Двуликий Янус - Яков Наумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут уж начинается чистейшая фантасмагория. Какой-то женский голос ответил, что профессора нет, уехал. А как он мог уехать? Куда?
Как нарочно, понадобились результаты последних опытов профессора Варламова. Решили вскрыть его сейф, а он, сейф… взломан. И… ничего там нет. Пусто. То есть всякие второстепенные записи лежат, но главного, главного — расчетов — нет. Исчезли!
— Скажите, — уточнил Скворецкий, — сейф оказался взломан или просто вскрыт? Ключом.
— Может быть, я неудачно выразился, но он именно вскрыт, дверца отперта. Следов взлома нет.
— Ключ имелся в одном экземпляре у профессора или был дубликат?
— Был и второй ключ, но тот хранится в секретной части. Возможность его использования исключена — он на месте.
— Вы не допускаете, что документы мог взять сам профессор Варламов? И никто другой. Ключ-то, выходит, был только у него, а сейф отперт. Ключом. Не взломан.
— Варламов? — возмутился директор. — Профессор Варламов? Да вы отдаете себе отчет, что говорите? Это же чудовищно! Это… Это… Это все равно как отец убил бы собственное детище.
— И все же, — спокойно, как бы размышляя вслух, сказал Кирилл Петрович, — исчезли документы и исчез профессор. Таковы факты. Факты бесспорные. Есть между этими двумя исчезновениями связь или ее нету? Боюсь, есть. Тем более ключ, ключ от сейфа… Есть над чем задуматься…
— Все это правда, — поспешно согласился директор, — но Петр Андреевич? Профессор Варламов? Нет, не верю. Не хочу верить.
В комнате наступила тягостная тишина. Первым ее нарушил Скворецкий:
— Хорошо, допустим, не Варламов. Мне тоже не хотелось бы его обвинять раньше времени, хотя… Подойдем с другой стороны. Скажите, вы полагаетесь на охрану? Она хорошо организована? Мог в институт проникнуть посторонний, воспользовавшись чужим пропуском, скажем, того же убитого? Евстафьева.
Директор пожал плечами:
— Охрана мне непосредственно не подчинена. Однако, возглавляя институт, такой институт, я не мог ею не интересоваться. На мой взгляд, поводов для беспокойства нет. До сегодняшнего дня, во всяком случае, не было, — поправился директор. — Постовые — народ грамотный, серьезный, службу несут исправно. Так, во всяком случае, мне кажется. Пропускной режим уж куда строже: пропуска проверяются не только снаружи, в проходной, но и при входе в здание и в отдельных помещениях. Правда, есть и одно «но»…
— Какое же?
— Институт новый, существует недавно, менее года. Сотрудников хоть и не так уж много, но порядочно. Что ни день, принимаем новых. Как уж тут запомнить друг друга, узнать в лицо? (Я исключаю ведущих работников — те между собой знакомы годами.) Отсюда следует, что попади любому постороннему институтский пропуск да замени он на нем фотокарточку владельца, — проникнуть в институт проще простого.
— Ну, не так уж просто, — возразил Скворецкий. — И не любому постороннему это под силу. Он, этот, как вы полагаете, «посторонний», чтобы воспользоваться даже идеально подделанным пропуском (а хорошо подделать документ, подменить фотографию — дело сложное, хитрое, требующее профессиональных навыков и умения), должен досконально знать ваши порядки, хотя бы вот то, что вы мне сейчас рассказали. Откуда постороннему это знать? Только от кого-либо из ваших сотрудников, которые, между прочим, обязаны никому не разглашать никаких сведений. Следовательно, ниточка тянется опять-таки в институт, к кому-то из его сотрудников.
— Логично, — согласился директор. — Вполне логично. Но кто же тогда, если вы подозреваете кого-либо из сотрудников института, кто?
— Пока я на этот вопрос не могу ответить. Подозревать? Нет, ни одно конкретное лицо я пока не подозреваю, не имею оснований. Будем искать.
— А документы? Как быть с документами Варламова? Да и сам он где? Куда девался?
— Ничего определенного сообщить вам пока не могу. Будем искать, — спокойно ответил Скворецкий.
— Не скажу, чтобы вы меня очень обрадовали… Могу я, по крайней мере, знать, что вы намерены предпринять? Как действовать?
— Прежде всего я хотел бы осмотреть место происшествия, комнату профессора Варламова, его сейф. Затем мне надо будет потолковать кое с кем из сотрудников института, и еще мне очень нужно, чтобы мне никто не мешал.
— Ага, понятно. И все же наркому вашему я позвоню, если не возражаете.
Скворецкий пожал плечами и поднялся:
— Тут я вам не советчик. Воля ваша…
Глава 7
В это утро Горюнов пришел в наркомат раньше Скворецкого и, не дожидаясь Кирилла Петровича, приступил к розыску Люды. Начал он с того, что установил, кому принадлежат номера телефонов К5-67-50, Е2-34-27 и Д1-23-16.
Оказалось, что первый телефон установлен в парикмахерской, второй — в кинотеатре и третий — в… зоопарке.
— Полагаю, Кирилл Петрович, что начнем с зоопарка, — серьезно говорил Виктор, едва Скворецкий появился в наркомате. — Думаю, что Люда — это… белая медведица, а?.. Нет, вероятно, это тюлень. Дама-тюлень или девица-тюлень. Звучит?
— Ладно, ладно, — ворчал Скворецкий, отмахиваясь от Виктора. — Умерь свою прыть. А зоопарк — что же? В зоопарке, между прочим, и люди работают. Там не только тюлени или белые медведи водятся…
— Почему тюлени? — продолжал шутить Горюнов. — Разве я сказал — тюлень? Нет. Люда — шимпанзе, определенно шимпанзе. Или эта… как ее?.. макака!.. Впрочем — нет! Змея! Очковая змея. Кобра!.. А что? Кобра — это звучит…
Скворецкий не дослушал, махнул рукой и поспешил к выходу: он торопился ехать в институт. А Виктор, вволю посмеявшись, все же отправился в зоопарк. Вероятность обнаружения Люды в зоопарке была сомнительной, но и этот вариант следовало проверить и сразу же исключить из розысков, если никого заслуживающего внимания там не обнаружится. Поэтому с зоопарка он и начал. Виктора мало смущало, что ни по одному из полученных телефонов не было, судя по всему, продавщицы, — Ната, определяя профессию Люды, могла и ошибиться. И Малявкин мог не сказать ей всей правды. Зато был кинотеатр, а в кино должна быть и билетерша. Вот если запись на томике Бальзака все же не телефон, тогда как? Тогда придется искать какие-то другие пути. Искать, искать, искать — таков удел чекиста. И — находить.
В зоопарке Горюнов быстро получил список сотрудников, находившихся в Москве. Женщина, по имени Людмила, в нем значилась, к счастью, единственная, других Людмил среди работников зоопарка не было, но… этой Людмиле перевалило за шестьдесят. Значит, отпадает.
Теперь все мысли Горюнова были прикованы к кинотеатру.