Крест на чёрной грани - Иван Васильевич Фетисов

Савел решительно не знал, ибо то, о чём толковал Переплясов, было мало понятное и совсем далёкое. Хотел, подумав, сказать, что обменять готов как угодно, опередил Переплясов:

– Ладно, дорогой Савел Савелыч, сделаем просто: сколько вы там должны? Чего гадать: больше – меньше? Без обиды ни для меня, ни для вас.

Савел назвал сумму. Переплясов открыл сейф, положил американскую сотку, потом отсчитал, не заглядывая вовнутрь железного колодца, российские купюры и подал Савелу.

– Спасибо! – склонив голову, сказал Савел. – Попотчую теперь свою старушку. Она тоже скажет спасибо.

Хозяин потоптался на одном месте, раз-другой шевельнул жирными губами, будто хотел что-то вымолвить, но, слово, испугавшись, спряталось за щекой. Помявшись, всё-таки спросил:

– А сколько же у вас таких бумажек, Савел Савелыч? Если не секрет.

– Это тайна. Моя. Вы ж не скажете, сколько у вас в сейфе или в банке? Я – тожа.

– Ну, если понадобится, приходите, – хозяин проводил Савела до дверей и на прощанье, хотя особого желания не было, пожал руку.

Не на беду ли бесхитростному люду дано право жить тем, кто ради своего ненасытного живота готов обокрасть и затоптать в грязь собрата-земляка? А потом пойдёт в церковь и упросит батюшку простить великий грех. Переплясов, довольный удачной сделкой, выпил рюмку армянского коньяка, и мысль, придёт или не придёт когда загадочный старик, ещё витала в голове, лишая покоя.

Между тем Савел, придя домой, застал Агроню печальной. Старушка, несмотря на то, что Савел поставил на стол покупки, к которым уже перед расчётом присовокупил банку маринованных яблок да пакет сливового соку, сидела в задумчивости.

– Что ты, Агроня, угрюмая? – подал Савел сникший голос. – Порадуйся… Вот принёс, а ты не верила.

– Как думала, так и случилось. Сердце чуяло.

– Да всё по уму… Стол накроем, – и уже с вдруг прильнувшей досадой спросил. – Да скажи ж, што за беда?

– Ох, Савелушка, даже не знаю, чё и ответить. Вскоре, как ты ушёл, появились люди, два молодых мужичка, спросили, здесь ли живёшь. Ответила: здесь. Хотели о чём-то поговорить. Подождали-подождали – тебя всё нету. Ушли, не сказали, кто и откуда, а у меня мелькнула догадка – из милиции…

– Ну и што? Посмотрели: всё в порядке… Воров-бандитов нету – и ладно. Пошли смотреть дальше. Работа у них такая.

– Ежли бы так-то – какая тревога? А то видь пообещали явиться и завтра, наказали, чтоб ты с утра никуда не отлучался. Вот и гадай, что к чему. Как не встревожишься?

– Ничё, Агроня! Придут, встретим, объясним што надо.

Агроня начала собирать на стол. Савел мешать не стал и, сидя на диванчике, наблюдал, любуясь, как она, будто в молодости, ладит с нужной, да всегда хлопотливой повседневной работой.

3

Послебазарная ночь прошла тревожно. Ворочаясь с боку на бок, Савел в полусне видел, как наяву, сменявшиеся, чудно нарисованные картины. Иногда он вздрагивал, и видения, будто посовестясь, что будоражат старика, на какую-то минуту скрадывались, а потом набрасывались снова, по-вражьи зло и упористо. Савел собирал силы, чтобы отбиться, но скоро выдыхался и, как срубленное дерево, валился с подкошенными ногами на землю. Правда, поначалу сонные видения были даже вроде бы душе приятными…

Базарная площадь. Вот она, будто сотканный хорошей мастерицей разноцветный ковёр. Повсюду – на стеллажах, на заборах, под тентами и просто на постланных на землю полотнищах – всякие модные одежды, предметы домашней утвари. Музыка… Шум… Гам… Людской говор – однообразно монотонный поток льющейся бог весть из какой трубы мутной воды. Изредка – пронзительный визг. Мужики, иногда и бабы, несут в мешках, а то и в руках, прижав к груди, как младенцев, бунтующих поросят. И он, Савел Савелыч, тут, среди сборища живого и неживого, тоже отвоевал себе местечко и встал с «панцирем», то есть со знаменитым бушлатом… И тут вмиг, не успел Савел глазом моргнуть, вся торговая площадь предстала уродливо-причудливым зрелищем. Взметнулся гигантский вихрь, и всё, что стояло и лежало, поднялось в небо. Кто куда разбежались люди. Диво дивное! Потом нахлынул густой туман – и снова площадь заполнил народ. Тот ли, что был недавно? Не узнать! Люди в маскарадных костюмах или зверьё очеловеченное?! Огромная кабанья рожа роет зеленую лужайку. Ходит, руша постройки, лохматый медведь. Стаями снуют хитрые лисы и крысы. Явилось чудище, похожее на ящера, и, оскалив чёрные клыки, берёт саженной рукой-лапой бушлат и уносит… Савел испуганно замер и даже голоса не подал.

Зато послышался другой голос – чужой и знакомый: «Мошенник! Л-лов-вите!» – Эхо?! Таилось где-то в глухом распадке? Вернулось?

Савел проснулся в смятении и некоторое время не понимал, где он. Явь и сонные видения смешались. Савел засомневался даже: уж правда ли и то, что вчера ходил на базар? Путаница!

Взглянул на то место, где на деревянном тычке привычно обитал бушлат – успокоился. И даже обрадовался тому, что вместе с ним будет продолжаться и его с Агроней, подаренная Всевышним жизнь.

Однажды у Савела промелькнула забавная мысль: ту медаль «За отвагу» следовало присудить бушлату – бушлат спас от смерти Савела. А лучше было бы без обиды – тому и другому. Да ладно и так, если не догадались, когда писали наградную бумагу…

«Смешной человек, – подумал о себе Савел, – всё тебе чего-то не хватает. Пора бы успокоиться. Дожил: правду с призраками перепутал, сунул в одну чашу, перемешал, и вышло такое, отчего душе покоя нет. Вроде в одном коме зло и добро слепилось. Хотя… Слышал, какой-то мудрец сказал, мол, весь видимый мир есть призрак, коего существенность заключается в мире духовном… Спорить с мудрецами – надо голову шибко умную». Спорить Савел не будет. Только скажет: «Хочу видеть правду сущую…»

Правда нужна не только Савелу. Знать её торопится и читатель. Ему мало того, что автор сказал мимоходом – бушлат Савела оценен дорого. Ему поведай и о том, какие события последовали дальше. А развёртывались они таким образом, как бывает в том случае, когда чиновникам страсть хочется показать величайшее усердие на своём поприще. Так уж скроен по чужому заказу нынешний российский чиновник – ему чуждо знать, будет ли прок от дела, за которое взялся, главное для него, как говорится, пустить пыль в глаза. И поразвелось охочих до этой приманки, как вшей на гашнике.

Пускать в ход тяжёлую машину-конвейер с первого оборота позволялось только генеральному. Поднимет телефонную трубку да нажмёт нужную кнопку – пошло-поехало! Или просто лишь скажет: «В погоню!» – и завиляли хвостами ищейки там, где искать вовсе нечего. Нечто подобное и наблюдалось на известном муниципальном пространстве назавтра после бурного базарного