Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека - Василий Бабков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Необходимо еще принять во внимание, что эпилептоидная вязкость А. П. Карепина могла быть унаследована им и не по линии Достоевских, т. е. не со стороны его матери, а со стороны его отца, страдавшего крайне тяжелой формой эпилепсии, в форме так называемого status epilepticus’a, когда судорожные припадки следуют непосредственно один за другим, целыми сериями [214] .
Перейдем теперь к проявлениям комплекса обстоятельности в ветви Ивановых. Относительно Веры Михайловны, по мужу Ивановой, мы располагаем лишь очень скудными и отрывочными данными. С интересующей нас точки зрения заслуживает внимания лишь указание на ее очень сложные и кропотливые вышивания, в которых она, например, употребляла до 12 оттенков одного цвета. Последнее обстоятельство не только свидетельствует об ее утонченной способности различать цвета, но и представляет интерес в характерологическом отношении. Вспомним хотя бы, что у ее брата Андрея комплекс обстоятельности проявился в особо кропотливой системе вязанья.
Конечно, нельзя с уверенностью говорить об эпилептоидной обстоятельности у В. М. Ивановой, основываясь только на ее сложных вышиваньях. В данном случае надо принять во внимание тот чисто социальный момент, что подобного рода работы были широко распространены среди помещиц того времени, к чему располагал весь уклад их усадебной жизни.
Таким образом, если наличие комплекса обстоятельности не вполне достоверно удается установить относительно старшей сестры писателя, Варвары, то еще более это относится к его сестре Варе. Вообще, нетрудно заметить, что проявления эпилептоидной обстоятельности гораздо яснее и определеннее констатируются среди мужчин изучаемого нами рода, чем среди женщин. Быть может, это и не случайность, а результат частичной ограниченности данного признака мужским полом. Что же касается своевольно-кроткой пропорции, то здесь этого сказать нельзя, так как проявления ее приблизительно одинаково ярки и часты среди представителей обоих полов.
Возвращаясь к личности В. М. Ивановой, следует еще отметить, что по многим чертам своего характера она, по-видимому, существенно отличается от своей старшей сестры. Об этом, в частности, говорит следующий отрывок из письма самой младшей сестры писателя, Александры, в котором она таким образом сравнивает двух своих старших сестер: «Варенька совершенно углубилась в образование своих детей, и куда бы она ни приехала, а все заведет разговор про какую-нибудь географию или историю, уже это немножко и нехорошо… Вот у Верочки дети, так совсем другое, точно птички божие, не знают ни заботы ни труда, такие все резвые».
В детском поколении ветви Ивановых, т. е. среди внуков М. А. Достоевского, проявления эпилептоидной обстоятельности вновь дают себя знать с достаточной определенностью. У Виктора Иванова они проявились во всем его домашнем обиходе: «Он очень любил, чтобы дома все делалось раз и навсегда по определенному плану», – пишет о нем его приемная дочь. Увлекаясь разведением гиацинтов, он выписывает луковицы из Голландии, и сам рассаживает их в горшки – «и не дай бог кому бы то ни было сдвинуть и переставить какой-нибудь горшок на другое место – была бы буря», пишет та же корреспондентка. В служебных отношениях соответственные черты характера Виктора Александровича проявились в его своеобразной «до мелочности, до болезни» доходившей честности. По свидетельству его сестры Марии, хотя он, как инженер путей сообщения, имел свой служебный вагон, но когда брал с собой в поездки родного сына, то считал своим долгом всегда покупать ему билет.
Не менее сильно проявилась эпилептоидная обстоятельность также в характере младшего сына Веры Мих. Ивановой, Владимира. Более всего об этом свидетельствует чисто эпилептоидное нагромождение подробностей во многих его письмах. Одно из этих писем (с описанием экзамена) может конкурировать в этом отношении даже с таким исключительным документом, как письмо Достоевского к Гейбовичу (от 23 окт. 1859 г.).
На этом мы и закончим наш обзор различных проявлений комплекса эпилептоидной обстоятельности в их распределении среди различных ветвей рода Достоевских. Однако наш анализ данного признака был бы неполон, если бы мы не остановились на некоторых случаях, в которых проявилась как бы его полярность. Действительно, в некоторых случаях повышенная обстоятельность в одних отношениях может совмещаться с не менее крайней беспорядочностью в каких-либо других отношениях. Подобного рода противоречия можно видеть, например, в характерах как самого Ф. М. Достоевского, так и его сына Федора. У обоих исключительная любовь к подробностям и различные проявления педантичности и аккуратности (например, в отношении костюма, распределения времени и т. п.) совмещались с не менее крайней беспорядочностью и сумбурностью в отношении, например, денежных трат. Может быть, дальнейшее изучение подобных противоречий позволит установить особую, если можно так выразиться, обстоятельно-беспорядочную полярность, лежащую, наряду с полярностью своевольно-кроткой, в основе эпилептоидных характеров.
