Бремя империи - Александр Афанасьев

– Петро! – толкнул он своего соседа, тоже привязанного к креслу, – ты цел там? Что лежишь?

Петро – молоденький, но крепкий лейтенант, только что пришедший с училища, – зашевелился в кресле, открыл глаза, непонимающе посмотрел на командира.

– Что вылупился… – с напускной строгостью сказал Бульба, – отстегивайся и выбираться давай! Руки-ноги целы?

– Вроде…

– Не вроде, а так точно! Давай, выбирайся из кресла, выбирайся! Что сидишь?!

Ящики с НАЗ и – самое главное, с оружием – короткоствольными автоматами и складными ружьями для охоты на дичь – были вверху справа, майор Бульба еле добрался до них. Отстегнул ремни – и все это богатство, упакованное в свертки, полетело на него. Майор злобно выругался…

Черти… Самих бы их так посадить. На самолете слона перевезти можно – так нет, в НАЗ дают «коротыши», а не нормальные автоматы… Как теперь оборону держать, спрашивается? Хоть бы один пулемет на всех положили, не говоря уж об «оружии выживания»[180], как в БТР. Черти…

Нащупав рукоятку и повернув ее, майор Бульба ногами выбил аварийный люк и выбрался наружу. Огляделся. Самолет лежал на боку, даже плоскости не отлетели. Для такой ситуации – удачно приземлились. Из-за сплошной стены дыма аэропорт и ангары видно не было, боевиков тоже, но это ничего не значило – они могли появиться в любую минуту. Со стороны моря – а аэропорт стоял недалеко от побережья, было спокойно – боевики боялись огня флота и к морю старались не соваться…

– Петро! Заснул там? Твою мать! Вытаскивай все наружу, я к кабине. Давай, давай, шевелись, дохлая курица, чтоб тебя!

Придав крепким словом ускорение подчиненному, майор побежал к пилотской кабине. Выбить снаружи аварийный люк было невозможно, поэтому он, порезав руки, проник в кабину через разбитое остекление…

Прежде чем разбираться с пилотами, он сделал то, что сделал бы каждый разумный летчик в такой ситуации. Отключить питание от двигателей и вырубить напряжение в бортовой сети самолета. Только пожара и не хватало…

Разобравшись с первоочередными делами, майор Бульба принялся за летчиков. Одного прикосновения к командиру корабля оказалось достаточным, чтобы понять – все. Голова безвольно болталась, как сломанная, но еще не засохшая ветка. Даже подголовник не спас…

– Василич… – пробормотал Бульба. – Как же так-то…

Второй пилот и штурман были живы – и это несмотря на то, что штурман сидел в более опасном месте, чем первый пилот. Вот уж воистину – кому суждено…

– Господин майор… – Павел Бульба только сейчас осознал, что он теперь старший по званию и командир экипажа, только ему теперь придется вытаскивать остальных, – я ног не чувствую…

Тоже пацан совсем – недавно в полк пополнение пришло большое. «Вы будете сыты, пьяны, и обо всем позаботится король…» Вот – позаботились…

– Сиди, не двигайся. Сейчас будут наши.

– Наших не будет… – В глазах пацана была та самая страшная отрешенность, которая появляется у людей, которые поставили на себе крест. Которые уже внутренне мертвы, они отказались сражаться за жизнь, вцепляться в нее когтями и зубами – смерть прибирает таких как бы походя, в первую очередь…

– Ты что, охренел? Панику тут мне наводишь, пристрелю! – Майор Бульба знал, что единственный способ вывести человека из такого состояния – это психологический шок, а еще лучше разбить в кровь всю морду, чтобы проняло. Но ни того, ни другого сделать было нельзя..

– Извините, господин майор…

– Лежи здесь. Наши через пятнадцать минут будут. Бронежилет на тебе?

– Да, господин майор

Хоть что-то соображает…

– Не снимай. Лежи тихо, и все нормально будет… Петро! Где ты, черт тебя задери!!!

Вместе с Петром вытащили из кабины второго пилота – тот хоть и хромал, и рука повреждена была, а оружие в руках держать мог. Потом и оружие из находившегося в кабине ящика с НАЗ вытащили – лишним не будет…

А террористы наконец-то очухались. Поняли, что за добыча пришла к ним в руки. Такие самолеты были сущим проклятьем еще с тех, старых времен – все повстанцы ненавидели их просто люто. И возможности поквитаться не упускали…

Они только успели вытащить операторов систем наведения – этот отсек пострадал меньше всего, только побились изрядно об аппаратуру – как на бетонке появились пикапы – один, второй. На одном из них был установлен пулемет в кузове – аж крупнокалиберный. Замыкал маленькую колонну небольшой грузовик, в кузове которого было не меньше десятка террористов. Они мчались по бетонке, как гончие псы, стремясь схватить свою добычу, пока десантники из поисково-спасательной службы не умыкнули ее из-под носа…

– Пусть ближе подойдут… Стрелять только туда, куда и я… Лежать…

Тех, кто выжил, скрывал дым – дым и еще туша лежащего на брюхе самолета. Хотя керосин уже отгорел – дыма было очень много, он седыми космами застилал пространство, выжимал слезы из глаз, ел легкие…

Один из пикапов внезапно свернул – и, почти не покачнувшись на своей длинноходной подвеске, слетел с полосы…

– Огонь!

