Украденное лицо, Моя юность прошла в Кабуле - Латифа

Вахид олицетворяет в моих глазах военную историю страны, ведь в нашей семье солдатом был именно он.

Вахид учился в лицее Анзари, потом в военной школе, которую окончил лучшим в своем выпуске, и получил назначение в подразделение президентской гвардии. Советские военные послали Вахида на фронт в район Мейдан-Шахра, чтобы он завершил военное образование. Брат пробыл там около трех недель. В то время самыми жаркими точками были Кандагар, Мейдан-Шахр и Вардак. Вернувшись домой, Вахид рассказал нам, что русские убивали гражданских у него на глазах, без всякого повода расстреливали детей и стариков! В некоторых деревнях женщины бросали в советских солдат камни, а те отвечали ударами прикладов. Этот опыт потряс Вахида, перевернул его душу, мама потом рассказывала, что, слушая его, она часто не могла сдержать слез. Каждый раз, когда Вахид возвращался на фронт, она печально говорила:

- Он отправляется туда, как на заклание...

За два года Вахид участвовал более чем в ста боевых операциях. Его неоднократно наказывали за ослушание, заставляя проводить несколько суток в маленькой, тесной и низкой палатке, стоящей на влажной холодной земле. Находясь внутри, приходилось сидеть на корточках или лежать, скрючившись в неудобной позе. Командир Вахида, полковник Хазрат, без устали говорил о том, как важна для Афганистана военная помощь СССР, и требовал беспрекословного выполнения приказов советских офицеров. Вахид же часто не подчинялся, дерзил инструкторам, повторяя: "В Афганистане достаточно людей и военных, мы можем сами справиться с нашими проблемами!" Однажды мы ничего не знали о Вахиде несколько недель; мама послала Дауда в казармы, и там ему сообщили, что нашего старшего брата приговорили к пяти месяцам тюрьмы за то, что он бросил чайник в голову своему полковнику. Потом Вахида перевели в другую часть, в Пагхман, на границу пояса безопасности к востоку от Кабула.

Как-то раз нашего отца посетил мулла из совета старейшин.

- Твой сын делает для нас большое дело, и я пришел поблагодарить тебя.

Когда Вахид, приехав в отпуск, надел национальную одежду и берет, папа, конечно, все понял, но все-таки спросил:

- За что благодарил меня этот мулла из Пагхмана?

И Вахид рассказал. Ему было поручено охранять один из участков пояса безопасности вокруг Кабула. После победы над советскими частями афганское сопротивление взяло под свой контроль практически все населенные пункты в сельской местности, а коммунистическое правительство Кабула из последних сил защищало крупные города, дороги и аэропорты. Сотни солдат стояли на позициях на холмах вокруг Кабула. Как правило, военные не разрешали крестьянам пересекать зону безопасности, чтобы купить провизию в Кабуле, а Вахид пропускал их. К несчастью, на него донесли в секретную службу, и его вызвал к себе генерал Фарух Якуби, человек номер два в КХАД. Брат с гордостью объяснил генералу, почему поступал именно так, а не иначе:

- В армии меня учили служить народу. Я пропускал в Кабул представителей народа. Если вы не согласны, замените меня вашим осведомителем!

Тогда Вахида не наказали. Наверное, его ответ смутил человека, провозглашавшего себя защитником народа... Но брат оказался на подозрении у всесильной секретной службы, созданной по образу и подобию советского КГБ.

В действительности Вахида привлекли к сотрудничеству люди из сопротивления: он был для них очень ценен как офицер, отвечающий за зону безопасности в районе Пагхмана.

За те два года, что Вахид провел на действующем фронте, его дважды посылали на военную базу во Фрунзе, в Киргизию. В конце каждой недели брат приезжал домой, снимал форму, надевал традиционный афганский костюм и отправлялся молиться в мечеть.

Однажды человек по имени Шангар, родственник президента Наджибуллы, живший в соседнем с нами доме, остановил Вахида на улице. Мне было девять лет, мы с родителями сидели на балконе и издалека наблюдали за их беседой, которая длилась два часа.

Отец был очень встревожен, он знал, что Шангар не только близкий к президенту человек, но и начальник отделения секретной службы.

Как только Вахид вернулся, мы засыпали его вопросами:

- Ну, что он тебе сказал?

- Чего он хотел?

- Ничего! Так, ерунда, ни к чему не обязывающий разговор... Не волнуйтесь!

Желая успокоить семью, Вахид не сказал ничего определенного, но потом он исчез, и мы долгих три недели не имели о нем никаких известий, полагая, что брата перевели в другое место и он просто не успел никого предупредить. К несчастью, дело обстояло иначе. Как-то однажды, жарким летним вечером, к нам тайно пришел солдат из его части, поговорил с Шакилой и быстро ушел. Как я ни приставала к сестре, она ничего мне не рассказала, только твердила:

- Нужно дождаться папу.

