Дэниел Мартин - Джон Фаулз

Современный белый «плавучий Хилтон», которому предстояло стать их обиталищем на целую неделю, был вскоре обнаружен ими у пристани; он выглядел опрятным и ухоженным, и, видимо, обслуживание там было поставлено должным образом, хотя ему и недоставало живописности старого парохода, на котором Дэн совершил своё первое путешествие по Нилу. Их каюты располагались на одной и той же стороне палубы, правда, их разделяли целых три других. Дэн надеялся, что они смогут получить отдельный столик в ресторане, и даже попытался, когда они явились на ленч, подкупить старшего официанта, но из этого ничего не вышло. Всё, что тот смог для них сделать, это предложить им на время путешествия разделить столик с американской парой. На корабле были две большие группы туристов из Франции и Восточной Европы; американская пара — единственные, кроме Дэна и Джейн, люди, для которых родной язык — английский.

Американцы оказались довольно застенчивыми и молодыми, не старше тридцати. Дэн и Джейн, оставшись после ленча наедине, утешали себя тем, что всё могло быть и гораздо хуже. Дэн подозревал, что ей больше хотелось бы оказаться за одним столом с кем-нибудь из французской группы, но он и подумать не мог о том, чтобы покинуть единственный англоязычный островок в океане разноязыкой речи, оглушившей их во время ленча. Помимо всего прочего, их американские соседи, видимо, уже довольно давно жили за границей — в Каире они пробыли уже больше четырёх месяцев — и успели утратить самую непривлекательную (с точки зрения Дэна) черту национального характера: настойчивое стремление засыпать вас сведениями о самих себе, а затем потребовать того же от вас. Периодически возникавшая за столом беседа (стол был четырёхугольный и рассчитан на шестерых, так что некоторое разъединение сидящих оказалось возможным) шла на сугубо общие темы — в духе почти английском.

Казалось, что lingua franca351 восточноевропейцам служил немецкий: в группе в основном были немцы из ГДР и ещё несколько чехов и поляков… «Вроде бы мои конкуренты», — заметил сосед по столу, который успел поболтать с одним из офицеров экипажа. Большинство путешествующих работали в Египте по контракту, инженерами и техниками на различных промышленных предприятиях, как и этот американец. Он оказался специалистом по компьютерам; фирма «одолжила» его на год египетскому правительству — обучать программистов в новом филиале министерства финансов, неподалёку от Каира.

После ленча их всех повезли — на фиакрах — на первую экскурсию, в карнакский храм,352 примерно в миле к северу от города. Дэн ещё раньше решил про себя, что будет пропускать некоторые из таких «побочных» развлечений во время путешествия по Нилу, но счёл необходимым в этот первый день выказать всяческую готовность; впрочем, ему было интересно увидеть реакцию Джейн на первую встречу лицом к лицу с агрессивной мегаломанией древних. Он почувствовал некоторое облегчение, когда, остановив группу перед входом в святилище, корабельный гид отвёл четверых англоговорящих туристов в сторону. Гида смущало, что в группе преобладали пассажиры, говорящие по-французски (восточноевропейцы ехали со своим собственным экскурсоводом): поймут ли все четверо, если он поведёт экскурсию по-французски? Джейн сказала, что поймёт, американка пообещала постараться, а Дэн и её муж продемонстрировали гиду свои путеводители. Впрочем, ни тот ни другой не были такими уж завзятыми туристами: оба предпочитали во время регламентированных экскурсий осматривать достопримечательности самостоятельно. Оказалось, что американец походит на своих соотечественников хотя бы в маниакальном стремлении фотографировать всё, что попадается на глаза, и Дэн мог выбирать — предоставить ли Джейн возможность переводить ему суть многословных пояснений гида или время от времени отставать от группы.

