Том 2. Стихотворения 1832-1841 - Михаил Лермонтов

Завещание («Наедине с тобою, брат…»)*

Наедине с тобою, брат,Хотел бы я побыть:На свете мало, говорят,Мне остается жить!Поедешь скоро ты домой:Смотри ж… Да что? моей судьбой,Сказать по правде, оченьНикто не озабочен.

А если спросит кто-нибудь…Ну, кто бы ни спросил,Скажи им, что навылет в грудьЯ пулей ранен был;Что умер честно за царя,Что плохи наши лекаря,И что родному краюПоклон я посылаю.

Отца и мать мою едва льЗастанешь ты в живых…Признаться, право, было б жальМне опечалить их;Но если кто из них и жив,Скажи, что я писать ленив,Что полк в поход послали,И чтоб меня не ждали.

Соседка есть у них одна…Как вспомнишь, как давноРасстались!.. Обо мне онаНе спросит… всё равно,Ты расскажи всю правду ей,Пустого сердца не жалей;Пускай она поплачет…Ей ничего не значит!

1841

Оправдание*

Когда одни воспоминаньяО заблуждениях страстей,На место славного названья,Твой друг оставит меж людей, —

И будет спать в земле безгласноТо сердце, где кипела кровь,Где так безумно, так напрасноС враждой боролася любовь, —

Когда пред общим приговоромТы смолкнешь, голову склоня,И будет для тебя позоромЛюбовь безгрешная твоя, —

Того, кто страстью и порокомЗатмил твои младые дни,Молю: язвительным упрекомТы в оный час не помяни.

Но пред судом толпы лукавойСкажи, что судит нас иной,И что прощать святое правоСтраданьем куплено тобой.

Родина*

Люблю отчизну я, но странною любовью! Не победит ее рассудок мой.  Ни слава, купленная кровью,Ни полный гордого доверия покой,Ни темной старины заветные преданьяНе шевелят во мне отрадного мечтанья./n  Но я люблю — за что, не знаю сам —  Ее степей холодное молчанье,  Ее лесов безбрежных колыханье,Разливы рек ее подобные морям;Проселочным путем люблю скакать в телегеИ, взором медленным пронзая ночи тень,Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,Дрожащие огни печальных деревень.   Люблю дымок спаленной жнивы,   В степи ночующий обоз,   И на холме средь желтой нивы   Чету белеющих берез.   С отрадой многим незнакомой   Я вижу полное гумно,   Избу, покрытую соломой,   С резными ставнями окно;   И в праздник, вечером росистым,   Смотреть до полночи готов   На пляску с топаньем и свистом   Под говор пьяных мужичков.

Эпиграмма («Под фирмой иностранной иноземец…»)*

Под фирмой иностранной иноземецНе утаил себя никак —Бранится пошло: ясно немец,Похвалит: видно, что поляк.

«На севере диком стоит одиноко…»*

На севере диком стоит одинокоНа голой вершине соснаИ дремлет качаясь, и снегом сыпучимОдета как ризой она.

И снится ей всё, что в пустыне далекой —В том крае, где солнца восход,Одна и грустна на утесе горючемПрекрасная пальма растет.

Любовь мертвеца*

Пускай холодною землею  Засыпан я,О друг! всегда, везде с тобою  Душа моя.Любви безумного томленья,  Жилец могил,В стране покоя и забвенья  Я не забыл.

Без страха в час последней муки  Покинув свет,Отрады ждал я от разлуки —  Разлуки нет.Я видел прелесть бестелесных,  И тосковал,Что образ твой в чертах небесных  Не узнавал.

Что мне сиянье божьей власти  И рай святой?Я перенес земные страсти  Туда с собой.Ласкаю я мечту родную  Везде одну;Желаю, плачу и ревную  Как встарину.

Коснется ль чуждое дыханье  Твоих ланит,Моя душа в немом страданье  Вся задрожит.Случится ль, шепчешь засыпая  Ты о другом,Твои слова текут пылая  По мне огнем.

Ты не должна любить другого,  Нет, не должна,Ты мертвецу, святыней слова,  Обручена.Увы, твой страх, твои моленья  К чему оне?Ты знаешь, мира и забвенья  Не надо мне!

Последнее новоселье*

Меж тем, как Франция, среди рукоплесканийИ кликов радостных, встречает хладный прахПогибшего давно среди немых страданий   В изгнаньи мрачном и в цепях;  Меж тем, как мир услужливой хвалоюВенчает позднего раскаянья порывИ вздорная толпа, довольная собою,   Гордится, прошлое забыв, —Негодованию и чувству дав свободу,Поняв тщеславие сих праздничных забот,Мне хочется сказать великому народу:   Ты жалкий и пустой народ!Ты жалок потому, что вера, слава, гений,Всё, всё великое, священное земли,С насмешкой глупою ребяческих сомнений   Тобой растоптано в пыли.Из славы сделал ты игрушку лицемерья,  Из вольности — орудье палача,И все заветные отцовские поверья   Ты им рубил, рубил сплеча, —Ты погибал… и он явился, с строгим взором.  Отмеченный божественным перстом,И признан за вождя всеобщим приговором,   И ваша жизнь слилася в нем, —И вы окрепли вновь в тени его державы,И мир трепещущий в безмолвии взиралНа ризу чудную могущества и славы,   Которой вас он одевал.Один, — он был везде, холодный, неизменный,Отец седых дружин, любимый сын молвы,В степях египетских, у стен покорной Вены,   В снегах пылающей Москвы.

А вы, что́ делали, скажите, в это время,Когда в полях чужих он гордо погибал?Вы потрясали власть избранную как бремя,   Точили в темноте кинжал!Среди последних битв, отчаянных усилий,В испуге не поняв позора своего,  Как женщина, ему вы изменили,  И, как рабы, вы предали его!  Лишенный прав и места гражданина,Разбитый свой венец он снял и бросил сам,И вам оставил он в залог родного сына —   Вы сына выдали врагам!Тогда, отяготив позорными цепями,Героя увезли от плачущих дружин,И на чужой скале, за синими морями,   Забытый, он угас один —  Один, замучен мщением бесплодным,  Безмолвною и гордою тоской,И, как простой солдат, в плаще своем походном   Зарыт наемною рукой…

Но годы протекли, и ветреное племяКричит: «Подайте нам священный этот прах!Он наш; его теперь, великой жатвы семя,  Зароем мы в спасенных им стенах!»И возвратился он на родину; безумно,Как прежде, вкруг него теснятся и бегут  И в пышный гроб, среди столицы шумной,   Остатки тленные кладут.Желанье позднее увенчано успехом!И краткий свой восторг сменив уже другим,Гуляя, топчет их с самодовольным смехом   Толпа, дрожавшая пред ним.

И грустно мне, когда подумаю, что ныне  Нарушена святая тишина  Вокруг того, кто ждал в своей пустынеТак жадно, столько лет — спокойствия и сна!И если дух вождя примчится на свиданьеС гробницей новою, где прах его лежит,   Какое в нем негодованье   При этом виде закипит!Как будет он жалеть, печалию томимый,О знойном острове, под небом дальних стран,Где сторожил его, как он непобедимый,   Как он великий, океан!

«Из-под таинственной холодной полумаски…»