Еще вчера. Часть первая. Я – инженер - Николай Мельниченко

О том, что мы будем работать ночью перед выходным, по предложению Толи, Сан Санычу решили не говорить.

– А то он еще какую-нибудь палку придумает, чтобы вставить ее в наше колесо, – объяснил Толя свою позицию, яростно отсвечивая цыганскими глазами и вспоминая свою пробежку к пожарнику. Все дружно согласились с этим железным соображением.

Как тати нощные собрались мы в цехе к 21 часу – времени окончания работы второй смены. Само собой получилось, что в нашу бригаду органично «влился» Валера Загорский. С собой он прихватил еще двоих рабочих из цеха. «На всякий случай для переноски грузов», – объяснил он.

С трепетом мы приступили к работе: сваривать предстояло не экспериментальные образцы, а «деловую» продукцию, выданную смежными цехами и прошедшую по всем документам. Майор установил и закрепил крышку, Толя – бугель. Я дотошно проверил центровку и настройку машины на автоматический цикл, бессознательно оттягивая решающий момент. Все настороженно наблюдали за моими манипуляциями.

– Ну, не тяни кота за половые органы! – не выдержал Валера.

Я перекрестился и нажал кнопку «Пуск». Несколько секунд вокруг машины бушевал фейерверк. Теперь он распространялся только в маленьком пространстве: его перехватывало и направляло за машину так быстро изготовленное ограждение.

Машина выключилась. Сняты все крепления, и вот она первая деталь с быстро остывающими местами сварки. Внимательно осматриваем сварку, измеряем размеры. Все как будто бы нормально. По характеру и размерам грата вижу, что испытания на прочность деталь выдержит. Немного увеличиваю время нахождения детали под током во время осадки: расход энергии небольшой, а гарантий качества – много. Еще несколько деталей свариваем с опаской и тщательно осматриваем. Все в норме. Работа идет все быстрее, каждый осваивает «свой маневр», избегая лишних движений. Два мужика «от Валеры» тоже не лишние: подают к машине заготовки и оттаскивают готовые детали.

Часа через два заготовки кончились: мы выполнили месячный план цеха! С удивлением рассматриваем дело рук своих: аккуратно сложенную гору почти готовых к установке деталей. Валера прыгает от радости: не нужны сверхурочные и сверхусилия для выполнения плана! Мои Толя и майор испытывают «чувство глубокого удовлетворения». Обо мне и говорить нечего: на карту я поставил своим нетерпением слишком много. Удача снимает с плеч тяжелый груз сомнений и ответственности: все получилось!

С удивлением замечаем, что время еще детское, транспорт еще ходит, и мы спокойно предвыходную ночь можем провести дома. Быстро расходимся по домам.

Расплата

Инициатива – наказуема.

В понедельник вместе с Трекало на завод приходит Дагаев. Наш Трекало мрачнее тучи, вопреки обыкновению, руки не подает. Иван Кузьмич, напротив, здоровается за руку поочередно со всеми. Трекало объявляет производственное собрание нашей группы и первым выступает с речью-докладом, обращаясь в основном к Дагаеву. Дела по наплавке уплотнений на клинья шли хорошо, мы уже добились определенных результатов. У нас был еще резерв времени, пока завод осваивал выплавку нужного нам флюса АН-20, но необдуманные действия некоторых сотрудников (кивок в мою сторону), сорвали планомерную работу коллектива. Эти сотрудники (опять кивок в мою сторону) вопреки прямому его, начальника, запрету, пренебрегая заданной работой, занялись анархистской самодеятельностью во вред ВПТИ. Теперь завод выдал нам флюс и требует немедленных результатов, угрожая санкциями и разрывом договора, что ставит нас всех в тяжелые условия.

Вторая крупная промашка инженера Мельниченко (Трекало впервые из-под лоба взглянул на меня, обозначив таинственных «некоторых» сотрудников) – самовольное получение со склада приспособлений для контактной сварки бугелей. С этого момента уже начался отсчет времени, в течение которого мы должны выдать заводу технические условия на проектирование и изготовление новых штампов, а мы ведь еще должны дождаться, когда освободится и придет к нам группа настоящих наладчиков контактной сварки, которая сейчас по уши завязла на Судомехе и неизвестно, когда освободится. (Трекало явно не знает о наших ночных подвигах).

Я кругом виноват. Ругаю себя последними словами: вечно ты, идиот, лезешь не в свое дело. Тем не менее – наблюдаю за своими «соратниками» и начальством. Дагаев склонил голову и слегка барабанит пальцами по столу; выражение его лица совершенно непроницаемо. Попов не был на работе почти целую неделю и сейчас верноподданически переводит глаза с Трекало на Дагаева, пытаясь понять, что происходит, кого следует кусать, а кого – гладить. Майор задумчиво качает головой, Толя Малышев сверкает цыганскими глазами и порывается что-то возразить. Я взглядом приказываю ему не возникать. Заметив наши немые переговоры, Трекало забивает последний гвоздь в крышку моего гроба:

– Мельниченко также пытается командовать другими сотрудниками, хотя его на это никто не уполномочивал, и он такой же рядовой сотрудник, как и другие. Хорошо бы самому выполнять все поручения как следует, а не вовлекать других в свои авантюры… В таких условиях я не могу… мне очень трудно… работать… и я прошу руководство отдела (кивок в сторону Дагаева)…разобраться… оградить меня… от таких работ…, – Трекало весь дрожит и запинается, его лицо даже побелело от возмущения, на лбу выступили капли пота. Мне его жалко.

Можно как-то оправдываться, дескать, хотел – как лучше. На меня наваливается апатия: «А гори ты всё синим пламенем!», и я молчу. Дагаев поднимается и берет под руку все еще кипящего Трекало:

– Ну, не волнуйся так, Сан Саныч! Пойдем по заводу погуляем…

После их ухода на меня просто набрасываются Толя и майор:

– Почему ты не сказал, что у нас контактная сварка получилась? Почему про флюс все не рассказал? – ребятам обидно, что нас ругают за то, что они считали достижениями.

– Ну и что с того, что получилось? Институту навредили, Сан Саныча чуть до кондрашки не довели, – вяло оправдываюсь я. – Сидели бы, как все люди, не выпендривались…

Ребята возмущены моей апатией и разделывают меня «под орех». Они мне поверили, «огнем и колесами» помогали делать общую работу, а теперь я своим молчанием предал не только эту работу, но и их тоже. Толя сверкает глазами, чуть ли не собирается мне «врезать» за малодушие и пассивность. Я начинаю его понимать и понемногу наглею:

– Ладно, пойдем, объясним все Дагаеву…

Однако на заводе уже нет ни Дагаева, ни Трекало. Я категорически отказываюсь идти в институт «качать права». В спорах проходит остаток рабочего дня. Вокруг нас крутится Юрка Попов, выясняя наводящими вопросами: что же мы натворили?