СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 1 - Клод Фаррер

— Вы наметили что-нибудь подходящее?

— Нет, я ничего не нашел; на всем протяжении от Иеникея до Буюк-Дере нет ни одной подходящей виллы. Большая часть из них до того отвратительны, что я не снял бы их ни за что: я боюсь заразиться там каким-нибудь хроническим кошмаром. Здесь, на европейском берегу, слишком уж свирепствует современный стиль.

— Да. А на азиатском берегу?

— На азиатском?

Я изумился: там живут, кажется, одни лишь турки, и нет ни одного дома, в котором мог бы поселиться европеец. По крайней мере, так думают во всех посольствах.

— Ба! — рассмеялся Мехмед. — Не волнуйтесь из-за такого пустяка. По душе ли вам маленькая мусульманская хижина, висящая над Босфором? Дом, в каком в свое время жил ваш Пьер Лоти… Прекрасный, кстати, писатель!

— Еще бы не по душе!

— Хорошо. До свиданья. Я вам на днях напишу.

И вот вчера увешанный револьверами и ятаганами кавас (надо ведь следовать моде) с церемонной важностью подал мне письмо:

«Господин полковник!

У вас теперь свой каик. Он ждет вас у пристани Топ-Ханэ, ближайшей к улице Бруссы. Вам нужно только накануне вечером отдать гребцам ваши распоряжения на утро. Это — двухвесельный каик. Я выбрал такой нарочно, потому что двухвесельный каик может везде проскользнуть незамеченным. А трехвесельные редки и бросаются в глаза.

Ваши каикджи — албанцы, как и мои; одного из них зовут Османом, другого — Арифом. При всех обстоятельствах можете считать, что они глухи и немы. Они скорее позволят себя казнить, чем выдадут ваши тайны кому-либо, даже полиции, даже мне. Можете им вполне доверять. Албанцы — народ верный.

У вас также имеется собственный дом. Завтра же ваш каик может вас туда отвезти. Он находится в Азии, в Беикосе, на Босфоре, в нижней части деревни, и, следовательно, как раз против вашего посольства. Я позволил себе разложить там несколько старых ковров, которые загромождали мой конак в Пени махалли.

Каикджи будут у вас на жалованье. Дом я снял от вашего имени за двадцать турецких ливров в год. Что касается каика, это — подарок, который прошу благосклонно принять от меня на память о Сладких Водах Азии.

У меня чудесный каик, весь из лакированного дерева, с широкой черной каймой — точь-в-точь, как у леди Фалклэнд. Мой домик стоит в живописном ряду маленьких лачуг, тесно прижавшихся друг к другу. В него можно попасть через площадку с лестницей, три ступеньки которой спускаются в Босфор, и через ворота, ведущие в садик. В нижнем этаже две небольшие комнаты, а наверху — три совсем маленькие. Ковры Мехмед-паши великолепно их украшают. Под сваями в каик-ханэ можно поместить одну-две лодки. Окна до половины заделаны ясеневыми ставнями, как того требует мусульманская стыдливость. Мои соседи справа и слева — два славных старых длиннобородых турка, из которых один — имам в мечети. Все это вместе создает прекрасное целое, и я от души жалею тех, кто живет в европейских харчевнях там, на том берегу, или в ужасных виллах в «современном стиле».

XIII

Четверг, 15 сентября.

Вчера вечером я обедал в Буюк-Дере у русского военного атташе и, конечно, ночевал в своем домике в Беикосе. Сегодня я из окна любовался утренним Босфором, свежим и чистым, точно акварель, и вдруг убедился в том, что большой дом, замеченный мною «там», позади небольшого парка, окаймляющего берег, не что другое, как жилище сэра Арчибальда Фалклэнда.

«Там» Канлиджа. От Канлиджи до Беикоса азиатский берег огибает широкий залив, заканчивающийся двумя мысами. Мой дом — на мысе Беикос, дом баронета — на мысе Канлиджа.

Из моего окна фасад этого дома кажется очень далеким и фиолетовым; он наполовину скрыт за группой кедров. Решетка сада купается в воде. В конце ограды маленький одинокий павильон, точно шахнишир, стоит над Босфором…

— Осман! Caik dokouz saat!

Это единственное, что я умею сказать по-турецки. «Осман, каик к девяти часам» (разумеется, по здешнему времени). Мои каикджи ночуют под моим кровом в те ночи, когда я в Беикосе.

Я сегодня же поеду в Канлиджу.

Девять часов по турецкому времени — по-нашему это половина четвертого. Несколько рано для визита. Но ведь мы на даче!

Ограда Фалклэндов посредине прорезана широко раскрытой калиткой. В воду спускаются мостки для причала. Справа я вижу павильон, выступающий, точно шахнишир. У него довольно заброшенный вид.

Я прохожу через сад. Ага, вот кедры, которые видны из Беикоса. Дом приличный. Это нечто вроде старинного турецкого дворца из дерева, несколько источенного червями. Но у этих старых, простых и просторных жилищ, право, величественный вид. Входишь туда, точно в сарай. Ни постучать, ни позвонить не во что. Я толкаю дверь, она подается…

Но в этом сарае живут. А вот и ливрея: красный кавас Сладких Вод, если не ошибаюсь.

— Леди Фалклэнд дома?

Он молча склоняет голову. На языке левантинской мимики это значит: «да». Он проходит вперед и ведет меня. Я — в гостиной, еще более просторной, чем моя на улице Бруссы; и более красивой также. Вся стена увешана иоргесскими коврами, на которые так же приятно смотреть, как на старинные пастели…

Гостиная пуста. Я жду. Эти иоргесы — настоящее чудо. Особенно один. У него какой-то нежный и живой оттенок, о котором нельзя сказать: зеленый он или желтый; таков именно цвет песка на дне пруда, под водой; а отдельные пятна на нем подобны плавучим ирисам.

— Здравствуйте!

Я вздрогнул и обернулся. Но… это была не леди Фалклэнд!

— Я очень рада с вами познакомиться. Мой кузен мне много о вас говорил. Я — леди Эдит.

Ага, кузина! Да, я представлял ее себе именно такой: длинная, тонкая, худая, белая, как перламутр; только на скулах пробивается немного розовой английской крови. Лицо любопытное: черты резкие, почти жесткие, создают контраст с нежным цветом кожи. Глаза хороши, хотя не в моем вкусе — слишком серые; рот великолепно очерчен, но края сухих и бледных губ опущены. Где я видел этот резкий подбородок, холодный взгляд и светлые волосы, гладко обтягивающие голову? Ах, это — портрет Сельватико в Милане…

— Как любезно с вашей стороны зайти меня навестить. Ведь Пера очень далеко отсюда…

«Ее» навестить? Что это — с умыслом? И, как будто нарочно, ни слова не говорит о кузине… Но ведь я спросил леди Фалклэнд. Что же там выдумал этот кавас?

Я принуждаю себя подавать вежливые и сдержанные реплики. Быть вполне любезным, нет! Прежде всего, мне не нравится эта узурпация, а потом и сама узурпаторша… Я нахожу слишком современной для себя эту невесту до развода…