Город пропащих - Александр Граков

- Нет, лучше через чердак. Кто его знает, какие он приметы на входе оставил. Сразу поймет, что кто-то приходил. Да ты поглядывай, куда наступаешь. Следов бы не оставить.

По высокой траве они подошли к террасе. С пожарной бочки забрались на ее крышу, а потом, подтянувшись на веревке, перекинутой через перила балкончика, оказались прямо перед чердачным окном.

Михась достал из авоськи чемоданчик с инструментами, и Федор, немного повозившись, аккуратно вынул стекло.

- Артист, - восхищенно прошептал Михась. - Перчатки всегда с собой носишь?

Федор не удостоил его ответом, снял кроссовки и змеей проскользнул в душное нутро чердака. Пришлось открыть еще две двери, но Артюхов и это выполнил играючи. Замки были примитивные. Михась больше уже ничего не говорил ему.

Вот они на первом этаже. Включив фонарик, Михась огляделся. Допотопная добротная мебель, плетеное кресло-качалка в углу, по стенам сплошные книжные полки, несколько картин, фотографии в деревянных рамках.

- Теперь ты свое дело делай. - Федор присел на корточки в своей излюбленной позе старого, бывалого зека.

Михась покосился, но промолчал, осторожно вошел в соседнюю комнату. Вышел минут через пять, мягко ступая в одних носках. Еще раз оглядел комнату, высветив снопиком света каждый предмет. Затем приблизился к массивной этажерке, стоящей около кресла-качалки, и повозился там, вновь подсвечивая фонариком.

- Исчезаем, - сказал наконец.

И они тем же путем выбрались наружу, закрыв за собой двери и вставив назад стекло в слуховом окне.

Ефрем Борисович с трудом досидел вечер у Аджиева. С Еленой ему после бассейна больше вообще не удалось побыть наедине. Он хотел было уже откланяться после десяти, но Артур Нерсесович скроил обиженную мину. К тому же приехали еще двое его знакомых, один из которых, известный депутат Думы, говорливый и пустой человечишка (по мнению Раздольского), сразу после ужина предложил сыграть в бридж. Елена, попрощавшись, ушла к себе, и они засели за карты.

Раздольский играл рассеянно и делал много ошибок, раздражая партнеров. Его не покидало ощущение, что хозяин дома ждет чего-то. И это напряжение Артура Нерсесовича каким-то образом передавалось ему.

- Все, - наконец сказал он, окончательно запутавшись и вызвав на себя пренебрежительный монолог депутата. - Пора мне ехать. Час ночи.

Артур Нерсесович тоже взглянул на часы и перевел взгляд на Раздольского.

- А я думал, - говорит он, - мы посмотрим какой-нибудь фильмец. У меня есть один, потрясающий. С Катрин Денев. Вы не любите ее, Ефрем? Каскад светлых волос, безмятежный взгляд пустых, отсутствующих глаз... Я буквально отравлен ею...

- Нет-нет, - отчего-то пугается Раздольский. Вместо знаменитой Денев он мысленно видит Елену. Как будто ее портрет нарисовал Аджиев.

"Ах, падаль, - думает Артур Нерсесович. - Ты и не догадываешься, что тебя ждет".

...- Ну, что? - нетерпеливо спрашивает Аджиев, оглядывая Михася и Федора. - Поставили?

- Как в аптеке, - откликается Михась. Пережитое волнение все еще держит его в возбужденном состоянии. Федор, наоборот, абсолютно спокоен и невозмутим. Он жует жвачку и смотрит, полуприкрыв веки, на лимонного цвета абажур настольной лампы. За окнами светлеет. Они сидят в кабинете хозяина.

- Мы столкнулись с ним уже здесь, на выезде, у шоссе, - продолжает Михась. - С завтрашнего дня возьмем дом под наблюдение.

Аджиев молчит, и Федор понимает, что он ждет каких-то слов от него.

- Как он в деле? - хмуро кивает на Федора Артур Нерсесович.

Федор лишь усмехается.

- Да он - ас, - коротко отвечает Михась.

- Ну, иди, ты свободен, - отпускает его Аджиев. Они остаются вдвоем.

- Чего молчишь? - начинает злиться Артур Нерсесович. - Куда мотался? Клещами, что ли, тянуть? Ты ведь на службе.

- Пока дело не сделано, балабонить не люблю, - отрезает Артюхов. Ему неохота церемониться с хозяином. - Подумал, раз есть видеокассеты, значит, могли и на маг записать... Проверил кое-что. Но концы с концами не сходятся.

Глаза Аджиева вспыхивают.

- Мы все перетрясли.

Федор вспоминает разгром в Васькиной квартире и улыбается.

- Значит, не все...

Артур Нерсесович смотрит на него пристально:

- Ты не темни... Скажи, где искал?

- Если б нашел - сказал. И еще буду искать. Вы мне не мешайте только. А то знаю вас: "хвостов" понавешаете или сопровождение дадите. Лучший способ все дело завалить.

