Легенды о славном мичмане Егоркине - Виктор Белько

– Нет, Егоркин, встанешь в очередь! – мстительно прошипел боцман – Он извел мою последнюю заначку “аварийки”! Это ж такой дефицит, а он, гад… Короче, ищите себе нового “комода”! Если сейчас его поймаю – считай эту должность вакантной! – боцман уже раскраснелся и пошел пятнами, срываясь с места. Черт с ним, с британским-то юмором, но где я возьму теперь аварийки?! – тут он расстегнул свою тесноватую тропичку и проревел:

– Ну, одесская твоя морда, кто не спрятался – я не виноват! – и ловко и быстро слетел вниз по трапу – на поиски художника. Только напрасно! В это время над нами кружил вертолет, а Остросаблин с другого борта сигнального мостика показывал его пилотам большой плакат с лаконичной надписью: “2 : 0”.

– А подать мне сюда Егоркина вместе с его бандой! – прозвучал голос командира по трансляции. Команда, была, конечно, неуставная, нестандартная, но пришлось идти… Но вопреки вполне оправданным ожиданиям, нам объявили благодарность – за проявленную военную хитрость и смекалку.

– Я строг, но справедлив! – шутливо изрек командир.

“Правильно, правильно – хвали сам себя, а чтобы ругать – других завсегда хватит!” – ответил я, но это уже мысленно, где-то глубоко про себя. А командир вызвал к себе в салон командира группы электриков, боцмана и меня, достал из шкафа две бутылки вина, редкие деликатесные консервы. “Вот!”, – сказал он и обвел этот натюрморт рукой. “Дар подводников!” – лаконично пояснил свою щедрость.

Сам открыл бутылки, налил по большому стакану. “Молодцы, за вас, орлы! Не посрамили мои седины! – он отхлебнул для приличия немного из своего стакана. Мы выпили до дна и закусили.

– А теперь – спать! Шесть часов! – он сделал паузу и хмыкнул, закончив фразой из известного кинофильма: “Все, что могу!”. Вот скоро уже танкер долгожданный уже подойдет, зальемся, загрузимся и сразу снимаемся. Пойдем “Лосей” и прочую подводную шелупонь гонять. Скучно долго теперь не будет, вот это я обещаю, а вашу неуемную энергию вы впредь будете использовать исключительно в мирных, служебных целях!

Остросаблина боцман простил, но художник все равно еще долго обходил его по другому борту. А вдруг тот забудет о своей доброте в припадке плохого настроения? Вот так вот – знай наших! Командира наши сверхбдительные начальники хотели было привлечь за наше “хулиганство” (заложили, добрые люди, конечно), однако сам командир эскадры вступился: “Его “уголок”? Его! Вот и рисует что хочет! А если кому не нравится – так не у всех художественный вкус и чувство прекрасного развито! П-а-а-а-думаешь, эстеты! Зато поднял своему личному составу боевой дух, что и надо периодически делать, и не одними политзанятиями! А супостату нос так он вообще классически утер, долго их командир теперь будет страдать уязвленным самолюбием! Кто у нас служит? Народ! А народ он не всегда делает, говорит и поступает точно так, как пишут в газетах стилем социалистического реализма!” Про меня – ни слова, конечно, за все командир и отвечает, и получает! Но, если честно, я лавровый лист не люблю ни в супе, ни на голове!

Вот, значит, такой “футбол” у нас и получился! Эх, вроде я еще не старый, вот говорят часто – все еще впереди. Может быть, а вот моря и кораблей больше в моей жизни уже не будет! Разве только если во сне…

Егоркин и Хэллоуин по-кубански.

– Как-то раз, где-то уже в 90-х годах, выпал мне отпуск на осень – рассказывал Егоркин: – я не расстроился – летом, кстати, и у нас на Севере, очень не плохо, да! Но на родной Кубани осень – так и вообще – шик и блеск! Овощные базары там в это время полны! И арбузы, и виноград, и хурма – радуйся, душа! А она, душа, все же, где-то около желудка и вкусовых рецепторов, чтобы там не говорили! А что? Даже классики пишут: “после вкусного обеда … главный герой …находился в благодушном настроении”. Кстати, в это же самое время – в октябре – ноябре, начинают уже птицу бить, вино молодое подходит, чача из свежего виноградного жмыха и самогон из молодой, еще наполненной жизненными соками, пшеницы втихую гонится в достойных количествах. Народ в станицах ходит веселый, удовлетворенный после сбора богатого урожая щедрой кубанской земли… Свадьбы, опять же, играют, да еще какие, праздники семейные и церковные справляют станичники, да как песни поют… Эх, люблю Кубань, и если бы не Север да не флот, разве бы я с ней смог разлучиться? Давно бы уже вернулся бы, да уезжать от нас – как резать по живому. Тут все – и юность, и молодость, и – друзья. Да и дорогие сердцу могилы уже есть… Вот жена говорит – консервативный я, боюсь, мол, свою жизнь изменить. А чего спешить хорошее менять? А я вот ничего в этом плохого не вижу!

