Под созвездием Большого Пса. Полукровка - Анатолий Кольцов

Николай тем временем прошёл вниз по следу Палкана и в очередной раз поразился его необыкновенной находчивости и решительности.

От того места, где его застал выстрел, на снегу был виден огромный прыжок в сторону.

– Грамотно от выстрела уклонился, вот зверёныш. И пошёл ведь не от вспышки, а под скалу вне зоны обстрела. Вот партизан, живой, слава богу! Где же он теперь? Местность не знает, из села ни разу не выходил, где его искать теперь, вот незадача?

События для Николая рисовались в более или менее ясную картину. Среди всего этого вдруг раздался громкий и продолжительный свист с вершины холма. Следом за ним радостный крик.

– Есть барашек. Уложил ты его враз, он и не сдвинулся с места! – орал от радости Колька, как будто это была его добыча. К чести сказать, добыча между ними всегда была общая. Эхо доносило до Николая обрывки непонятных слов. Различить можно было только по-детски звонкий Колькин голос.

Домой охотники возвращались без особой радости, молча и без типичных для данной ситуации пересказов разных смешных эпизодов, частенько наскоро придуманных по ходу дела. Уж кто-кто, а Колька обязательно позубоскалил бы. Но эта охота удачей и не пахла. Через полчаса они подогнали тракторок к самым воротам Николаева двора, и дичь на плече хозяина скоренько перекочевала за ворота, в сам двор. Здесь, почти у самых ворот, Николай едва не наступил на своего блудного пса. Заметил его боковым зрением, запнулся, зашатался, едва не выронил добычу.

– Палкан, бродяга, – от неожиданности сдавленным голосом проговорил хозяин и сбросил с плеча тушу подстреленного сайгака. Тут же схватил в охапку растерянного Палкана. Радости обоих не было предела. Николай прижимал дезертира и прогульщика к себе, а тот радостно лизал его щетинистое лицо, как бы принося извинения за свою минутную слабость.

– Вот барбос непорядочный! – выругался позади этой парочки испереживавшийся Колька. Он чувствовал свою вину в произошедшем, а как поддержать друга, чем можно было помочь в сложившейся ситуации, не приходило ему на ум. Малоопытный и расстроенный, он мучился, но так и не смог придумать, что можно предпринять, а тут такое везение.

– Ты смотри, скорость-то у твоего Палкахи как у спортивного мотоцикла знаменитого Бориса Пахалина. Мы голову ломаем, где его искать, так сказать – «куды бечь». А он до дома подрулить успел, прохлаждается тут, «знать – ОХОТА – наплевать…», к своей миске торопился, наверное. Одно тебе после этого название: барбос-проходимец.

– Давай-ка заноси тушу, сейчас разделаем и на работу поедем. Василий там один мается, да и Евдоха твоя, наверное, порвать тебя готова. Я обещал ей к девяти на месте быть.

– Ладно, тушу так тушу. А может, и ентаго бродягу разделаем заодно. Уж очень он меня сегодня расстроил.

– Вали, обалдуй, на работу опаздываем. Ты меня тоже расстроил не меньше, что, может быть, и тебя сейчас разделать под дуб да под ясень? Дробью по сайгакам палить, вот чучело… ха-ха-ха!

От всего пережитого на Николая неожиданно напал смех. Это произошло, во-первых, из-за Колькиных промашек, во-вторых, из-за счастливого завершения этой необыкновенной охоты. Кольке в этот момент отчего-то не смеялось, и он, взвалив сайгака на своё плечо, пошёл в глубину двора.

В этот день печёнка для Палкана была совершенно невкусная, потому что он чувствовал, что виноват. Сегодня от страха он покинул своего хозяина, сбежал без приказа, за всё это ему было очень стыдно. Брезгливо сморщившись, он отошёл от миски и посмотрел на Кнопку, которая, проглотив свой кусок, с немым вопросом во взоре в упор смотрела на него и сладострастно облизывалась. Палкан отошёл в сторону, предоставив коллеге свободу выбора. Благодарная Кнопка не заставила себя упрашивать и в три прикуса справилась с поставленной задачей.

Забегая вперёд, скажу, что Палкан ещё один раз побывал на охоте, но это было и в последний раз. Николай однажды решил приучить его к звуку выстрелов. С этой целью, привязав на поводок, как всегда, к патронташу, вывел его в ближайшую к посёлку балку. Предварительно поговорил с Палканом, решил словами вразумить его, успокоить. Всё получилось лучше некуда. Палкан был абсолютно уравновешен, он очень спокойно наблюдал за приготовлениями Хозяина к стрельбе из двустволки. Поднял стрелок ружьё вверх и выстрелил один раз. Грохотом Палкана слегка придавило книзу. Он осунулся, прижал уши и пригнулся к земле, но бежать не пытался. К тому же поводок был привязан. Николай стрельнул второй раз, всё повторилось. Он взял нож и срезал поводок. Тут-то всё и решилось. Палкан, не спрашивая ни у кого разрешения, чесанул в сторону посёлка, только его и видели. Судя по всему, волчья натура взяла своё. Выстрелы для него были враждебны и казались опасными. Николай прекратил подобные опыты, потому что стало очевидно – Палкан пёс не охотничий.

