Дэниел Мартин - Джон Фаулз

Дэну пришлось объяснить ситуацию: Джейн совсем недавно овдовела… её муж действительно преподавал в Оксфорде. Старик выразил свои сожаления. Философия — благородная наука, в юные годы он и сам подумывал заняться изучением философии. Слово «благородная» в применении к философии заставило их обоих заподозрить, что представления учёного об этой науке весьма старомодны, однако их, хоть и опосредованный, университетский статус дал ему возможность перейти от настороженной вежливости к большей открытости. Пока они, прогуливаясь, приближались к пристани, он рассказал им кое-что о себе.

Он не из тех археологов, что занимаются раскопками: его область — экономика Древнего Египта. Пять лет назад он перенёс инфаркт и оставил преподавание в Лейпцигском университете; теперь он живёт в Каире на положении «заслуженного профессора в отставке» и занимается разысканием древних папирусов, имеющих отношение к его области исследований; именно эта его специальность и позволяла ему в прошлом неоднократно бывать в Англии.

Похоже было, что он вовсе не находит нужным как-то оправдываться из-за той роли, какую теперь играл, и Джейн с Дэном, поразмыслив, решили, что за это он нравится им ещё больше. Они предположили, что работа экскурсовода даёт ему какие-то дополнительные средства и, возможно, как гражданин социалистического государства, чтобы получить статус «заслуженного», он должен был согласиться на определённые условия. Профессору было семьдесят два года, и звали его Отто Кирнбергер. Два года спустя Дэну снова попалось на глаза это имя — в некрологе, опубликованном в газете «Таймс»; оттуда же он узнал, что этот учтивый и доброжелательный человек был крупнейшим в мире специалистом по системам налогообложения во времена фараонов, а также блестящим папирологом, «человеком непревзойдённой эрудиции».

Джейн сказала ему, что они жалеют, что не знают немецкого, иначе могли бы участвовать в экскурсиях, которые ведёт он, но профессор отверг этот неприкрытый комплимент.

— Я думаю, вы только выиграли от этого, мадам. Я гораздо суше и педантичнее.

Они расстались, и Джейн с Дэном спустились к своим каютам.

— Какой воспитанный и культурный человек.

— Да.

— Интересно, как он относится к своим подопечным? Что он вообще тут с этими людьми делает?

— Думаю, делает их чуть-чуть более воспитанными и культурными, Дэн.

Дэн улыбнулся, угадав по её ироническому тону, что она понимает: на самом деле он спросил, как сама она относится к этим людям. Верный своему недавнему решению, он счёл, что его на этот раз не одёрнули, а вполне заслуженно и аккуратно поставили на место.

Перед обедом Дэн ждал Джейн у себя в каюте: бар обещал быть забитым до отказа, а от здешних цен на мизерные порции виски волосы вставали дыбом. Места в каюте едва хватало на то, чтобы два человека могли спокойно сидеть. Окна в обеих каютах были широкие и выходили на правый борт; из них открывался вид на Нил, на заходящее солнце. Дэн снова принялся рассматривать коптскую голову. Она доставляла ему истинное удовольствие, хотя он вовсе не был коллекционером. Голова стояла на складном столике у окна, освещённая последними лучами солнца; лицо казалось чуть самодовольным и в то же время чуть встревоженным: этот последний эффект объяснялся несколькими царапинами над глазами-щёлочками.

В дверь постучала Джейн, и он пригласил её войти; потом, пока она устраивалась возле окна, позвонил, чтобы принесли лёд. Лёд принесли, Дэн налил обоим виски и с бокалом в руке уселся в дальнем конце койки. Они смотрели, как заходит солнце, окрашивая величественный небосклон в розовые, жёлтые и оранжевые тона. Краски менялись и угасали с тропической быстротой, но небо ещё долго хранило отблеск вечерней зари, а переливчатый шёлк воды мягко и нежно отражал его великолепное сияние. Вниз по течению прошли две фелюги — два изящных чёрных силуэта; их огромные праздные паруса свободно свисали с изогнутых кроссмачт; отражённый свет, потревоженный их медленно расходящимися кильватерными струями, был особенно красив. Пальмовые рощи на том берегу вырисовывались бархатно-чёрным на фоне светящегося неба, а Фивейские утёсы за ними меняли цвета — розовый сменялся фиолетовым и постепенно переходил в серый. В воздухе вились летучие мыши; то одна, то другая пролетала так близко от окна, что можно было подробно всю её разглядеть. Всё — и снаружи, и в каюте — было окутано покоем, мягкой тишиной. Джейн и Дэн почти ни слова не произнесли, пока свершалось это бесподобное умирание света.

