнулась.

– Да! Позовешь его? Он невысокий и толстый, болтает без умолку. Мой

любимый типаж.

Гэвин наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Прости, что так долго. Я не ждал гостей. Поэтому не сразу сообразил, что

в дверь стучат. Обычно сюда не приходят.

– Теперь такое говорить нельзя, – она скользнула пальцами по его груди, пройдя мимо и направившись в столовую. Дэлайла провела рукой по Пианино, опустила пальцы обеих ладоней на клавиши и взяла тонику в до-мажоре [главное

мажорное трезвучие – прим. перев.].

– Ух ты, – выдохнул Гэвин. Как и ожидалось, Пианино не остановилось на

нотах, взятых Дэлайлой, и зазвучали тоники ми и соль мажора, наполняя

комнату гармоничным звуком.

– Вау, отличная реверберация [процесс из изменения звука при многократном

отражении – прим. перев.], или как это называется у пианино, – сказала она, направляясь вглубь комнаты.

– Пианино… – начал Гэвин и замолчал, зная, что за этим последует.

– Что?

Стоило ей спросить, как Пианино заиграло другой аккорд – основной до-

диез мажорный. Пауза, и потом зазвучал ре-мажор. А потом Пианино

исполнило следующую последовательность: ми-бемоль мажор, ми мажор, фа

мажор, фа-диез мажор, соль мажор, ля-бемоль мажор, ля мажор, си-бемоль

мажор, закончив протяжным и громким си мажором.

Дэлайла, которая обернулась, едва заиграла музыка, застыла, глядя на

клавиши.

– Я вообще-то не играю на пианино. Оно хочет, чтобы я это сделала?

– Оно тебя учит, – в подтверждение Пианино взяло си-диез мажорный

аккорд снова и замолкло. В комнате повеяло нетерпеливым холодом, пока

Дэлайла сомневалась. Гэвин помнил, что и сам проходил через такое, когда ему

было шесть. Ему нельзя было подняться наверх, пока он не сыграет все

мажорные аккорды.

– Оно знает, что я не умею играть?

Гэвин рассмеялся.

– Оно предполагает, потому что ты взяла аккорд не теми пальцами.

Дэлайла прижала к клавишам пальцы – указательный, средний и мизинец –

но не вышло ни звука.

– Не те пальцы, – заметил Гэвин. Он хотел бы, чтобы и ему кто-нибудь

подсказывал. Сложнее всего в обучении игре было понять, куда поставить

пальцы, и куда двигаться, чтобы зазвучал звукоряд.

– Ну и ну, Гэвин, это как в «Питфоле»? [игра, где на персонажа смотришь сбоку, а

следующая локация появляется, когда дойдешь через препятствия до конца экрана – прим.

перев.] Я должна закончить здесь, чтобы попасть в остальные части дома?

Он в замешательстве взглянул на нее.

– «Питфол»?

Она оглянулась через плечо и скривилась.

– Прости. Это видеоигра. Отец любил играть. Прежде чем стать типичным

рабочим, он был фанатом.

С насмешливой улыбкой Гэвин шагнул ближе и помог ей правильно

поставить пальцы.

– Кто же знал? – он никогда не видел ее отца, но по ее рассказам – очень

небольшим, если честно – Гэвин мог лишь представить, что тот ничем больше

не занимался, кроме просмотра новостей и участия в молчаливых семейных

ужинах.

Под своими руками он ощущал тепло ее длинных пальцев, не совсем

подходящих ее росту, словно она была щенком, готовящимся резко вырасти.

Гэвину нравилось, что маленькая с виду Дэлайла оказывалась большой. Он

поймал себя на том, что гладит ее руками, и отступил, чтобы не мешать ей

учиться.

– Останься рядом, – тихо попросила она, все еще глядя на клавиши.

Он вернулся к ней и прижался к ее спине, и она прислонилась головой к его

груди, пока ее учило Пианино. Время от времени она смеялась и издавала

смешные звуки, когда не попадала по нужным клавишам, и радовалась, когда

Пианино начинало следующий аккорд. Похоже, ей было весело, а в комнате

стало теплее и светлее; что-то принялась готовить Духовка, и во всем доме

запахло сладкой выпечкой и шоколадом. Гэвин поцеловал ее в волосы, размышляя, может ли Дом заморозить время и растянуть этот миг на неделю.