2

Мужики, наскоро закончив свежевание туши сайгака, собрались ехать на работу.

Как и предполагал ранним утром Николай, день выдался пасмурным. Солнце к тому времени взошло, но сквозь облака просвечивать ему было лень. Вот так, трудясь ни шатко ни валко, еле-еле отсвечивая, катилось светило над ближайшими склонами холмов, не мешая лодырям досыпать ранние утренние часы.

Ехать… на работу… нужно… А что такое работа для этих двоих? Надо обязательно растолковать этот вопрос, потому что вся история, о которой я вам рассказываю, началась именно на их работе. Вернее, в том месте, где трудятся эти приятели и закадычные охотники. Так вот трудятся они на «свинокомплексе». Это значимое название объекту присвоено мной, по аналогу с нынешними крупными фермерскими хозяйствами и животноводческими комплексами. На этих предприятиях сегодня компьютеры учитывают привесы поголовья, затем назначают рационы и подсчитывают прибыли нынешних бизнесменов. В те давние времена всё было проще, а именно: рацион рассчитывался в умах двух человек – самого Николая и его товарища Василия Шуркина. В поселковом совхозном хозяйстве этот «комплекс» назывался «свиноферма», поэтому я предлагаю называть его именно так. Чтобы представить общую картину данного объекта, надо его немного обрисовать. Вот что он собой представлял.

На территории свинофермы размещались четыре длинных свинарника, это выстроенные из шлакоблоков коробки с добротной шиферной крышей. Стены с оконными проёмами, довольно гладкие и выбелены известью. Вся прилегающая территория фермы была аккуратно огорожена крепким, высотой в человеческий рост, забором из тех же шлакоблоков, только не белёных. Поверху заборной стены торчали устрашающе замурованные в кладку кованые пики, с остриями на концах. По этим пикам была подвязана колючая проволока, напоминавшая о недавних памятных всем временах в государстве. От всего этого стена приобретала вид крепостной. В общем мрачная на первый взгляд картина выглядела вполне симпатично для того времени: всё было бело-серого цвета, с прогрессивным освещением на окружающих забор столбах, с лампочками под зонтиками светильников.

В самом крайнем из свинарников размещался маточник. В нём зачинались, появлялись на свет и в присутствии их свиноматки подрастали маленькие поросята. Каждая из таких свиноматок располагалась в отдельных клетках. Там, на свежей подстилке из приятной колючей соломы, развалившись по-царски, она валялась на боку, а вокруг её сосков, постоянно перемещаясь, неотличимые, как карты одной колоды, суетились розовенькие поросята. Броуновское движение этой розоватой орды напоминало тасование той же карточной колоды. Самое смешное, что, находясь в постоянном движении, они ещё умудрялись полноценно поесть.

К примеру, если взять и попытаться, проявив необыкновенную сноровку, уследить, какое «мелкопятачковое» существо на каком месте было до того, как его там не стало, уверяю – никакой изобретательности ума на это не хватит. Как пчёлы в улье, снуют они туда-сюда, кувыркаются, отпихивают друг дружку, поддевают своими носиками обвисшие соски своей свиномамки и при этом все дружно чавкают, дружно чмокают, дружно похрюкивают и дружно повизгивают. Умиротворяющее зрелище, как на течение потока воды смотришь и отдыхаешь.

В этом же помещении, чуть дальше, за плотной перегородкой, отделяющей от этой идиллии, находятся ещё шесть отдельных клетей. В них размещаются хряки. Это полудикие на вид, огромного размера самцы. Их клетки срублены из мощного бруса, скреплены коваными скобами с крепкими засовами на дверках, и выглядят они устрашающе, как узилище убийц-рецидивистов под усиленной охраной. Но иногда случалось, что и эти, крепкие на вид, преграды не справлялись с напором мощных «мастодонтов». При появлении в коридоре между клетями случайных людей эти зверюги начинали нервничать. В своём истерическом порыве, с воплями, напоминающими грозный, отрывистый собачий лай, они поочерёдно бросаются в сторону нежелательного посетителя. Для непосвящённого человека впечатление бесподобное и очень страшное. Крупная щетинистая туша, напоминающая африканского носорога, с гиканьем рвётся в твою сторону и торчащими из пасти клыками скребёт брусчатые перегородки клети – каково?