Замри, умри, воскресни - Мэриан Кайз

— Пап, по дороге домой заскочим в аптеку.

— Что тебе нужно?

— Пластырь.

— Но ты вроде не порезалась.

— Тогда бумажные платки.

— У тебя насморк?

— Ладно, солпадеин, — рассердилась я.

— Голова болит?

— Да, разболелась.

Я запарковала машину, папа отстегнулся. Я с раздражением приказала:

— Папа, сиди в машине, ты нездоров. Черта с два! Он уже что-то заподозрил.

— Мне тоже надо кое-что купить.

— Что?

— М-мм… — Он пробежал глазами витрину с рекламными вывесками. — Масло энотеры.

Приложив руку к паху, он вошел следом.

ЛИЛИ

Когда Жожо с сестрой уехали, я тоже пошла домой, уложила Эму спать и собралась с мыслями. Пришло время прочесть письмо Антона.

Выбора все равно не было. Я понимала, от него никуда не деться.

Я легла на диван и достала из конверта три мятых листочка.

«Моя ненаглядная Лили.

Когда ты читаешь это письмо? Через полгода после нашего разрыва ? Через год? Неважно, сколько у тебя ушло на это времени, я все равно тебе благодарен за то, что ты за него взялась.

Я хочу сказать тебе только то, что я очень, очень сожалею обо всех несчастьях, которые навлек на твою голову, но поскольку я не умею быть кратким, извинения займут, наверное, несколько страниц.

Ты в настоящий момент испытываешь негодование по поводу нашей совместной жизни и прилагаешь усилия к тому, чтобы поскорее от нее дистанцироваться. Ты убеждена, что с самого начала и до конца наши отношения были одной большой ошибкой.

Когда мы с тобой познакомились, перед тобой встал страшный выбор — между Джеммой и мной. Я старался отнестись к этому с пониманием, мне казалось, я тебя понял, но в тот момент я был большим эгоистом, одуревшим от счастья и убежденным в том, что нам суждено быть вместе, поэтому ничего я на самом деле тогда не понял. Оглядываясь назад, должен признать, что я, наверное, так и не проникся всей глубиной переживаемой тобою вины и страха расплаты. В свое оправдание могу сказать, что я все же старался, но меня постоянно слепило счастье оттого, что мы вместе.

Не знаю, удастся ли вообще когда-нибудь убедить тебя в том, что мы правильно сделали, что сошлись. Но, может быть, ты постараешься не портить себе всю оставшуюся жизнь тем, чтобы таскать за собой большой мешок позора. Может быть, тебе станет легче, если посмотришь на нашу дочь ? Это такое искрящееся существо, она делает прекраснее этот мир, а ведь сотворили ее мы, ты и я. Значит, что-то хорошее из нашей совместной жизни все-таки получилось.

Еще мне хочется попросить прощения у вас с Эмой за то, что лишил вас дома. Словами не передашь всего стыда, который я испытываю. Сейчас, когда я вспоминаю, как я рвался его купить, как уговаривал тебя, мне начинает казаться, что я втянул тебя в эту авантюру силой, и мне становится стыдно вдвойне. Но, может быть, я объясню, чем я тогда руководствовался ? Приобретение этого дома было рискованным мероприятием, но риск не казался таким уж большим. Все говорило за то, что деньги у нас будут — так считала Жожо, так считали в издательстве, даже в банке так считали.

Я боялся, что если мы не купим для нашей семьи дом, то быстро растранжирим все твои гонорары и останемся с кучей барахла на руках — стереосистемы, машины, куклы Барби и т. д., — а уверенности в завтрашнем дне так и не обретем. (Ты же знаешь, какие мы.) Это была попытка вести себя как взрослый и ответственный человек.

Мне казалось, разумнее купить под залог дом, который нам не по карману, чем небольшую квартирку, с тем чтобы уже через год искать новую и дважды платить все пошлины и сборы. Мне казалось, какие мы умные, что не тратим время и деньги на промежуточные варианты. Я, дурак, воображал, что умею видеть перспективу. Но теперь это все неважно. Я не прислушался к твоим предупреждениям, все пошло прахом, и мне стыдно слушать, как я сейчас ищу себе оправдание.

Я себя считал оптимистом — ты считала меня глупцом; ты оказалась права, и, если бы мне дали шанс сделать все заново, я бы поступил иначе.

Учитывая перипетии с жильем, перенесенные тобою в детстве, самое главное было обеспечить тебе спокойствие и стабильность, я же принес тебе одни утраты.

Я сожалею о своей ошибке, горько сожалею о том, что принес тебе несчастье, но ни на минуту не жалею о тех днях, что мы были вместе. Когда мне будет восемьдесят и я стану перебирать в памяти всю свою жизнь, я буду знать, что в ней была одна абсолютно чистая вещь. С того мгновения, как мы встретились у станции метро, меня не покидало чувство, что я самый счастливый человек на земле. Каждый божий день я не переставал удивляться тому счастью, какое на меня обрушилось, — многим людям и за всю жизнь не выпадает того, что выпало нам за три с половиной года, и я всегда буду благодарен за это судьбе. Ты будешь жить дальше, встретишь другого человека, и я останусь для тебя всего лишь прочитанной главой, но ты для меня была, есть и всегда будешь всей книгой, от пролога до финала.

Навеки твой,

Антон».

Я отложила письмо и стала смотреть в потолок. Смотрела, смотрела и смотрела.

Я знала, что так будет. Знала давно, не один месяц, еще до поездки к маме. Поэтому я к ней и поехала.

Когда я ушла от Антона, я думала, что уже примирилась с расставанием. Потом, когда стали приходить открытки, я поняла, что ни с чем не примирилась. Я просто потеряла чувствительность, как рука, когда отлежишь во сне, а когда эта чувствительность ко мне вернулась, я бросилась к маме в тщетной попытке убежать от неизбежного.

Уже тогда я знала, мне придется делать этот выбор: любовь к Антону незаметно прокралась назад в мое сердце; на какое-то время ее вытеснила горечь утраты нашего дома, но она вернулась в полном здравии и громко требует, чтобы с ней считались.

Но как это сделать?

Я понятия не имела.

По крайней мере, я разобралась в том, что творилось в моей душе: я была очень зла на Антона; терять любимое жилье было моим больным местом с детства. Но теперь — не знаю, время прошло или расстояние — я его больше не винила. Я думала, что никогда его не прощу, но вот — простила.

Еще до того, как я прочла его письмо, я уже понимала, что он тогда предпринял: он пошел на риск, но это был риск небольшой. А дальше ему не повезло.

А я? Я ведь тоже там была, я могла сказать свое слово. Я же избрала пассивную тактику и выбрала позицию, с которой в случае неудачи удобно будет осуждать.

С деньгами Антон беспечен, это точно. Но и я не лучше.

Но можно ли считать, что теперь, когда мы осознали свои ошибки, мы гарантированы от будущих промахов? Если бы речь шла только о нас с Антоном, мы могли бы рискнуть и опять сойтись, сделать вторую попытку, и были бы уверены, что, если снова выйдет осечка, мы переживем. Но у нас есть ребенок, которому и так уже досталось на его крошечном веку. Ради Эмы мы были обязаны тщательно взвешивать все дальнейшие шаги.