Его сердце словно стало в три раза больше, когда Дэлайла оглянулась через

плечо, ее губы стали манящими, а улыбка – немного опасной. Он был уверен, что не хотел бы заниматься сексом в Доме, но сейчас мог и передумать.

Но вместо того чтобы потянуться к нему за поцелуем, она спросила:

– Ты умеешь танцевать?

Он покачал головой, с облегчением и расстройством одновременно.

– Все хорошо, – сказала она, разворачиваясь к нему лицом. – Я умею.

Глава тринадцатая

Она

Музыка заполняла комнаты, отражалась от стен и, казалось, достигала даже

темных углов. Пианино не прекращало играть часами, а Гэвин кружил ее, держа

руки на ее талии и пальцами прижимаясь к обнаженной коже над ее юбкой.

Дэлайле нравилось, что Гэвин держит ее так крепко. Он не был с ней

осторожным, в отличие от семьи и друзей, от учеников старой школы, которые

обдумывали каждое слово и только потом произносили вслух, словно все

вокруг были излишне хрупкими.

Ей было интересно, смеялся ли Гэвин хотя бы раз так же сильно, когда

наблюдала, как он подошел и рухнул в одно из кресел с сияющим взглядом и

раскрасневшимися щеками. Его прекрасные губы изогнулись в загадочной

улыбке, и ей так захотелось его поцеловать.

– А ты действительно умеешь танцевать, – сказал он, убирая с глаз темные

волосы.

– Раньше мне танцевать не разрешали, – ответила она, едва дыша. – Если не

считать субботние танцы на площади в Святом Бенедикте.

– И у вас не было общих дискотек с другими школами? – недоверчиво

поинтересовался он.

– М-м, да, – сказала он после раздумий. – Были пару раз. Но парни из

Святого Иосифа даже хуже наших. Представь, что тебе шестнадцать, и ты

можешь пообщаться с девушками только под присмотром брюзжащих

старушек.

– Что еще нужно для большей неловкости? – согласился он. Гэвин

откинулся на спинку кресла, вытянув длинные ноги в черных конверсах. По

комнате проехал столик на колесиках с кувшином лимонада и двумя стаканами.

Лед в них звякнул, когда столик резко остановился.

Дэлайла была уверена, что не сможет к такому привыкнуть. Снаружи

пошел снег, укрывая все белым. А деревья стряхивали с себя снежинки, шевеля

ветвями и листьями. Дэлайла засмеялась, увидев это и вспомнив, что старая

овчарка Нонны так же отряхивалась после купания.

– Какой еще дом может сравниться с этим? – как ни в чем не бывало

спросила она.

Гэвин раскрыл рот, но его прервал резкий звон, словно кто-то ударил

кулаками сразу по нескольким клавишам пианино. Он подпрыгнул, когда

крышка пианино захлопнулась с такой силой, что весь инструмент задрожал.

Дэлайла заморгала в воцарившейся звенящей тишине, ее взгляд метался

между Гэвином и пианино.

– Похоже, оно устало играть, – произнес он. Подойдя к ней, он взял ее за

руку и переплел их пальцы. – Пианино всегда любило проявлять характер.

– Я не хотела… – начала она, но он ту же прервал ее, прижав два пальца к

ее губам.

– Так даже лучше, – пожав плечами, сказал он и притянул ее ближе, чтобы

их тела оказались прижатыми друг к другу. – Я ужасно хотел тебя поцеловать.

***

Воскресенье, казалось, будет тянуться бесконечно долго. Гэвин был на

работе, и Дэлайла тоже старалась чем-нибудь себя занять, но ее дом казался

маленьким, а родители были… повсюду. Она посмотрела телевизор, убралась в

комнате, расставила книги по размеру, потом переставила, но уже по цвету, наконец она решила расставить их по количеству смертей в каждой.

К вечеру ей уже было нечем отвлечься. Она хотела увидеться с ним снова, хотела видеть его улыбку, из-за которой все внутри переворачивалось, хотела