Интенсивная терапия. Истории о врачах, пациентах и о том, как их изменила пандемия - Гэвин Фрэнсис

решать, запрещать пациентам выходить из дома или нет. Всего через три дня СМИ сообщили о смерти от коронавируса еще трех итальянских врачей.

На следующий день после объявления локдауна я поехал на велосипеде в клинику, обмениваясь виноватыми взглядами со всеми, кто тоже был на улице. Работа была нашим алиби. Дорожные работы продолжались, и я проехал мимо двух домов, к которым строители делали пристройки, подумав о том, как кризис спровоцировал переоценку престижности разных профессий. Все поняли, насколько важны и полезны укладчики товара, мусорщики и санитары. Разумеется, все говорили и о важности врачей и медсестер, но эти профессии и раньше считались довольно престижными (исследования показывают, что люди больше доверяют не врачам, а медсестрам). Когда я возвращался домой, дорожных рабочих и строителей уже не было.

Отделение реанимации и интенсивной терапии Королевской больницы Эдинбурга было занято на 20 %. Мой друг, работавший там, сказал, что ожидается наплыв пациентов. Врачам общей практики разослали инструкцию о том, как оценить степень респираторного дистресс-синдрома на расстоянии от пациента: следовало наблюдать за движением грудной клетки во время дыхания и измерить уровень кислорода в крови. Метод измерения содержания кислорода в крови по телефону, когда пациент считает вслух на выдохе, сначала широко применялся врачами общей практики, но позднее от него отказались, поскольку он не был показательным в случаях коронавирусной пневмонии.

Среди больных коронавирусом пациентов, с которыми я созванивался в тот день, была женщина с агорафобией[18], которая заразилась COVID-19 на похоронах тети. Она жаловалась на головную боль, столь типичную для этой инфекции, сухой кашель, который не давал произнести больше нескольких слов, и сильную одышку по утрам (в течение дня ощущение нехватки воздуха отступало, и ночью она чувствовала себя нормально). Мы поговорили о том, что после стольких лет агорафобии и тревожности ей, как ни странно, стало лучше, когда всем запретили выходить из дома. Впервые за много лет она перестала принимать препараты. Другие мои пациенты, склонные к тревожности, тоже сообщили об испытанном облегчении: худшее уже произошло, и осознание этого подарило им неожиданное успокоение.

На той же неделе заболеваемость в Италии впервые пошла на спад, но в США число новых случаев только росло. Глава ВОЗ сказал, что первые 100 тысяч случаев были выявлены за месяц, вторые – за 11 дней, а третьи – всего за четыре дня. Очень скоро речь должна была пойти о миллионах случаев заболевания.

Министр здравоохранения написал, что благодаря открытию специализированных коронавирусных центров врачи общей практики скоро смогут вернуться к обычной работе. За этим письмом последовало сообщение от Национальной службы здравоохранения Лотиана, в котором говорилось об отчаянной потребности в волонтерах. Нас спрашивали, могли бы мы отказаться от части обычных обязанностей. Коронавирусный центр только открылся, и я записался на работу в нем по четвергам и воскресеньям, но теперь, когда закрылись школы, свободного времени было мало: когда я не был в клинике, проводил время дома с детьми. Многие коллеги не хотели становиться волонтерами, потому что это была работа ad hoc[19], и им не полагался оплачиваемый отпуск по болезни на случай, если они заразятся коронавирусом. Если бы они умерли от него, их семьям тоже не полагалось никаких льгот. В то же время мы старались оказать максимальную поддержку пациентам: если бы система общей практики рухнула, больницам стало бы гораздо сложнее справляться с ситуацией.

Первая неделя локдауна в Великобритании была утомительной. Мы оказались под гнетущей тяжестью страданий, причиненных пандемией. Последние несколько лет нам постоянно повторяли, что психическому здоровью необходимо уделять не меньше внимания, чем физическому, но внезапно оно отошло на второй план, поскольку все усилия были брошены на защиту физического здоровья наиболее уязвимых членов общества.

Через несколько дней, 25 марта, практически вся моя работа была связана с психическим здоровьем: люди сидели дома взаперти, наблюдая за тем, как накапливаются долги, а перспективы ускользают. Огромные слои экономики, связанные с досугом, путешествиями и туризмом, потерпели катастрофу.

Люди, находившиеся в изоляции, сожалели о том, что не смогли предвидеть, как будет развиваться ситуация, и не подготовились финансово.

Одной из проблем, с которыми столкнулись врачи общей практики, был наплыв пациентов с хроническими психическими заболеваниями, например, шизофренией. Это объяснялось тем, что их массово выписали из больниц, где они подолгу находились. Предполагалось, что вне больницы они будут подвержены меньшему риску, и в плане коронавируса это действительно было так. Однако психическое состояние этих людей было настолько нестабильным, что для безопасности их следовало держать в специализированных учреждениях. Меня спросили, приму ли я пациентку с шизофренией, которой требовались регулярные инъекции антипсихотических препаратов, сказав, что она точно будет ходить на уколы, поскольку в противном случае нарушит постановление суда.

Особенно страдали люди, для которых дом не был безопасным местом. Теперь они были вынуждены постоянно находиться под одной крышей с агрессивными или жестокими партнерами. Страдали приемные родители трудных детей, пары на грани развода, одинокие родители, которые едва справлялись со своими обязанностями. Каждую неделю я разговаривал с представителями этих категорий и параллельно принимал огромное количество звонков на тему того, кто из ключевых работников достаточно устойчив к вирусу, чтобы продолжать ходить на работу, а кто должен остаться дома. Одновременно с этим экономика извивалась, визжала и билась о стену коронавируса.

Выставочный центр ExCeL в Лондоне переоборудовали в больницу на четыре тысячи коек, а губернатор Нью-Йорка умолял прислать штату 30 тысяч аппаратов ИВЛ. Индия попыталась ввести режим самоизоляции для 1,3 миллиарда человек.

Моя подруга Полли работала учителем в Китае, но, когда в Ухане разразилась вспышка коронавируса, ее отправили обратно в Великобританию. Теперь она снова улетела в Шанхай, поскольку Китаю удалось взять эпидемию под контроль. Самолет был практически заполнен, но все пассажиры были в защитных костюмах и масках. На следующий день выдачу виз прекратили, а полеты отменили. Все работники шанхайского аэропорта были в полном защитном обмундировании. Подруга сказала, что им предоставляли гораздо более качественные средства индивидуальной защиты, чем британским медработникам. Из аэропорта она направилась в центр тестирования, организованный в спортивном зале, где все, кто был в самолете, сдали мазок на коронавирус. Все пассажиры ждали результатов шесть часов (в Шотландии мы получали результаты только через три-четыре дня), и поскольку тест моей подруги был отрицательным, ей позволили поехать домой (все, у кого он был положительным, отправились на карантин в специализированное государственное учреждение вместе с пациентами, которые сидели рядом). На дверь квартиры подруги прикрепили специальное устройство, следящее за соблюдением двухнедельного карантина, и дважды в день к ней приходил врач, чтобы измерить температуру.

– Все меня очень поддержали, – сказала она. – Люди в защитных костюмах доставляли еду и каждый день