Барабаны осени. Удачный ход - Диана Гэблдон

— Хорошая ночь для прогулок, — сказала она, с трудом переводя дыхание. — Правда? — Она откинула назад мокрые волосы и, любезно кивнув лорду, проскользнула мимо него к двери. Когда она поднималась по лестнице, ее босые ноги оставляли влажные следы на темном полированном дереве паркета. Добравшись до своей спальни, Брианна прислушалась, но ничьих шагов за своей спиной не услышала.

Она развесила плащ и ночную рубашку перед камином, чтобы просушить, и тщательно вытерла полотенцем волосы и лицо, а потом голышом нырнула под одеяло. Она дрожала от холода, но прикосновение хлопковых простыней к обнаженной кожи вызвало в ней восторженную радость. Брианна потянулась, пошевелила пальцами ног, — а потом повернулась на бок и свернулась клубочком вокруг своего нового центра тяжести; она прислушивалась к тому, как внутреннее тепло пробирается по ее мышцам к коже… и наконец она словно очутилась в нежном мягком коконе.

Брианна заново просмотрела в памяти сцену на дорожке… и постепенно те смутные мысли, что уже много дней зрели в глубине ее ума, оформились, собрались в стройную систему и обрели отчетливый вид.

Лорд Джон всегда обращался с ней внимательно и уважительно… и зачастую весело или восторженно… но во всем этом чего-то не хватало. Брианна не в состоянии была дать определение этому впечатлению, и поначалу даже не осознавала его… но теперь она поняла, в чем тут дело, и ни малейших сомнений у нее не осталось.

Как и все эффектные женщины, Брианна привыкла к открытому восхищению мужчин, так что и восторги лорда Джона она приняла как должное. Но за этим восхищением у других представителей сильного пола всегда крылось нечто куда более глубокое, некая вибрация, похожая на далекий звон колокола, нечто задевающее изнутри, заставляющее Брианну чувствовать себя женщиной. И при первой встрече с лордом Джоном ей показалось, что и в нем она ощутила нечто подобное… но это чувство исчезло при последующих встречах, так что Брианна пришла к выводу, что и в первый раз она ошиблась.

Брианна подумала, что могла бы и раньше догадаться; она ведь уже сталкивалась с таким вот внутренним безразличием на многочисленных вечеринках. Но лорд Джон весьма умело скрывал его; Брианна вряд ли скоро догадалась бы, в чем тут фокус, не встреть она его нынче ночью во дворе. Ведь когда он вышел из помещений для слуг, на его лице было такое выражение, что все стало ясно. С равным успехом лорд Джон мог бы заявить о своих пристрастиях и во весь голос.

Брианна мельком подумала, знает ли об этом ее отец, но тут же отмела подобную возможность. После того, что случилось с ним в Вентвортской тюрьме, он вряд ли мог с такой теплотой относиться к человеку со столь нестандартными склонностями; а Джейми, насколько было известно Брианне, относился к лорду Джону именно очень тепло.

Она легла на спину. Гладкая хлопчатая ткань простыми скользнула по обнаженной коре грудей и бедер, лаская. Брианна почти не заметила этого ощущения, однако ее соски вдруг затвердели, и она машинально подняла руку и коснулась груди… и в ее памяти мгновенно возникли грубые руки, тискавшие и терзавшие ее, доводящие ее до бешенства… Она быстро перевернулась на живот, сложив руки под грудью и зарывшись лицом в подушку, сжав ноги, стиснув зубы в тщетной попытке отогнать видение…

Младенец уже здорово подрос, лежать на животе Брианна уже почти не могла, это было слишком неудобно. Едва слышно выругавшись, она снова перевернулась и выскочила из постели, из-под этих предательских, соблазнительных простыней.

Не одеваясь, она прошла через слабо освещенную комнату и остановилась у окна, глядя на непрерывно льющий дождь. Ее влажные волосы упали ей на спину, а оконное стекло пропускало холод, и вся кожа Брианны — и руки, и бедра, и живот, — покрылись крошечными пупырышками. Но она даже не шелохнулась, не желая ни накинуть на себя что-нибудь, ни вернуться под одеяло, а продолжала стоять у окна, положив ладонь на увеличившийся живот, глядя в ночь.

Уже очень скоро выйдет срок… Брианна знала это уже тогда, когда они уезжали… и ее мать тоже это знала. Но ни одна из них не хотела признаться в этом другой; они обе делали вид, что Роджер вернется вовремя, что он и Брианна сядут на корабль и поплывут на Испаньолу, и найдут путь через каменный круг, и вернутся домой… вместе.

Брианна прижала другую ладонь к стеклу; и сразу же вокруг ее пальцев осел легкий туман, очертив их дымчатой линией. Было уже начало марта; может быть, осталось три месяца, а может быть, и меньше. Чтобы добраться до побережья, нужна неделя, максимум две. Но ведь все равно ни один корабль не рискнет выйти в марте в опасные воды между материком и Гаити. В лучшем случае это может случиться в начале апреля. А сколько времени нужно, чтобы доплыть до Вест-Индии? Две недели, три?

Значит, конец апреля. И еще несколько дней на то, чтобы добраться в глубь острова и отыскать пещеру; пожалуй, поход через джунгли будет медленным, а малышу уже будет больше восьми месяцев… И еще ведь это опасно, хотя в данном случае это уже неважно.

Но все это — если бы Роджер уже был здесь. А его не было. И он мог вообще не вернуться, хотя такую возможность Брианна просто не желала рассматривать.

Если она не станет воображать себе все те причины, по которым он может умереть, он не умрет; это было одним из символов ее веры.

И еще Брианна твердо верила в то, что до сих пор Роджер жив, и что ее мать вернется до того момента, когда младенец решит уже выбраться на свет. Что касается отца… в душе Брианны снова вскипел гнев, как и всегда, стоило ей подумать о нем… о нем и о Боннете… ну, она постарается как можно меньше и реже думать о них обоих.

Конечно, Брианна молилась, так горячо, как только умела, — но она не была создана для молитвы и ожидания. Она была рождена для действия. Если бы только она могла поехать с ними на поиски Роджера!

Но у нее не было выбора. Брианна стиснула зубы, ее ладони прижались к животу. У нее во многом нет выбора, во многом… Но одно она решила, сделав свой выбор, — сохранила своего ребенка… и теперь должна жить, приняв последствия этого решения.

Брианна постепенно начала дрожать от холода. И вдруг отвернулась от окна, за которым бушевала буря, и подошла к камину. Крошечный язычок пламени танцевал на одном из черных поленьев, с той стороны, где на его поверхности еще светились янтарем угольки. Янтарные, золотые, испускающие тепло…

Она опустилась на коврик перед камином и закрыла глаза; тепло, исходящее от углей, постепенно согрело ее застывшую кожу, лаская, как нежная рука. На этот раз ей удалось прогнать все мысли о Боннете, она отказалась вспоминать его грубые объятия, яростно сосредоточившись на тех немногих драгоценных мгновениях, что провела с Роджером…