Шесть очередей скрестились на пикапе; кто-то, как Бульба, бил короткими, прицеливаясь, кто-то – длинными, чтобы просто удержать врага на расстоянии до подхода своих. «Коротыш» вообще не слишком точный, предназначенный только для ближнего боя автомат. Но шесть очередей таки сделали свое дело – сразу несколько пуль отбросили пулеметчика от своего оружия, моментально покрылось пулевыми отверстиями и кровавыми брызгами лобовое стекло, лопнул радиатор. Расстрелянная машина прокатилась несколько метров по инерции и встала, медленно, нехотя разгораясь…

В ответ с полосы застучали два пулемета – обычный и крупнокалиберный, нащупывая стрелков. Правый бок самолета мгновенно покрылся рваными дырами, звук был, как будто обезумевший кузнец стучит по заготовке одновременно большим и малым молотком. Кто-то вскрикнул…

«Ублюдки… Убивают нашего Пса…» – отвлеченно, как будто это происходило не здесь и не с ним, подумал майор. У каждого самолета эскадрильи тяжелых штурмовиков было свое прозвище, этот самолет звали Псом. Для экипажа самолет, на котором они летают, становится родным. Наперебой заговорили еще несколько автоматов, террористы прыгали с машин, разбегались, пытаясь взять выживших в кольцо. Многие прятались в неглубокую ливневую канавку по другой стороне ВПП – лежа там, можно было укрыться от пуль. Кто-то вскрикнул…

Плюнув на летящие пули – а летело их много, хотя большей частью беспорядочно, майор вскочил, кинулся к носу самолета. Подхватил лежащий там автомат с полным магазином. На мгновение высунувшись, дал длинную очередь по пулеметчику, увлеченно, не боясь запороть ствол, долбавшему по самолету. И не попал – а через секунду был вынужден упасть на землю – две пули пробили насквозь обшивку как раз в том самом месте, где он только что был.

– Господин майор…

Бульба со свирепым выражением лица повернулся, чтобы последними словами обругать своего покинувшего пост напарника – и тут он вдруг понял, осознал, что надо было делать. Глянул на часы – до подхода вертолетов меньше пяти минут. Но если пулеметы не умолкнут – они не продержатся…

– Слушай сюда. – Говоря, майор сменил магазин сначала в одном автомате, потом и в другом, передернул затворы и накинул на плечи ремни, чтобы можно было стрелять из двух автоматов одновременно, прижимая приклады локтями к бокам. – Вам надо пять минут продержаться. Пять минут, ты понял? Наши – рядом, им пять минут надо. Ты за старшего остаешься. Сейчас отвлеките их, постреляйте с той стороны.

– А вы, господин майор?

– А я… А я пулеметчика загашу. Они отвлекутся – и я его сниму…

– Господин майор, я с вами.

– Да куда ты со мной… Приказ слышал?

– Но…

– Приказ слышал?!

– Да… так точно

– Ну и иди. Выполняй. Пять минут продержись, теперь ты за все отвечаешь. С Богом…

С хвоста самолета густо затарахтели автоматы, сразу несколько – и боевики отвлеклись, перенесли все внимание и весь огонь на тот фланг. Майор, по привычке отсчитав до трех, бросился на землю и неуклюже – оружие мешало – загребая землю руками и ногами, пополз. Он полз, хватая ртом воздух, обдирая руки о каменистую землю и искренне, как ничего другого в жизни, желая только одного – успеть. Успеть, пока они не обойдут со всех сторон. Успеть, пока тупо не ломанутся в атаку. Успеть, пока пулеметчик не подожжет-таки самолет. Успеть, выиграть не минуты, может, даже секунды, что остались до подхода вертолетов с десантом из шестьдесят шестой. Успеть даже ценой собственной жизни.

Его заметили, когда до машин оставалось всего ничего – метров десять. Кто-то заорал по-арабски, в землю, выбивая фонтанчики, ударила одна пуля, затем другая и третья – и он понял – сейчас или никогда. Встав в полный рост, он, прижав приклады, нашарил пальцами спусковые крючки, нажал – и автоматы заколотились, выплевывая из своих кургузых стволов пламя и свинец. Пулеметчик за крупняком сник почти сразу, несколько пуль клюнули его в грудь и в голову – и он начал оседать, судорожно цепляясь на рукоятки пулемета, ствол задрался, бессмысленно посылая длинную очередь в небо. Второй пулеметчик, работавший на обычном, ротном пулемете, выстрелил в него несколько раз, удивительно, что не попал с такого расстояния – а может, попал? Через секунду пули смели и его, майор перенес огонь на боевиков, увлеченно стреляющих в него и почему то не попадающих. И только когда в последний раз впустую лязгнули затворы обоих автоматов, он позволил себе упасть. Того, как заработала тридцатимиллиметровая пушка появившегося вдалеке, со стороны города, тяжелого штурмового вертолета, как град снарядов обрушился на бетон, выбивая длинные борозды и разрывая в клочья остававшихся в живых террористов, как одна за другой загорелись изрешеченные машины – он уже не видел…