Кроме различных проявлений мелочности, педантичности и т. п., эпилептоидным характерам свойствен еще целый ряд своеобразных черт, в общих чертах уже указанных выше. Сколько-нибудь полный анализ всех этих особенностей эпилептоидного характера завел бы нас слишком далеко. Однако нельзя не остановиться, хотя бы в нескольких словах, на столь существенной черте эпилептоидного характера, как необузданная вспыльчивость, та вспыльчивость, которую иногда сравнивают с «громом и молнией». Среди Достоевских наклонность к подобным «взрывам» проявляется по большей части у тех же самых лиц, у которых оказывается явственно развитым и комплекс обстоятельности. Такое сочетание можно видеть у самого писателя, его отца, сына (Федора), брата (Андрея), племянников – А. П. Карепина и Виктора Ал. Иванова. У всех этих лиц весьма сходным оказывается и самый характер взрывов, а именно они так же быстро проходят, как внезапно и быстро, часто по самому ничтожному поводу, возникают. С проявлениями подобного рода отходчивости более полно можно познакомиться, например, по примирительному письму М. А. Достоевского к своим сыновьям, по описаниям характера сына писателя, Федора и в особенности по многочисленным описаниям подобных реакций у самого Ф. М. Достоевского.
Перейдем теперь к тем главным положениям и предположениям, которые можно сделать относительно проявления и распространения в роде Достоевских рассмотренных выше черт эпилептоидного характера.
Наряду с пропорцией чувства шизоидов и пропорцией настроения циклоидов можно говорить об особой пропорции, характерной для эпилептоидов. В основе последней лежит динамика душевных движений между полюсами, с одной стороны, своеволия, с другой – кротости, другими словами, своевольно-кроткая полярность. Соответствующая этой полярности «пропорция» выражает собой степень развития каждой из этих противоположных тенденций в данной личности и потому может быть названа своевольно-кроткой, или релятивной.
В роде Достоевских эта эпилептоидная пропорция проявилась как среди мужчин, так и среди женщин приблизительно в равном числе случаев. Точно так же приблизительно в равной мере распределились среди представителей обоих полов преимущественно своевольные, преимущественно кроткие и равнополярные варианты этой пропорции [215] .
Проявления обоих полюсов своевольно-кроткой пропорции могут быть чрезвычайно многообразными. В частности, в области сексуальных отношений проявления эти могут реализоваться в форме садомазохической полярности.
Не менее многообразны могут быть и другие проявления эпилептоидного характера.
Такие черты эпилептоидного характера, как повышенная аккуратность, педантичность, «прилипание» к мелочам, вязкость, любовь к подробностям, формализм и т. п., в основе которых лежит, в сущности, одна и та же тенденция, могут быть объединены в единый комплекс, который, за неимением вполне подходящего термина, может быть назван комплексом «эпилептоидной обстоятельности».
В некоторых случаях удается установить, что тенденция к эпилептоидной обстоятельности может совмещаться в одной и той же личности с не менее крайними проявлениями беспорядочности и разбросанности в каких-либо других отношениях. Проявления подобных антиномий позволяют ставить вопрос о том, что эпилептоидная обстоятельность не представляет собою законченный признак, а есть лишь один из полюсов особой обстоятельно-беспорядочной пропорции, играющей, быть может, не меньшую роль в структуре эпилептоидных характеров, чем пропорция своевольнокроткая. В конечном же счете нужно думать, обе эти пропорции суть лишь различные формы проявления единой динамической сущности, лежащей в основе эпилептоидных характеров.
В отличие от своевольно-кроткой пропорции комплекс эпилептоидной обстоятельности, за одним-двумя сомнительными исключениями, проявился только у мужчин. Это относится также и к проявлениям эпилептоидной вспыльчивости. Последняя черта во всех случаях проявилась одинаковым образом – в виде неожиданных и кратковременных «взрывов», с последующей отходчивостью. Во всех случаях проявления обстоятельности, взрывчатости и отходчивости совмещались у одних и тех же представителей рода.