Вскоре им овладели те же чувства, что и в прошлый визит сюда. Комплекс был лишён какого бы то ни было изящества, гнетуще монументален, дышал точно таким же пристрастием к грандиозности и надутой вульгарности, каким были привержены в архитектуре некоторые, гораздо более поздние диктаторы. Глядя из наших дней, представлялось просто абсурдным, что каждый следующий фараон фактически посвящал жизнь тому, чтобы стереть с лица земли все и всяческие обращения к памяти потомков, этакий трубный глас, воплощённый в камне его предшественником… потуги столь же смехотворные, как и теперешние претензии на величие, которые высмеивал Сабри. Огромный комплекс всё же обладал некоторой театральностью, но удовольствие Дэну доставляла не столько сама экскурсия, сколько случайные детали: имена путешественников — французов, итальянцев и англичан, высеченные в начале девятнадцатого века у самого верха колоссальных фаллических колонн, — тогда раскопки ещё не были завершены, и верхушки колонн находились чуть выше уровня земли; ему нравилось внутреннее озеро, где когда-то, давным-давно, плавали священные барки. Озеро всё ещё хранило своё очарование. Там он заметил величественную в своём великолепии птицу с медным и изумрудно-зелёным оперением — это был пчелоед, — и Дэн позвал Джейн, рассмотреть птицу поближе; тут его охватило тайное раздражение, так как она волновалась, что пропустит что-нибудь из нескончаемой лекции гида. Дэн счёл было, что она огорчительно добросовестна, обуянна прямо-таки тевтонским чувством долга: покорно останавливается у каждого барельефа, у каждого строения и почтительно внимает изобильному потоку слов. Потом решил, что всё-таки отчасти несправедлив к ней.

Их провели в помещение, где на стене можно было видеть тонко высеченную сцену ритуального излияния паводковых вод в Нил; когда группа последовала за гидом прочь, Дэн и Джейн задержались, чтобы получше рассмотреть изображение. Два божества — мужчина и женщина — стояли лицом друг к другу, подняв опрокинутые сосуды, из которых изогнутыми и пересекающимися струями изливалась вода, образуя изящную арку; только на самом деле это была не вода: в струях текли древние «ключи жизни», каскады крестиков, увенчанных петлёй.

Дэн пробормотал:

— Высший класс. Слов нет.

— Да. Трогает душу.

Они стояли одни, в тишине этой полной теней комнаты, глядя на Изиду и Осириса, сестру и брата, жену и мужа; и впервые с их приезда в Египет Дэну остро вспомнилась Андреа, стоявшая здесь рядом с ним почти двадцать лет назад, на этом самом месте, в это же самое время года; и точно так же они были одни, по той же самой причине — им хотелось в одиночестве насладиться этим маленьким шедевром, скрытым во чреве гнетущих слоноподобных сооружений древней архитектуры. Несмотря на стилизованность, сцена была глубоко человечной, освежающей душу. Джейн, взглянув на него, заметила в его лице что-то, чего он вовсе не хотел ей показывать; Дэн криво усмехнулся, как бы признавая, что он по-глупому расчувствовался.

— Андреа. Мы с ней тут когда-то стояли. — Он покачал головой. — Ей очень понравилось.

Они постояли ещё с минуту, глядя на изображение, и Джейн сказала тихо:

— Я всегда вспоминаю то замечательное место в «Миссис Дэллоуэй».353 О том, что единственно возможная жизнь после смерти — это воспоминания тех, кто тебя не забыл.

— Сомневаюсь, что это удовлетворило бы милую старушку Хатшепсут354 и её родственничков.

— Я думаю, им можно кое в чём позавидовать. Их наивности, например.

— Да? А я подозреваю, что они жили в вечном страхе. Откуда-то же берутся зловредные эманации, которыми известны все эти места.

— Ну это ты слишком! — Они направились к выходу, чтобы догнать свою группу. — Только всё это такое далёкое. Как Стоунхендж.355

— Ну, не знаю. Далёкое? Если подумать о том, как мы разрушаем Лондон… Сан-Франциско… Андреа мечтала организовать здесь выставку. «Мегаполис — из века в век». — Джейн улыбнулась, и они вышли на солнечный свет. Дэн взглянул ей в лицо: — Деньги назад?

Джейн рассмеялась и покачала головой.

— Но знаешь, я рада, что вижу всё это теперь, ближе к концу жизни.

— Мы же видели Рим. И кажется, всё поняли правильно. Даже тогда.

— Я тоже об этом подумала. Как это всё на Рим похоже.

— Как Рим похож на Египет.

— Ну разумеется. Наверное, любой из великих цивилизаций необходимы свои этруски.

Они приближались к группе человек в двадцать — тридцать, сгрудившихся вокруг гида.

— Или — свои французы?

Она с иронией взглянула на внимавшую гиду группу.

— Они всё это воспринимают слишком всерьёз. Ты заметил — там есть один, похожий на старомодного театрального режиссёра?

Дэн его, разумеется, заметил: господин лет этак под шестьдесят, с лицом, навсегда запечатлевшим смешанное выражение художнического пыла и напускного аристократизма или по меньшей мере значительного превосходства над всем окружавшим его гетеросексуальным миром. С ним вместе путешествовал молодой человек, возмутительно красивый и, вне всякого сомнения, голубой.