Разрыв франко-русского союза - Альберт Вандаль

Слева тотчас же натолкнулись на вторую реку – Вилию, которая, пройдя через Вильну и длинным обходом приблизившись к Неману, вливается в него ниже Ковны. Необходимо было переправиться через этот приток и узнать, что происходит за ним, дабы избежать неожиданного нападения неприятеля на наш фланг в то время, когда главные силы армии пойдут на Вильну. 13-му полку армейской пехоты поручено было найти в присутствии самого императора брод. Так как поиски продолжались довольно долго, то командовавший полком полковник Гюгенек, потеряв терпение, вызвал охотников переплыть реку и произвести рекогносцировку противоположного берега. На этот вызов выступили из рядов триста солдат и горячо взялись за выполнение опасного дела. Их удача родит зависть; смелость делается заразительной. На берегу Вилии стояло несколько французских и польских кавалеристов. Присутствие императора вызывает в них желание отличиться, кружит им головы, доводит до безумной отваги; еще несколько минут – и все всадники с лошадьми, оружием, в полной амуниции бросаются в воду, стараясь добраться до правого берега. Быстрое, стремительное течение увлекает и крутит их. Многие из этих несчастных с трудом борются с бурным потоком; скоро они выбиваются из сил, предаются на волю Божию, и, наконец, потеряв всякую надежду на спасение, но с сознанием исполненного долга, кричат в последний раз: “Да здравствует император!” и погружаются в пучину. При виде этого несчастья полковник Гюгенек поддается велениям своего мужественного сердца. Не снимая блестящего мундира, он дает шпоры коню, направляет его в реку и бросается на помощь всадникам. Ему посчастливилось схватить одного из них и с торжеством доставить на крутой берег. Однако его подвиг не заслуживает одобрения. Император встречает его холодно. Он находит, что его поступок, достойный похвалы в частном человеке, не достоин стоящего перед неприятелем начальника части, который имеет право жертвовать своей жизнью только ради родины. Озаботившись лично о мерах к спасению кавалеристов, из которых погиб только один, он осыпал упреками полковника за его доблестный и человеколюбивый порыв, называя его напрасной тратой геройства.[610]

Отдав приказание перебросить мост через Вилию и переправить на ту сторону дивизию Леграна с несколькими кавалерийскими полками для выслеживания и наблюдения за неприятельскими отрядами, замеченными в этом направлении, он кончает день в Ковне, остановившись в монастыре, в гостях у монахов. Отсюда он торопит с подвозом провианта, устраивает разведочную службу, увеличивает, меры предосторожности для обеспечения левого крыла, ускоряет общее движение и переправу войск, которые по трем мостам непрерывно идут с левого берега до Немана.

В этом месте вторжение идет безостановочно, нескончаемо, корпус за корпусом. После семидесяти пяти тысяч Даву, после двадцати тысяч кавалеристов Мюрата, после гвардии идут двадцать тысяч солдат Удино – третий корпус в полном составе. На смену этих масс : прибывают другие. Сперва три дивизии Нея. Идя из более отдаленных мест, они усиленными переходами догоняют армию. После них подходят еще войска – новые авангарды, новые штабы, новые плотно сомкнутые к ряды колонн. Всюду пестрота мундиров и необычайное разнообразие народностей. Легкая конница баварцев и саксонцев смешалась с нашими кирасирами; поляки распределены по всем кавалерийским корпусам; бригады Гессена и Бадена представляют Германию в составе императорской гвардии; затем развернутый в бригаду голландский полк, пополненный корсиканскими, флорентийскими и римскими рекрутами, вюртембержская пехота, замкнутая между двумя французскими дивизиями. Несмотря на стечение народов и на загромождение местности, операция продолжается в том же порядке, с тем же рвением. Между тем, вслед за великолепным утром, за благодетельной утренней прохладой наступила убийственная жара. Небо начало заволакиваться; по потемневшему горизонту пошли гулять багровые отблески, засверкала молния. Вскоре разразилась гроза, и ураган с проливным дождем обрушился на наши батальоны. Они встретили его, не дрогнув. “Эта бесполезная ярость неба против земли”[611] представляла чудную картину, – пишет в своих воспоминаниях один гвардейский офицер, фанатичный поклонник императора. Впрочем, гроза скоро прошла; первое испытание было непродолжительно. Переправа ни на минуту не была прервана, и войска всех родов оружия без остановки проходили по прочно наведенным мостам. Она продолжалась в течение сорока восьми часов, 24-е и 25-е, день и ночь. 26-го пришли к реке кирасиры и драгуны Груши, которыми и завершился весь наличный состав войск, переведенный самим императором на правый берег.[612]

