Волкодав - Мария Васильевна Семенова

спящему горло?.. Волкодав даже смутно припомнил, что у одного из велиморцев был-таки при себе маленький любимец. …Или просто подберётся ко входу и оставит на брёвнах полоски клейкого яда, убивающего даже сквозь одежду, даже сквозь толстые подошвы сапог?..

А может, человек этот вовсе ни в чём не виновен и просто ищет укромного местечка, недоступного порывам холодного ветра?

Волкодав посмотрел, как летели редкие снежинки, падавшие на брёвна. Нет, не то. Ветер дул совсем с другой стороны.

Венн вытянул нож из ножен, перехватил его для броска и стал ждать. Надо было, наверное, вскочить и попытаться взять убийцу живьём, но этого он себе сейчас позволить не мог. Едва затянувшиеся раны через два шага уложили бы его наповал. А закричишь, поднимешь тревогу – и поди попробуй потом что-нибудь докажи. Поклонники Смерти как раз и славились тем, что никто не мог заподозрить в них убийц, пока не поймал с поличным. Значит, оставалось только ждать. И молиться, чтобы не было слишком поздно.

Время тянулось медленно. Человек то придвигался к палатке ещё на вершок, то надолго замирал в неподвижности. Он тоже умел ждать. Волкодав не спускал с него глаз. Когда неизвестный оказался в полуаршине от угла палатки, из-под мехового одеяла появились руки и осторожно потянулись вперёд. Венн, которого убийца в этот момент видеть не мог, резко приподнялся и сел, и в морозном воздухе свистнул брошенный нож. Волкодав до последнего страшился расправиться с неповинным. Тяжёлый нож, способный расколоть череп, всего лишь пригвоздил к брёвнам одну из тянувшихся рук. И только услышав глухой звук втыкающегося лезвия, Волкодав закричал. Закричал во всё горло, зовя караульных. Он заранее знал, во что обойдётся ему резкое движение и этот крик. И точно. Под рёбра словно разом воткнулось несколько стрел, в глазах расплылась чернота. Но дело было сделано. Обнаруженный убийца уже вполовину не так страшен. А захочет оправдаться, пусть-ка объяснит, что он затевал посреди ночи возле палатки Дунгорма. Ведь не силой, в конце концов, Волкодав его туда затащил.

Испуганный Серко взвился на ноги. Волкодав потерял опору и тяжело повалился навзничь, сокрушённый приступом кашля.

Он смутно слышал шум всеобщего переполоха, топот, крики и ржание лошадей, а потом всплеск, словно в воду свалилось что-то тяжёлое. Позже, когда он отдышался, ему рассказали: подраненный им человек выдернул нож из брёвен и собственного тела и, не медля ни мгновения, перебежал на край плота, туда, где ближе был берег. Бросился в тёмную ночную воду и поплыл. Воины стреляли ему вслед, и кое-кто божился, будто слышал, как стрела втыкается в плоть. Но никто не мог с уверенностью сказать, что сталось с убийцей. Действительно ли его отыскали в темноте случайные стрелы, или отняла силы ледяная вода, или всё-таки встретил спасительный берег – осталось неизвестным.

Ещё некоторое время после этого Мыш с пронзительными воплями гонял по плоту небольшого зверька, гибкого и зубастого, уже одевшегося в белую зимнюю шубку. Ласка то пряталась, забиваясь в щели и под настил, то взвивалась пружиной, пытаясь достать крылатого недруга. Мыш не отваживался схватиться со свирепой маленькой хищницей, способной, как известно, забраться в ухо лосю и закусать его насмерть. Он просто неотступно висел у ласки над головой и истошно орал. Пока наконец та гибким прыжком не вскочила на крайнее бревно плота и не уплыла вслед за хозяином, по-змеиному извиваясь в чёрной воде, шершавой от падающего снега…

Люди на плоту ходили как потерянные. Особенно Дунгорм: ночной душегуб, как выяснилось, таился среди его велиморцев. Утром они недосчитались одного воина, далеко не новичка в отряде. Все его знали, все радовались весёлым побасенкам, которые он был великий мастер рассказывать. Все знали и его любимицу ласку. Кое-кто даже начал коситься на Волкодава. Но потом стали вспоминать пропавшего и вспомнили, что близкой дружбы, как бывает у воинов, с ним никто не водил. Никто не был с ним в бане: он всегда мылся один, объясняя это обычаем своего народа. А у ласки было страшноватое обыкновение ночью бегать по телам спящих, щекотать мордочкой шеи…

– Кому теперь доверять?.. – спрашивал Дунгорм, и голос его дрожал. Двуличие воина, которого он не первый год знал, потрясло благородного нарлака больше угрозы гибели. Даже больше, чем страшное испытание у Препоны, когда его собирались разорвать лошадьми.

Посовещавшись, велиморцы удалились в конец плота. Там они стали по очереди раздеваться догола. Товарищи осматривали скинувшего одежду от макушки до пят, разыскивая на теле тайный Знак Огня, вывернутый наизнанку. Ни у кого ничего не нашли.

Волкодав некоторое время хмуро бродил по плоту, потом подошёл к воительнице Эртан и попросил её:

– Ударь меня, пожалуйста, в живот кулаком. Только медленно.

И встал перед ней, для чего-то закрыв глаза. Эртан пожала плечами, кашлянула, и её кулак плавно устремился вверх и вперёд. Кулаки у вельхинки были, понятно, вдвое меньше мужских. Но, как утверждали успевшие их отведать, из-за своей малости они только били вдвое злей и больней. Волкодав, не открывая глаз, повернулся на носках, пропуская руку девушки мимо себя. Левая ладонь догнала сжатый кулак Эртан и обхватила его. Волкодав отшагнул в сторону и повернул пойманное запястье к себе.

– Ах ты!.. – восхитилась предводительница, изворачиваясь и падая на колено. – Это опять твоё… как там называл?

– Кан-киро, – напомнил Волкодав. – Да правит миром любовь.

– Такой любви… хм! – проворчала Эртан.

Она казалась венну самим воплощением женственности. Такими его народ видел своих Богинь. Женская мощь и женская нежность. Грозная удаль и влекущая красота.

– Не торопился бы ты, – посоветовала Эртан. – Поправься сперва.

Волкодав ответил:

– Станет он ждать, пока я поправлюсь.

– Он, это кто? – спросила воительница.

Волкодав прямо посмотрел ей в глаза и сказал:

– Лучезар. Кому ещё.

– Ты думаешь, он тебя?..

– Может, и нет, – вздохнул венн. – Но надо же знать, на что я нынче гожусь.

Эртан нахмурилась. Волкодав знал: она была не болтлива. Она только спросила:

– А глаза жмурил зачем?

Венн пожал плечами, вернее, одним левым плечом, потому что правым шевелить было больно.

– Это так, – сказал он. – Просто на случай, если вдруг ослепну, как Декша. Меня с моей разбойничьей рожей в тестомесы вряд ли возьмут.

В ту ночь, в глухой час, мимо плотов пронеслись развалины Людоедова замка. Ещё через несколько суток снег по берегам стал пропадать, а в воздухе повеяло морем. И вот на рассвете по левую руку ненадолго открылась знакомая заводь, а за нею, над бережком, – поляна посреди соснового леса. Здесь невозвратным солнечным летом кнесинка училась себя защищать. Нынче