Да, так вот, приехал я тогда в свою станицу, в родительский дом, отдохнул, а потом прошелся по знакомым с детства улицам. Строго говоря, нет уже тех улиц, старенькие родовые казачьи дома-курени заменили добротные высокие домищи-замки, поприбавилось разных новых людей, беженцев из всяких горячих точек, и даже в станицах кавказцев стало больше, чем потомков казаков, да и вообще – славян Хоть, конечно, кто скажет каких только кровей в казаках-то нет? Даже одежда у нас была, кстати, не так уж и давно, как у горцев местных, как наиболее подходящая к местным условиям.

А тут вдруг, прямо посреди улицы, повстречал двух своих одноклассников, да еще с одним из них вместе и на службу призывались, и в морпехе, здесь, рядом, в Сателлите срочную служили. Обнялись, по плечам и спинам так настучали друг другу от радости, что синяки, наверное, были.

Короче, этот Михаил, а по школьному прозвищу Михей, пригласил нас отметить встречу у него во дворе, да еще обещал пригласить, по такому случаю, еще кое-кого из нашей “старой гвардии”. “Только ничего не покупай!” – строго предупредил меня здоровенный Михей: “Все уже есть, а чего не хватит – найдем, даже не выходя за забор!”. Он махнул мне рукой, сел на свою потрепанную “Ниву”, газанул с места и упылил по улице по своим важным делам.

В назначенное время я входил в дом, известный мне еще с далеких, сладкой памяти, школьных лет. Меня уже ждали – в дальнем углу двора тянулся в небо веселый светло – синий дымок. У костра сидел и колдовал над мясом мой друг детства Сашка, по прозвищу Интеллигент (за любовь к чтению), а ныне – инженер-механик колхоза. Он умело нанизывал на шампуры крупные, сочные куски мяса, окружая ломтями помидоров и “синеньких”, так у нас баклажаны зовут.. Вокруг остро пахло луком, чесноком, какой-то зеленью, специями. Были еще два старых друга детства, с ними мы когда-то входили в сборную по борьбе. Все они нашли себя на родной земле! Эх, недаром меня маманя попрекала: “Кровь цыганская!”, намекая на одну действующую легенду отцовского рода. Они неподдельно обрадовались моему появлению – хитрый Михей держал мой приезд в секрете. Сюрпризы делать он любил! От радости встречи в глотках заметно пересохло, и мы с удовольствием выпили отличного свежего пива, причем, местного колхозного производства, и мои мурманские рыбные вялено-копченые гостинцы оказались кстати. И вот тут уже никто и ничто не мешало нам отметить встречу старый друзей, как следует, как у нас положено.

Время летело быстро за дружескими разговорами – а помнишь, а помнишь… Словно и не было этих прожитых лет! Боже мой, даже страшновато, скольких уже лет! А меж друзей и ровесников груз этих лет как-то незаметно сполз с плеч, даже помолодели мои друзья на какие-то минуты, или мне показалось? А подо все это было довольно прилично уже выпито. А разве это грех в таком случае?

Меж тем, быстро темнело. Кто – то вдруг вспомнил, что сегодня бывший наш заокеанский супостат и вероятный противник справляет свой Хэллоуин. Фильмов – то мы про это насмотрелись в свое время достаточно! И тут, кстати, друзья и вспомнили, что в станице поселился какой-то фермер-канадец, предки которого давным-давно ушли вместе с Врангелем и поселились в Канаде. А его самого, после развала Союза, непреодолимо потянуло на родные земли. Ничего, трудится, старается, приживается, но уж очень всему удивляется! Да и местный диалект пока освоил как-то не очень Вежливый, здоровается, но сближаться не спешит! Как потом оказалось, он еще и сам всех удивляет… Но об этом – потом!

