Эпоха Древних - Замиль Ахтар

Кандбаджара. Поэтому они не стали сражаться насмерть, и она выиграла битву без особых потерь.

Но при отступлении ее племена вырезали их тысячами. Из двадцати тысяч, которые Бабур привел из Кашана, до стен Кандбаджара живыми добралось меньше половины.

Она не проявила милосердия к захваченным в плен сирдарам, хазам и простым людям. Сотни силгизов и йотридов из-за ее маневра потеряли детей и жен, мужей, матерей и отцов. Вероятно, Сира считала, что они заслуживают воздаяния.

Потому она приказала вырыть в песке глубокую яму, бросить туда пленников и поджечь. Когда яму засыпали, на могиле посадили красные тюльпаны.

В Зелтурии тем временем все пришло в хаос – не хочу даже вспоминать ужасы, которые мы там увидели. Повезло лишь в одном – мы нашли сокровищницу Кярса, которую Сира могла бы использовать для восстановления города. Но Малак по-прежнему стоял над горами, и отсутствие солнечного света всех беспокоило.

– Это знак от Лат, – вещала Сира своим последователям. – Солнце не заглянет в этот священный город, пока мы не загладим все зло, причиненное моей семье.

Под своей семьей она подразумевала Потомков.

По приказанию Сиры силгизы и йотриды не тревожили гробницы святых.

– Взгляни на мертвые цветы, покрывающие их тела, – сказала она. – Кровь Хисти и Потомков достаточно их наказала.

Все тела в гробницах святых и впрямь были засыпаны увядшими стеблями и лепестками. За исключением усыпальницы Хисти, хотя я знала, что самого Хисти там не было.

Меня тревожила и другая усыпальница – Святой смерти. Мы не смогли ее отыскать. Крестейцы завалили вход в ее храм валунами. Когда мы убрали их и вошли внутрь, гробница была пуста.

Тревожно и странно, если вспомнить, что мне известно о Святой смерти.

– Мне недостает моего балкона, – сказала Сира, глядя на каменную стену пещеры, своих новых покоев. – Все эти жилища такие сумрачные и тесные.

Что нужно в комнате, кроме лежанки и одежды?

– Я привыкла к этому жилищу через несколько лун.

Она села на стопку ковров.

– Я и забыла, что ты здесь жила.

Я показала ей «Мелодию Михея» и лист бумаги.

– Итак, Михей знал, где находится чей-то сын. – Она наморщила нос. – И что это значит?

– Дэвы – невероятно умные существа, Сира. Они живут долго, а когда что-то затевают, строят многослойные планы, растянутые на несколько поколений. Когда не удается один, у них есть наготове следующий и еще один. Вот поэтому Малак и стоит над городом, и мы ничего не можем поделать.

Разве что один из нас не захочет взобраться на гору, добраться до одной из его чудовищных лап и отсечь ее клинком из Слезы.

Сира пожала плечами.

– Честно говоря, я слишком устала, чтобы думать о подобных вещах. Если их план растянут на несколько поколений, мы вполне можем выделить пару дней для отдыха.

– Тебе следует отдохнуть. – Я сжала ее колено. Она вспыхнула от моего прикосновения. – Я попрошу о помощи Эше.

– Править этим городом будет тяжелее, чем Кандбаджаром. Всякий раз, когда я выигрываю, все только усложняется.

Бедная девочка. Она стала не только главой царства, но и религиозным лидером. Все возлагают на нее свои надежды и свое бремя.

– Ты сильнее, чем думаешь. Ты решишь все задачи.

– Кстати, о задачах. Когда ты собираешься обучить меня соединять звезды?

– Скоро.

Раз она исполнила свою часть договора, мне придется исполнить свою.

Дверь со скрипом отворилась, и в комнату заглянул Пашанг, ослабевший и бледный. Он наконец-то очнулся.

Сира встала и по-девичьи улыбнулась ему. Кто бы мог подумать, что в ее положении, после всего сделанного, она будет способна вот так улыбаться, заливаясь вишневым цветом. Может, ей удалось убедить себя в том, что я давно поняла: битва за всеобщее благо – это путь к прощению себя.

– Мне надо идти.

Им нужно было многое обсудить, а мне сделать.

Эше стоял на коленях лицом к стене, сквозь которую ушли Базиль и его сын после убийства лекаря. И теперь Эше часами всматривался в ту кровавую руну.

– Есть успехи? – спросила я, переступая через пустые лежанки.

– Нет.

Он не смотрел мне в глаза. Отвечал односложно. Я заслужила его отвращение тем, что сделала в Сирме.

И пока не завоевала его доверия, если это вообще возможно.

– Ты сказал, что здесь кровь древних. – Я опустилась на колени с ним рядом. – Но она ведь не совсем человеческая. Где же Доран ее добыл?

– Не знаю.

Он не примет мое раскаяние так легко. Я почувствовала его лишь в момент смерти, глядя в глаза своему убийце и мужу. Когда в меня вонзился клинок, я каким-то чудом поняла, что была во всем не права. Словно, умирая, очнулась от сна.

– Слушай, Эше. Твое отвращение ко мне справедливо. Но ты целый день глядишь в эту стену. Вдруг я чем-то могу помочь.

Он скользнул по мне взглядом, и его глаза лишь на миг встретились с моими.

– Я понятия не имею, что ты задумала.

– Я хочу помешать дэвам Хаввы открыть Врата.

– Или, может быть, пытаешься им помочь.

Я закатила глаза.

– Что за этой стеной? Разве Апостолы не знают?

Апостолы до сих пор оставались в храме, что создавало неловкость. Они почитали святых и не признавали Сиру преемницей Хисти. Но она обещала Кеве не причинять им вреда, так что им придется смириться.

– Эта стена толщиной в пять шагов, – сказал Эше. – В Писании говорится, что Хисти проходил сквозь нее, используя свою кровь.

– Так используй кровь Сиры.

– У Сиры кровь завоевателя. Не получится.

– Это раньше в ней текла кровь завоевателя. А теперь – кровь Хисти.

– Это невозможно. Что бы ни говорила любая из вас, я отказываюсь в это верить.

До чего упрямый зануда. Так похож на другого, которого я когда-то знала. Может, у нас с Сирой общая слабость, когда речь идет о мужчинах. Нас привлекает упрямство.

Где бы ни был Кева, мне когда-то придется его посетить. Но о том, чтобы остаться с ним, даже речи быть не может – он запрет меня в клетке. Будет держать в безопасности, в доме, как шахи своих женщин в гаремах.

Он дал Сире кое-какие обещания, но мне хотелось большего, чем холодный мир между ними. Мне хотелось объединить их ради общего блага.

А еще мне хотелось опять увидеть его. Ощутить его своей кожей. Я так жаждала этого, ведь моя фанаа исчезла.

А потом мы могли бы полежать в постели, поболтать о чем-то обыденном – например, о том, как в детстве играли под летним дождем. И могли бы даже