При вступлении на неприятельскую землю каждый корпус получал свое направление и шел к указанному ему более или менее далекому посту. Начались усиленные, трудные, установленные по воле императора переходы при такой удушливой влажной жаре, которая заставляла наших ветеранов жалеть о знойной Испании. Иногда, чтобы забыть о своей усталости, войска принимались петь. Полковой запевала начинал какую-нибудь народную песню, какой-нибудь популярный куплет, а пехотинцы хором подхватывали припев, ритм которого подбадривал их и облегчал движение. Старинные песни наших провинций – бретонские, провансальские, пикардийские, нормандские, то грустные, то веселые, то восторженные, то заунывные, служили нашим ссыльным солдатам как бы вестью с родины, как бы воспоминанием о семейном очаге, и неслись вместе с ними в эти далекие края, где никогда не видали людей с Запада. Эти люди покорно двигались вперед; они доверчиво шли на Север, к неизвестному будущему, и с удивлением присматривались и к почве, столь не похожей на наши веселые поля, и к бесплодной, немой, холмистой и все-таки однообразной местности, где точь-в-точь повторялись одни и те же рельефы, где с неизменным однообразием следовали одна за другой все те же картины; они с удивлением смотрели на страну, которой нет конца и где все так похоже одно на другое. Люди шли то по топкой грязи, то по пыльным дорогам, проходили по унылым березовым и буковым лесам, карабкались по песчаным холмам. Начался поход, продолжительность которого не поддавалась никакому определению; Россия засасывала наши колонны в свои бездонные пучины.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРИБЫТИЕ В ВИЛЬНУ

ПОСЛЕДНИЕ ПЕРЕГОВОРЫ

Военный совет Александра. – Разноголосица. – Поездки по окрестностям Вильны. – Влияние Александра на женщин. – Праздник 24 июня; дурное предзнаменование. – Известие о вторжении неприятеля приходит к царю во время бала; невозмутимое спокойствие Александра. – Рок и Промысел Божий. – Инстинктивное отступление. – Миссия Балашова. – Предложение примирения in extremis; причины и истинная цель этого шага. – Балашов на аванпостах. – Встреча с неаполитанским королем. – Прием Даву. – Наполеон хочет принять русского посла только на другой день после победы. – Он узнает об отступлении русских. – Его разочарование. – Он ускоренным маршем отправляет свою армию на Вильну. – Первые признаки разложения армии. – Вступление Наполеона в Вильну; ледяной прием; пожар магазинов. – Запоздалые, принудительные овации. – Император упорно хватается за надежду отрезать и захватить в плен часть русских войск. – Непрерывные грозы; стихии ополчаются против нас. – Жертвы грозы. – Неприятель ускользает и испаряется. – Неоправдавшаяся радость. – Колонна Дорохова в большой опасности: ее исчезновение. – Неудачное начало кампании. – Холодное отношение литовцев. – Наполеон решает принять Балашова. – Продолжительный и достопримечательный разговор с Балашовым. Жесткие речи. – Цель императора – заставить Александра дрожать за свою личную безопасность и довести его до быстрой сдачи. – Балашов за императорским столом. – Знаменитые ответы. – Оскорбительные слова Наполеона Коленкуру; решительный отпор. – Отъезд Балашова. – Протест Коленкура; просьба об отставке. – Терпение императора: каким образом прекращает он сцену. – Окончательное прекращение всяких отношений между императорами. – Война наступает непосредственно за разрывом