- Ты думаешь, что найдешь? - чуть не подпрыгивает в кресле Аджиев.

- Да разве можно с уверенностью сказать, блин... - Федор морщится. - Если такие кассеты в натуре есть, то, наверное, найду.

- Ты получишь хорошие деньги, Стреляный, - шепчет Артур Нерсесович, не сводя с Федора глаз.

Ефрем Борисович мается целый день на работе в фирме. Принимает партнера из Эстонии, которого прислал к нему Аджиев. Чопорный прибалт в малиновой "бабочке" действует на него отупляюще. Он не выспался, тревожится, что не появилась Елена. Телефонные звонки заставляют его вздрагивать. Наконец условия контракта составлены, и он остается один, отклонив предложение эстонца вместе пообедать.

Не дождавшись пяти часов, он срывается домой, прихватывает с собой Чарли, ротвейлера, и мчится на дачу. Он мечтает встретиться с Еленой, но не знает, как это организовать. Сколько изобретательности, денег и сил ушло на то, чтобы выстроить удар против Аджиева. Удастся ли снова обложить этого зверя? И сколько времени опять уйдет на это? А у Ефрема Борисовича уже больше нет мочи жить в отдалении от любимой женщины. Он предлагал ей просто уйти к нему, но Елена не соглашалась.

- Ты думаешь, он оставит нас в покое? - сказала она ему тогда. Да он разорит тебя, скомпрометирует, или ты попадешь в аварию, со мной или без меня - не важно. Но жизни нам не будет.

Да. Она была права. Только смерть может остановить Аджиева, и ничто другое. Лесной нарушил план, решил, видно, сорвать свой куш... И поплатился... Исчез и Василий Вульф, которого хорошо знал Ефрем Борисович еще со времен его единственной посадки. Собственно говоря, Василий-то и вывел его на "бригаду" Кости Лесного. Других таких тесных связей у Раздольского в уголовном мире не было, если не считать одного крупного воровского "авторитета", которого он защищал где-то в начале 80-х в бытность свою адвокатом. Еще шанс. Один маленький последний шансик. Не на помощь, нет, на совет. Он думал позвонить ему с дачи и прожил этот день в ожидании вечера.

Сначала его насторожил Чарли. Собака забегала вокруг дома, принюхиваясь к чему-то на земле, но потом успокоилась.

Ефрем Борисович потоптался подле террасы, тоже обошел дом. Входную дверь не отпирали. Это он точно знал. Тончайший волосок, приклеенный им на стыке створок, был цел. С некоторых пор он всегда делал так, когда уезжал надолго: оставлял крошечные, не заметные чужому глазу приметы. Зато всегда был уверен в том, что сразу обнаружит постороннее вторжение.

Раздольский открыл окна и ставни и внимательно оглядел свое жилище. Легкий налет еловых игл у черного входа тоже оставался не потревоженным. Он подошел к двери в спальню. И замер. Волоска на самом ее верху не было. Виднелся лишь его приклеенный кончик.

Ефрем Борисович осмотрел стол, стулья, качалку, передвинул все портреты и картины в большой комнате, затем по лестнице поднялся на второй этаж.

Открывали чердачную дверь. Собака урчала у его ног, и Ефрем Борисович с каким-то даже сожалением вставил ключ в замочную скважину.

Все, он болтается на крючке, а значит, и Елена, и самые худшие их опасения подтверждаются. Ясно, для чего побывали здесь тихие ночные гости: его поставили на "прослушку".

Для Ефрема Борисовича начиналась новая жизнь. Теперь он не свободен в каждом своем движении. "Жучки", слежка - все как в традиционном шпионском романе, обычные атрибуты борьбы, и ему вряд ли выйти из нее победителем. Если только не уехать, немедленно и навсегда. Сколько они мечтали с Еленой, что сделают это вместе, после того как... Не вышло...

Паника охватила Раздольского. Он ходил по даче, словно безумный, не обращая внимания на ластящуюся к нему голодную собаку, на звонки телефона. С большим трудом, наверное, через час ему удалось прийти в себя, и тогда он принялся за приготовление еды себе и псу.

Он знал, что ни в коем случае не должен сейчас уезжать отсюда. Это встревожило бы тех, кто поставил на него капкан. Его спасение - в спокойствии и выдержке. Раз Аджиев организовал "прослушку", у него нет достаточных доказательств их с Еленой заговора против него. Надо залечь на дно. Переломить себя и не встречаться больше с женщиной. В Конце концов, на карту брошена их жизнь. Стоило ли одно интимное свидание с любимой того, чтобы взлететь на воздух в машине или сгинуть с проломленным черепом в каком-нибудь подмосковном болоте?

"Свидания отменяются", - жестко сказал он себе. И он обязан убедить Елену затаиться.

Он понял, что придется разрабатывать другой план или начать все с чистой страницы: в иной стране и с новой женщиной. Однако на второе у него недоставало денег.