Мы выпили еще по одной, в бутылях – опустело, в головах – зашумело, и уже подумывали, что пора бы и завершать, или, наконец, перебираться в дом хозяина, но тут вдруг, из-за деревьев, прямо к нам двинулась какая-то тень. В неверном свете догорающего костра мы увидели поблескивающую черную фигуру, горящие глаза на уродливой морде, длинные светящиеся клыки, торчащие из краснеющей пасти!

Через разобранный просвет в старом плетне это чудище медленно входило, продираясь сквозь смородиновую изгородь, прямо к нам во двор. За его спиной угрожающе шевелились черные крылья. Дикий холод пробежал по моей спине. “У – у – у !” – завыло оно страшным голосом. “ Эх,… твою мать!” – в ответ на это хором вскричали мы. Затем дружно вскочили и побежали вглубь двора. Я, пятясь, прикрывал отход гражданского населения. А тупое Чудище решило, что мы кинулись наутек, и перешло на бодрую рысь, преследуя отступающих. Могло бы, между прочим, и не спешить, а подождать на месте. И дождаться! Мы, конечно, струхнули всерьез, но чтобы бросить свой двор, стол с выпивкой и закуской? Ага, прямо щас! Казак бьется за свой двор, как у последней черты! Нам просто нужно было оружие для сражения с нечистью. Всякий там чеснок, осина и святая вода и другие киносредства борьбы с демонами вылетели из наших голов. Нас влекло старое и испытанное подручное оружие – колы и дубины. Мы быстро добежали до кучи сучьев и стволов старых фруктовых деревьев, спиленных во время осенней чистки сада моим другом, и аккуратно сложенным им у сарая. Быстро расхватали их, выбрав себе оружие по силам и приготовились к активной обороне. Михей схватил приличный кусок ствола старой сухой груши (килограмм на двадцать), и попер в атаку – как Илья Муромец на Змея Горыныча, размахивая своей здоровенной увесистой палицей. Я же говорил, что чудище дождется? Короче, оно дождалось! Вот тут бы “вампиру” поганому и лечь на обратный курс, да дать полный форсаж с разворота, но он не понял, что его сейчас будут плющить в блинчик, как старое ржавое ведро. Кто-то сзади орал: “Вяжи эту падлу, щас к батюшке попрем, пусть он беса изгоняет, по специальности, блин, хоть раз поработает!”. А еще кто-то на бегу, по-деловому так, интересовался, сойдет ли абрикосовый кол в сердце гада, или за натуральной осиной куда надо сгонять? Михея обогнал неистовый сухощавый Артем, (вампиру очень повезло, как мы потом поняли!) и врезал своим тонковатым для этого дела суком по голове нечисти. Однако с разбегу не попал, и сук стукнул ему прямо по хребту. Видно великолепная чача уже сбила ему прицел в блоке наведения. Да еще спружинили крылья, смягчили удар и спасли вампиру позвоночник! А к месту уже радостно подлетали другие борцы с нечистью, станичные истребители вампиров. По советской привычке, желающие отмолотить сказочное чудище построились в очередь – между плодовых деревьев было тесновато. Наконец до вампира дошло, что дело плохо! Он заорал истошным голосом: “Ребьята, стойте! Это я, Эндрю! Праздник, джёок, шьютка, Хэллоуин!” – и дрожащими руками потащил с себя резиновую маску. Но не так быстро, как это бы надо. Интеллигент Сашка был уже рядом, кол свой он уже бросил, но с криком “Бей в глаз, не порти шкурку!”, прямым в голову свалил “вампира”, как кеглю. А кто-то уже на излете промахнулся и врезал ему ногой туда, где спина начинала называться как-то по-другому. Лежачего в наше время у нас не били, хотя желание такое прямо-таки перло из нас. Все тут побросали свое “оружие” и принялись изощренно материться. Вот теперь мы все жутко испугались! Ведь запросто могли бы убить человека, который сдуру решил их всех разыграть. Надо сказать, это ему удалось! Премию за творчество он уже получил. Артем орал: “Баранья твоя башка! А если бы мы трубы водопроводные похватали, которые Михей на огороде припас? За тебя, дятла, мы могли бы и срок получить по трем-четырем статьям сразу, да и тяжкий грех на себя принять, орясина импортная!”. Понятное дело, что выступление моего друга детства я привожу в переводе. Не с английского конечно, а с интенсивного русского матерного на более-менее приличный язык.