Сны инкуба - Лорел Гамильтон

— Тебе надо в душ.

— Окей, — сказала я. Я готова была согласиться со всем, что позволило бы мне встать и выползти из-под этих двоих.

— Мы тебя не съедим, Анита, — сказал Джейсон. — Если бы была такая вероятность, Жан-Клод никогда бы не допустил такой ситуации, ты это знаешь.

Я подняла голову и посмотрела в эти волчьи глаза.

— Извини, но когда вы вот так лезете на меня с зубами и когтями, я поневоле начинаю сомневаться.

— Мы тебе плохого не сделаем, — сказал Джейсон.

— Тогда отпусти меня, — ответила я совершенно нормальным голосом, и пульс у меня тоже замедлился до нормы.

— Ещё нет, — сказал Натэниел, все так же прижимаясь ко мне лицом.

— Почему? — опередил меня Джейсон.

— Потому что ей все ещё нужно напитать ardeur.

Никогда бы не подумала, что на волчьей морде можно выразить такую недоверчивость, но Джейсон сумел.

— Анита с мохнатыми не ложится.

Леопард у меня на спине сдвинул нижнюю часть туловища на долю дюйма и толкнулся — не внутрь, но все же в самые интимные ворота.

— Ты внутри пустая, я это чувствую. А раньше не умел.

С первого раза я ещё могла считать, что он желаемое за действительно принимает, во второй раз я попыталась заглянуть в себя. Увидеть ardeur, не пробуждая его. Нужен был этакий метафизический манометр, а так я только ощутила некую пустоту в себе. Место, где должно что-то быть, а ничего нет.

— Чувствую, — сказала я.

— Я сейчас не устал, Анита. Я как новенький. — Он чуть придвинулся. — Скажи «да».

— Отпусти, тогда посмотрим.

— А мне нравится тебя держать. Когда мы вдвоём тебя держим, — прорычал он.

— Я думала, ты не любишь командовать.

— Обычно — нет, а сегодня — да. Сегодня я хочу чувствовать твоё тело под собой. Как ты стараешься не биться, не паниковать. И просто на языке ощущать твоё самообладание. Мне его хочется слизнуть прочь.

— Натэниел!

— Скажи «да», Анита. Скажи «да». Напитай ardeur, потом пойдёшь в душ, а мы поищем, чего ещё поесть.

— Чего ещё поищете? — спросила я.

— Тут глубже в подвале есть запасы, — объяснил Джейсон. — Слишком у нас тут много оборотней, чтобы их не иметь.

— Что за запасы?

Он нагнулся ко мне, не отпуская мои руки.

— Никакой человечины, ничего незаконного. Клянусь.

Он лизнул меня в лицо быстрым движением языка, а потом засмеялся — не специфически мужским смехом, а просто как Джейсон, отпустивший одну из своих шуточек. Как Джейсон, который будет шутить и по пути в ад, даже если это будет значить продление срока и ужесточение наказания. В каком бы виде Джейсон ни был, он оставался собой.

Эта мысль сняла напряжение с моих плеч, с моего тела — а я и не заметила, как была напряжена. Под мехом с когтями был все тот же Джейсон. И тот же Натэниел тёрся об меня щекой.

Когда-то я умоляла Ричарда показать мне своего зверя. Но когда это случилось, я не смогла с собой справиться. Только позже, много позже я поняла, что Ричард показал мне этого зверя в самом худшем свете, потому что в глубине души не хотел, чтобы я могла этого зверя воспринять, если сам он — не может. Я сбежала, когда увидела, как он съел Маркуса. Сбежала от него к Жан-Клоду, потому что тогда вампир казался мне меньшим чудовищем.

Осталась ли я тем же человеком, который не мог этого вынести? Девушкой, которая мирится с прекрасным принцем, но не со зверем? Неужто больше красота, чем любовь, движет мною?

Натэниел нежно ко мне придвинулся.

— Если не сейчас, от кого же ты будешь питаться?

— Грэхем действительно там, в холле, — сказал Джейсон. — Он в человечьем облике, потому что в зверином Менг Дье с ним дела иметь не хочет. Она даже спать с ним не хочет, когда он мохнатый.

Я не хотела Грэхема. Так что же, это я только человеческий облик люблю? Какую-то антропоморфическую идею? А, черт. На такие вопросы насчёт отношений женские журналы вопросов не дают. Действительно, что может сказать мадемуазель Бонтон насчёт того, что тебя достаёт животный облик твоего бойфренда? Вряд ли что-нибудь ценное.

— Я пойду позову Грэхема, — сказал Джейсон.

— Нет, — ответила я и взялась за его мохнатое предплечье. Такой мягкий был этот мех, такой реальной рука. — Не надо Грэхема.

Джейсон поглядел на меня взглядом, который означал: ну, ты шутишь.

— Ты не имеешь дела с мохнатыми, Анита.

— Но имею с Натэниелом, и с тобой тоже случается.

Он осклабился, хотя на волчьей морде это выглядело несколько иначе.

— Случается. — Он снова присел передо мной. — Хочешь, чтобы я сегодня был твоей собачкой?

— Я скорее думала, что просто будем трахаться.

Либо из всех человеко-волков у него самая выразительная физиономия, либо он оставался Джейсоном в достаточной степени, что я могла читать по его лицу. Действительно, он здесь был. Я его удивила, причём не неприятно.

Натэниел ещё прижался ко мне и шепнул мне в щеку:

— Это значит «да»?

— Да.

Он испустил нетерпеливое рычание, чуть приподнялся и всадил себя мне между ног. Не успел он всадить, как я уже орала, и не от боли. Он был чуть-чуть больше, толще, длиннее, сильнее, и все эти «чуть-чуть» ломились в меня.

Глава пятьдесят третья

Размером своего тела, ритмом бёдер, блеском белых когтей у самых нежных моих частей он довёл меня до оргазма. Мысль о том, что могли бы сделать со мной эти когти, только захоти они, заставила меня забиться под ним в экстазе. Все, что я не разрешала себе делать, сегодня разрешила. Я билась, вопила, извивалась, дралась, а он держал меня осторожно, нежно, но нет сомнения, что он мог бы разорвать меня в клочки без малейшего усилия. Самый нежный сеанс занятий любовью в моей жизни, и самый опасный. Не из-за того, что он делал, а из-за того, что мог делать.

Он поднял меня на колени, прижал к себе руками, и я ладонями гладила эти руки, эти мышцы, мех, такой мягкий, такой непохожий на волчий. Я гладила его не как гладят собаку, а как гладят любовника. И я ощутила, как изменился его ритм, знала, что он тоже вот-вот, ощутила, как он напрягается, чтобы не разорвать меня в клочья. Ощутила прикосновение розеток этих когтей, смотрела, как кончики их начинают скрести мне по коже, почти-почти прорезая, почти-почти прокалывая, почти-почти убивая. И в последний момент он убрал когти и прижал меня резко и сильно к собственному телу, с мехом, с этими ладонями, застрявшими на полпути от леопарда к человеку.

Ardeur жрал. Он поедал силу тела Натэниела, жар его кожи, разлив его семени, который был горячее, чем когда-либо получала я от мужчины.

И пришла мысль: он же не человек. Слова были нейтральные, но нахлынувшая эмоция просто дыру во мне прожгла. Гнев, чистейший гнев — и я знала, кто это, ещё до того, как вылетела дверь.