За ужином Шакила сообщила новость:

- Вахид в тюрьме.

Папа пришел в ярость, его возмутило, что никто из армейских не счел нужным оповестить его. Он позвонил одному своему знакомому - Хасиму, который работал в отделе кадров секретной службы, и они условились отправиться на поиски Вахида следующим же утром.

Командир Пагхманского гарнизона генерал Иса Хан сообщил им, что Вахид сидит в блоке № 2 тюрьмы в Пули-Чархи, где содержались политические заключенные. Мы были сражены. Ничего трагичнее в нашей семье не случалось... Вахид - политический узник русских!

Отец отправился в тюрьму, но в первый раз ему не дали разрешения на свидание. Охранник только согласился передать брату чистую одежду, забрать у него грязное белье и отдать отцу. В отвороте штанины Вахид спрятал записку, написанную на крошечном клочке бумаги: "Папа, я жив. Чтобы получить свидание, нужно разрешение министра безопасности. Вахид".

Почти месяц понадобился Хасиму, чтобы добыть разрешение, подписанное министром. О тюрьме в Пули-Чархи ходили жуткие слухи. Один из моих дядей, Мир Акбар, мамин брат, сидел в этой тюрьме в 70-х годах. Он рассказывал нам о пытках, которым его подвергали, мы видели страшные шрамы на спине, пальцы с вырванными ногтями... Здание тюрьмы ничем не напоминало построенную из кирпича и глины старую кабульскую тюрьму: это была настоящая неприступная крепость советского образца, сооруженная сразу после прихода к власти коммунистов.

Приехав на равнину, находившуюся в пятнадцати километрах от Кабула, мы издалека увидели огромное здание, окруженное такими толстыми стенами, что поверху запросто могла бы проехать машина. Перед воротами тюрьмы в длинной очереди стояли сотни человек, ждавших свидания с близкими. Я была потрясена до глубины души и все время спрашивала себя, за что столько людей держат взаперти.

В двухстах метрах от входа в двух бараках размещались полицейские, отвечавшие за проверку и обыск посетителей: в одном "работали" с женщинами, в другом - с мужчинами. После часа ожидания назвали наконец и нашу фамилию. Мы с мамой и сестрами вошли внутрь помещения, и женщина-служащая поставила каждой из нас на руку печать, с папой проделали то же в мужском бараке.

Нас обыскали и разрешили идти к огромным металлическим воротам, таким высоким, что мне пришлось отклониться назад, чтобы прочесть две надписи, которые их венчали: "Центральная тюрьма Демократической Республики Афганистан" и "Тюрьма, вторая школа переобучения".

Как следовало понимать слово "обучение"? Не знаю, чему можно научиться в тюрьме...

Каждый раз, когда мы приезжали на свидание с Вахидом, нам приходилось отстаивать длинную очередь, проходить унизительную процедуру "штампования" и обыска у всех шести металлических ворот тюрьмы. Охранники не только проверяли печати на коже, но и расписывались на руках посетителей. Когда папа доходил до конца длинного коридора, у него на руке красовались две печати и шесть росчерков.

После многочисленных проверок нас вывели во двор под открытым небом в самом центре огромного здания тюрьмы. Земля была влажной - ее поливали, чтобы прибить пыль. Охранник выкрикнул имя брата, и мы наконец встретились. Вахид расстелил на земле платок, мы сели. Я не могла оторвать глаз от брата, его длинной бороды, черной тюремной одежды. Все мы плакали, Вахид целовал руки родителям и умолял нас не горевать. На свидание было отпущено всего полчаса, и брат собирался сообщить нам важные вещи, но за нами наблюдал солдат, так что из осторожности Вахид рассказал только самое главное.

Его допрашивали, и ему необходим адвокат для суда. Пусть это будет наш дядя, Мир Акбар. Мне и сестрам Вахид велел всегда носить чадру и традиционные длинные платья - в таких мы приехали к нему на свидание. Против обыкновения, Шакила не стала спорить. На прощание брат обнял нас и прошептал:

- Не бойтесь, трое мужчин будут охранять дом, они защитят вас.

Брат отдал нам грязное белье, и мы уехали, так и не поняв, за что его посадили в тюрьму и кто те люди, что будут охранять нас.

Мой дядя был прокурором военного суда и во всех деталях знал армейский распорядок; кроме того, он сам сидел в тюрьме и помнил все правила тюремной жизни. Придя к нам, он сразу же спросил, где грязная одежда Вахида, взял пакет и нашел в складках брюк клочки бумаги. Брат написал, что просит дядю как можно скорее навестить его в тюрьме и что не хочет никакого другого адвоката. Такой способ общения ужасно удивил меня.