На Джейн были длинная юбка и кремовая блузка, и она надела одно из купленных в этот день ожерелий. «На всякий случай: вдруг на нём лежит какое-то древнее проклятие?» Дэн поставил один из своих чемоданов напротив койки, рядом с единственным стулом, на котором сидела Джейн, чтобы она могла дать «плохой» ноге отдых — она побаливала, не из-за ходьбы, а из-за того, что пришлось долго стоять. Нога в чёрной туфельке, похожей на балетную, улеглась на чемодан; Джейн сидела, подперев локоть руки, в которой держала бокал, ладонью другой, и глядела, как садится солнце, время от времени отпивая из бокала… наконец и её профиль стал лишь силуэтом на фоне заката.

Но вскоре покой их был нарушен: послышался рокот машин, затем — лёгкое подрагивание, и минуту спустя корабль медленно двинулся прочь от пристани. Асуан оставался позади: начиналось путешествие вниз по реке, назад к Каиру, чтобы туристы могли посетить Абидос362; позже они вернутся в Луксор — провести день в Долине царей. Джейн пошла взять пальто, и они вышли на палубу, где уже собрались почти все пассажиры, — посмотреть, как их судно отходит от берега. Тёмные тени храмов Луксора и Карнака скользнули мимо. Плавание началось.

Дэн прекрасно понимал, что дистанция, установившаяся во время ленча, не может сохраняться в течение всего путешествия. Он оказался прав: едва они уселись, компьютерщик объявил, что его зовут Митчелл Хупер, а его жену — Марсия, на что Дэн в свою очередь ответил, что «это» — Джейн Мэллори, а сам он… он надеялся, что его имя ничего им не скажет, но ему суждено было тут же пережить разочарование. Молодая женщина бросила на него быстрый взгляд:

— Тот самый? Киносценарист?

— Боюсь, что тот самый.

— А я читала, что вы здесь. В одной каирской газете, которая на английском выходит. Вы про Китченера снимаете, верно?

— Собираемся. Пока рано о чём бы то ни было говорить.

Муж смотрел на неё во все глаза, потом, взглянув на англичан, усмехнулся:

— Ох и повезло ей с поездочкой! Ну и ну!

— Митч!

Не обращая внимания на её упрёк, он продолжал, по-прежнему усмехаясь:

— Она совершенно помешана на кино и книжках. А я просто технарь.

— Мы сейчас в отпуске. Отдыхаем. Как и вы.

— Понятно. Замечательно.

Тон Дэна чуть слишком явно был рассчитан на то, чтобы прекратить дальнейшие расспросы, и Джейн вмешалась, стараясь более деликатно перевести разговор:

— Вам всё удалось понять из того, что гид говорил?

— Вроде бы… ну вы же понимаете. С пятого на десятое.

— Я могу как-то помочь?

— Спасибо.

— Вам понравилось?

Марсия возвела очи горе:

— Невероятно! — Потом спросила: — А вам так не показалось?

— Я до сих пор под впечатлением. — Джейн улыбнулась. — Чтобы не сказать — просто потрясена.

— О, я вас так понимаю. Я так и говорила мужу, перед тем как вы пришли. Всё это просто невозможно переварить.

— Да, пожалуй.

Появился официант с первым блюдом, и беседа заглохла. На какую-то долю секунды глаза Джейн встретили взгляд Дэна, впрочем, их выражение было предельно корректным. Вероломный Альбион снова брал своё, требуя от них двуличия. В перерыве между блюдами разговор возобновился (Джейн и Дэн в основном слушали). Вообще-то молодые американцы были из Джолиета, что недалеко от Чикаго, но Митч пару лет работал в Калифорнии. Им нравится Каир, Египет, нравятся египтяне. Надо просто привыкнуть к их образу жизни. Как сказал один человек, если вы приехали сюда, не обладая достаточным терпением, вы его обретаете, а если вам с самого начала терпения хватало, вы его утрачиваете. «Маллеш» — знаете это слово? Очевидно, оно означало «жаль, но ничего не поделаешь», кисмет.363 Просто надо привыкнуть с этим сосуществовать. Просто «такая уж у их общества структура». Возвращаться в Штаты им не хочется, они подумывают, не стоит ли Митчу ещё на годик тут остаться или в Ливан поехать, а то и куда-нибудь в Европу. Они ничего не планируют, пусть идёт как идёт.

После обеда Джейн и Дэн вышли на палубу. Пустыня дышала свежестью, и хотя быстрый ход корабля ещё усугублял холод, это было терпимо.

Они опёрлись о поручни, укрывшись от ветра за судовыми надстройками, и смотрели, как мимо скользят тёмные, безмолвные берега. Время от времени судовые огни выхватывали из тьмы размытый белый силуэт дома или виллы; там и сям глаз отмечал тускло мерцающую точку, вроде бы — огонёк масляной лампы… Звёзды, чуть слышный бег воды… Они заговорили о соседях по столу.