Солнце встает из-за Лувра - Лео Мале

– Тогда почему же, мадам?

– Я хотела вас изучить…

Она слабо улыбнулась. Морщинки побежали по лицу, столпились вокруг губ, им понравилось, и они остались там после того, как улыбка исчезла. Думаю, они и сейчас все еще там.

– Изучить… меня?

– Дело не в том, что я умею это делать, но в общем… Я хотела вас получше узнать, потому что… должна вам кое-что сказать, спросить вас. Я не хотела бы и не могла это сделать в присутствии Одетты… Я знала, что она не пойдет за вами в мастерскую, она ей отвратительна. И также не могла сделать этого в присутствии рабочих… Но мне надо решиться…

Ее рука все еще лежала на моем плече, и пальцы начали нервно теребить ткань моей куртки.

– Может быть, я ошибаюсь, но вы кажетесь мне таким искренним…

Она перевела дыхание.

– Я беспокоюсь, месье.

Под моей левой ногой затрещала ступенька. Я переменил положение и оперся на перила. Мадам Жакье занимала доминирующую позицию, но она не казалась опасной.

– Беспокоитесь?

– Да.

Я улыбнулся.

– Осмелюсь сказать, что это кстати. Снимать беспокойство – моя профессия.

– Ах так? Ну, а поточнее… я… да, а что у вас за профессия?

– Я вам скажу потом.

– Ну, естественно,– вздохнула она.

«Профессия, в которой стыдно признаться», наверное, подумала она.

Я почувствовал, как ее пальцы сжались.

– Как раз то, чего я боялась.

Она улыбнулась.

– Вы снимаете беспокойство. Утешаете. Значит, вы профессиональный утешитель!

– Можно сказать и так.

– И утешаете Одетту?

– Что вы под этим подразумеваете?

Эта чертова историческая обстановка! В наше время она заставляет меня употреблять обороты речи Великого Столетия!

– Умоляю вас, не смейтесь надо мной,– сказала она.– Вы все прекрасно понимаете.

– Я не совсем уверен. Вы хотите сказать… что я с ней сплю?

Это звучало не так элегантно, как предыдущая фраза, но все же лучше, чем «я ее поимел» или другое эквивалентное выражение.

– Это не тот случай?

– Господи, конечно, нет! – продолжал защищаться я с пылом, пожалуй, даже несколько оскорбительным для пре красной блондинки, но я был убит подозрениями королевы-матери.– Господи, конечно, нет! Что заставило вас так подумать?

Она не ответила. Я продолжал:

– И это все ваши беспокойства?

– Да.

– Они необоснованны, уверяю вас.

Она устало усмехнулась и убрала руку с моего плеча.

– Может быть, я беспокоюсь уже слишком поздно. Вы клянетесь мне, что…

– Клянусь.

Она вздохнула, ничуть не убежденная.

Мой голос звучал искренне (и недаром), но кроме искренних интонаций, я ничего больше предложить не мог. Совершенно очевидно, что этого было недостаточно. Черт побери! Ведь не вызывать же сюда врача! Впрочем, медицинский осмотр тоже ничего не решит. Все участники невинность свою давно потеряли.

– Не стоит больше возвращаться к прошлому,– продолжала мадам Жакье, как бы для самой себя,– но я могу еще позаботиться о будущем. Моя плавильня не особенно процветает, и практически я Одетте ничего не оставлю. Она помолвлена с одним из самых богатых наследников Марэ. Сын фабриканта игрушек для всяких фокусов и шуток…

Она засмеялась ломаным, горьким смехом.

– Ну скажите: разве это не похоже на историю сумасшедших? Да ладно, нет на свете дурных профессий, как вы говорите.

Я молча согласился.

– Нельзя, чтобы Одетта по неосторожности разрушила эту женитьбу. Жан по характеру весьма ревнив, и… когда я увидела, как вы выходите вместе из такси, в первый момент я ничего не подумала, потому что я очень легкомысленна, но… мало-помалу начала осознавать опасность…

Легкомысленная? Это точно. Но это не мешает материнским чувствам. Было тяжело смотреть на эту женщину, размалеванную, как кукла, портящую себе кровь из-за будущего своей дочери, трогательно и бесстыдно раскрывающую передо мной свою душу. Я ухватился за один аргумент, который показался мне неотразимым.

– Нет абсолютно ничего такого, что могло бы вызвать у вас подозрения,– сказал я,– наоборот, если бы между мной и вашей дочерью что-нибудь было, я бы с ней вместе не поехал, подумайте сами!

Поначалу это произвело кое-какое действие. Однако она заметила:

– Вы остановились далеко от дома.

– Из-за уличной пробки.

Мне уже начинало надоедать защищаться. Я не адвокат.

