Ливень в графстве Регенплатц - Вера Анмут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К глазам подступили слёзы бессилия, и отчаяние затопляло сердце. Однако нельзя сдаваться, нельзя покоряться воле насильника. В порыве защиты чести своей, Гретта улучила момент и впилась зубами в щёку противника. Взвыв от боли, Густав ослабил объятия и схватился рукой за раненную щёку. Вот и момент для спасения. Гретта вырвалась и стремглав выбежала из комнаты.
Она бежала по коридорам, спасаясь от погони, она бежала по крутым лестницам, задыхаясь от рыданий, бежала прочь от ужаса, от боли, от несчастной жизни своей. Распахнув дверь, Гретта наконец оказалась на воле, под тёплыми лучами солнца, вне каменных стен замка. В голове девушки пульсировала лишь одна мысль: «Бежать. Спасаться». И Гретта бросилась в конюшню.
И тут она остановилась. Куда она побежит? К отцу? И тем самым даст повод жестокому ландграфу начать войну? Да, Густав болен, но отдавать приказы он может. Нет, всё же придётся остаться. Отныне здесь её новый дом, её семья. И… здесь Берхард.
– Она вернулась? – поинтересовался Густав у Аксела, рассматривая в зеркало укус на своей щеке.
– Вернулась. Видимо, поняла, что скрыться от тебя невозможно, – отвечал верный слуга. – Сейчас Гретта в своих покоях вместе со служанкой.
Густав отошёл от зеркала. Он остался недоволен проявившимся на щеке синяком. Вот упрямая чертовка! Посмела восстать против него. Против её господина!
– Запри их и не выпускай никуда, – распорядился Густав. – Хватит с них и двух дней свободы.
Подойдя к кровати, он прилёг. Голова немного кружилась, и в теле ещё чувствовалась слабость.
– Вечером я сам поговорю с ней, – добавил Густав, закрыв глаза. – И этот разговор уж точно будет последним.
Молодой ландграф ужинал в своих покоях, в обществе с Аксела Тарфа да пары свечей. Чувствовал себя он уже хорошо, и можно было спуститься в залу, вот только видеть ему никого не хотелось. Съев жирную фаршированную куропатку и пирог, Густав наелся, но опустошив две бутылки вина, не напился и приказал слуге принести ещё пару.
– И о чём ты будешь с ней говорить? – спрашивал Аксел, наполняя кубки вином.
– Уже ни о чём, – отвечал Густав. – Сначала хотел поставить ей условие: либо она подчиняется мне, либо переселяется в темницу. Но потом подумал, что гордая Гретта скорее выберет второе. А потому время на слова тратить не стану, а просто пойду и возьму её силой.
– А если опять сопротивляться станет?
– Прихвачу с собой хлыст или плётку для усмирения.
И представив себе эту картину подчинения, Густав глухо рассмеялся. Аксел последовал примеру друга. К женщинам он так же относился пренебрежительно.
– А может, мне помочь тебе придержать эту норовистую кобылку? – предложил он со злорадной усмешкой. – Помнишь, как ту рыжую упрямую бестию?..
Однако с Густава веселье внезапно схлынуло, и глаза его злобно сверкнули.
– Думай, что и о ком говоришь, чернь! – прикрикнул он. – Как смеешь ты жену мою сравнивать с дворовой девкой!
Аксел, осознав свою ошибку, тут же скинул с губ усмешку.
– Я не хочу причинять ей боль, – говорил Густав. – Я повёл себя с ней честно. Женился, положил к её ногам мои богатые земли, саму жизнь мою! Но Гретта слишком упряма. Зачем-то продолжает хранить верность покойнику. Она была знакома с волчонком всего семь дней. Семь дней! Неужели её любовь к нему так окрепла за столь короткое время?
Густав осушил свой кубок и снова налил в него вина.
– Твои чувства тоже разгорелись быстро и не ослабевают до сих пор, – заметил Аксел.
– Да, я люблю Гретту, – признал молодой ландграф. – Я хочу дать ей счастливую жизнь, да только она мне не позволяет это сделать.
– Тогда, может, тебе лучше не отталкивать её насилием, а проявить терпение и показать, что и ты умеешь быть нежным и заботливым?
– Нежным и заботливым? – горько усмехнулся Густав. – Я не умею таким быть. Да и сколько мне терпеть прикажешь? Месяц? Год? До старости? А если ей вздумается хранить верность волчонку до самой смерти? Нет. Уж лучше сразу всё расставить на свои места. Я её муж, её господин. И Гретта, как моя законная жена, обязана мне подчиняться, нравится ей это или нет. Она должна делить со мной ложе и рожать мне детей.
Густав залпом выпил вино из кубка. В голове уже стоял хмельной туман, и мысли постепенно начинали путаться, но молодой ландграф продолжал пить. Вот и ещё одна бутылка опустела, откупорена следующая.
– Опять дождь пошёл, – проговорил Аксел, наполняя свой кубок.
– Как он надоел уже, – проворчал Густав. – Скоро превратит Регентропф в болото.
– Говорят, что тучи висят только над замком. Ни в городе, ни в селениях дождя нет.
– Ерунда какая! По-твоему, у нас здесь проклятое место?
– Так, то не я говорю, а люди.
– А ты повторяешь за ними всякую чушь, дурак. Пойду я. Сегодня мне предстоит долгая ночь в объятиях любимой.
Густав допил вино в кубке, поднял глаза и вдруг застыл. Прямо перед ним за столом сидел Берхард. Сидел и спокойно наблюдал. Может быть, из-за этого спокойствия, а может, из-за того, что хмель притупил сознание, но Густав в этот раз не почувствовал страха. Напротив, он смог расслабиться, даже прямо взглянуть в глаза призраку.
– Явился, – усмехнулся он. – Будешь снова защищать свою вдовушку?
Услыхав такие слова, Аксел насторожился, внимательно взглянул на друга. Неужели к нему снова пришёл призрак брата? Но где? Молодой человек огляделся и ничего не увидел.
– Что ты говоришь, Густав? – встревожено поинтересовался он.
– У нас гости, Аксел, – просто отозвался тот. – Вон, справа от тебя. Разве не видишь?
Аксел Тарф резко повернулся вправо, но стул рядом с ним был пуст.
– Здесь нет никого.
– Волчонку ты неинтересен, вот он тебе и не показывается. Эй, убирайся! – рявкнул Густав призраку. – Я больше не боюсь тебя. И лечь в постель к моей законной жене ты мне более не помешаешь!
Берхард не шевелился и не отводил от брата спокойного взгляда. Спокойного до раздражения. Молодой ландграф нервно схватил бутылку и налил себе ещё вина.
– Успокойся, Густав, – волновался Аксел. – Здесь действительно никого нет. Смотри!
И в доказательство своих слов он постучал руками по сидению стоявшего рядом стула. Но Густав не обращал внимания на его усилия. Он пил вино и