– …Поверьте, мадам,– произнес я решительно.– Мадемуазель Ларшо не является моей любовницей. Несколько лет тому назад я познакомился с ней, кажется, в Сен-Жермен де Пре, и в то время между нами ничего не было… Сегодня я случайно встретил ее возле моего офиса.

– Вашего офиса?

– Да, у меня есть офис в центре. Мы поболтали о том, о сем, потом взяли такси… Потому что я хотел видеть вас, мадам.

Она вытаращила глаза.

– Видеть меня?

Я улыбнулся.

– Представьте себе, что и мне хочется вас кое о чем спросить. Я с вами еще не был знаком, но из разговора с Одеттой мне стало ясно, что вы знали одного человека, который знал другого человека, о котором я хотел бы получить кое-какие сведения.

Одно время она была лишена дара речи, потом сказала:

– Это кажется мне немного сложным.

– Все очень просто. Я объяснюсь у вас, если вы разрешите.

– Ну хорошо, поднимемся,– сказала она, понимая, что затягивать до бесконечности дискуссию на лестнице ни к чему не приведет.– Извините меня, я… Я верю вам, месье. Извините, что напрасно вас заподозрила.

– Мне это было очень лестно.

И мы продолжили наше восхождение.

Одетта Ларшо ждала нас в огромной гостиной с очень высоким потолком. Что касается гармонии, то в коммерческой фирме этажом ниже вряд ли было хуже. Отнюдь не благородная мебель никак не сочеталась со скульптурами старой эпохи, еще сохранившимися в некоторых местах резными наличниками над дверями, а также с росписями на потолке. Кстати, некоторые из них требовали срочной реставрации, хотя бы для того, чтобы кусок лепнины, изображающий частицу зада мифической богини, не свалился вам прямо в бокал с коктейлем.

Чтобы сбить нетерпение и нервозность, девица выкурила не менее пачки сигарет. Пепельница – изделие семейной фабрики,– была полна окурков с пятнами губной помады. Она наверняка не могла отделаться от мысли, что в это время я выкладываю мамаше все ее похождения.

Машинально я пересчитал стаканы, стоявшие на хрустальном подносе вместе с маслинами, обещанной бутылкой аперитива и сигаретами. Стаканов было три. Следовательно, месье Жакье на пирушке присутствовать не будет. Меня это вполне устраивало. Он мне был не нужен. Хозяйка проследила за моим взглядом и, должно быть, угадала мои мысли.

– Мой муж в данный момент отсутствует,– сказала она раздраженным тоном,– садитесь, прошу вас.

Я удобно уселся в указанное мне кресло, в то время как Одетта разливала аперитив. Потом все взяли в руки стаканы и сидели молча, будто ждали какого-то события.

– Ну так вот,– сказал я,– послушайте, зачем я хотел вас повидать, мадам. Это касается одного человека… Самюэля Кабироля.

Мадам Жакье несколько резко поставила свой стакан на поднос.

– Чтобы никто больше не говорил мне об этом гнусном типе,– воскликнула она.

– Мне хочется поговорить не совсем о нем,– поправился я,– а о молодом человеке… который… гм… его обнаружил. Как я вам уже говорил, беседуя с мадемуазель, вашей дочерью, я узнал, что вы были знакомы с Кабиролем и…

Она перебила меня и, обращаясь к дочери, произнесла:

– Ты могла бы выбирать другие темы для бесед. Что вы хотите знать об этом человеке? Ну и денек сегодня!

Первая фраза была обращена к ее дочери, вторая – ко мне. Третья была обращена к ней самой.

– Денек? – спросил я.

– Да, инспектора полиции приходили сегодня после полудня и спрашивали меня о нем. Они тоже узнали, что мы были знакомы. Если это можно назвать знакомством. Он был друг, вернее сосед, по окопам моего мужа, первого мужа, месье Ларшо…

До чего же грязная штука, эта война. Она перемешивает все и вся. Приличные люди связываются черт знает с кем. Похоже на те ужасы, что вышли из-под кисти Гойи.

– С тех пор, как умер мой муж, мы виделись очень редко… Но какого дьявола вы… вы тоже интересуетесь этим человеком?

– Я интересуюсь прежде всего Морисом Баду.

– Морис Баду?

– Студентом, который обнаружил труп.

– Ну да, понятно. Но в каком качестве вы этим занимаетесь? Вы тоже из полиции?

– Частный сектор.

– Вы хотите сказать… частный детектив?

– Да, мадам.

Она нахмурила брови, потом широко раскрыла глаза, словно услышала что-то совершенно неожиданное.

– Теперь до меня дошло! – воскликнула она, ерзая на стуле.– Нестор Бюрма, не правда ли?

– Действительно, так меня зовут,– улыбнулся я.