Сборник Поход «Челюскина» - Коллектив авторов

Что нужно успеть сделать до наступления ночи? Непременно успеть?

Каждому ясно, что, во-первых, наладить радиосвязь, во-вторых, собрать в одно место занесенные пургой продукты и теплые вещи, в-третьих, разбить палатки, поместив туда самых слабых, наиболее обмерзших, усталых, окоченевших. К счастью, женщины и дети находятся уже под кровом. Они воспользовались палаткой физика Факидова, еще месяц назад поставленной на льду для научных работ.

Работа длилась до позднего вечера. Никто в этот вечер не намечал плана работ, никто не управлял самой работой, не регулировал ее, не отдавал никаких распоряжений (за исключением единственного распоряжения Копусова об организации пище-вещевого «склада», что он поручил т. Канцыну, заменившему Могилевича). Все делалось как будто само собой, причем люди разбились по участкам работ удивительно равномерно и целесообразно. [122]

Хлопотно пришлось Кренкелю и его радиобригаде — тт. Иванюку и Иванову. Мачты для антенны нужно вбивать в лед, а лед твердый, как цемент. Мачты не держатся во льду — ветер опрокидывает их.

В темноте под рукой нельзя найти топора, ножа, веревки, плоскогубцев. Отложишь топор на минуту — засыпает снегом, того и гляди, вовсе не найдешь. В темноте по льдине с возгласами носятся темные фигуры, не различишь — кто, задевают ногами за провода, обрывают их.

Мачты установлены, радиоаппаратура в палатке. Но Кренкель в недоумении. Радиоаппаратура находится в палатке Факидова, а палатка Факидова переполнена женщинами, детьми, слабыми, замерзшими. Устанавливать там радиоаппаратуру нет возможности. Но других палаток нет. Еще не готовы. Может быть женщин и детей выселить на время на мороз, а самому немедленно заняться налаживанием радиосвязи? По сути дела в нашем положении самое важное радиосвязь.

Кренкель не решился самолично разрешить вопрос и отправился разыскивать Шмидта. Шмидт конечно приказал не трогать женщин и детей, а для радиосвязи занять первую палатку, какая будет готова.

Первая палатка была готова только через час. Она оказалась палаткой нашей группы (я, Стаханов, Ширшов, Гаккель, Громов, Шафран, Решетников и другие). Никто из нас не знал о распоряжении О. Ю. Шмидта, которым заручился Кренкель на предмет использования первой готовой палатки.

Едва мы залезли в свою палатку, совершенно разбитые усталостью, голодом, морозом, ветром, как пожаловал Кренкель и смиренно попросил «уголок для радиостанции».

Кренкелю? Уголок для радиостанции? Ну что за вопрос! Конечно дать!

Мы прижались друг к другу теснее, легли в «два этажа» и выделили нужный уголок.

В общем Кренкелю спасибо, что он в тот же вечер не выставил нас на мороз строить вторую палатку. Мы были в таком состоянии, что не смогли бы этого сделать.

Еще через час палаток было уже достаточно. Никакого отопления на сегодняшнюю ночь в них, разумеется, не предполагалось. О «комфорте» будем думать завтра, а сегодня хорошо и то, что имеем защиту от ветра. [123]

Часам к десяти готов «склад». Стены сложены из ящиков с галетами. Сверху перекинули пару досок и накрыли брезентом — вот и крыша. Вместо двери — кусок брезента.

Внутрь «склада» втащили тюки с малицами, спальными мешками, и т. Канцын начал выдачу теплых вещей.

На корабле по приказанию Копусова на руки не выдавалось ни меховой одежды, ни спальных мешков. Обстоятельства, при которых погибал «Челюскин», показали всю основательность и предусмотрительность распоряжения Копусова. При выгрузке продуктов на лед никто из нас не надел бы на себя малиц и прочей меховой одежды, так как невозможно было бы работать. Половина из них несомненно была бы забыта в каютах, как личные вещи.

Канцын проработал на «складе» до пяти часов утра. Еще при выгрузке с корабля он промочил валенки, и они примерзли к его ногам. Так он ходил до позднего вечера. Улучив минуту, он разрезал примерзшие валенки, надел сухие и продолжал выдачу теплых вещей. Необходимо было выдать каждому. В эту ночь без меховой одежды можно было замерзнуть или в лучшем случае сильно простудиться.

По мы так назяблись за день, что и выданные теплые вещи не могли нас согреть. Я мучился всю ночь, проведя ее в полудремоте.

Это была самая длинная, холодная, голодная и вместе с тем одна из самых замечательных ночей в моей жизни.

«Не сдадимся!»

Утром я выполз из палатки и оглядел нашу льдину. Я не узнал ее.

Стоит восемь палаток. Вокруг каждой хлопочут люди в малицах. Вчера ночью в темноте палатки разбили как придется, на скорую руку. Сегодня с утра их подтягивают, укрепляют, расширяют.

Рядом с нашей палаткой — мачта антенны. Подальше — костер. У костра хозяйничает дядя Саша, повар. По направлению к майне видны грубые, плохо оформленные очертания пище-вещевого «склада». Между майной, «складом» и палатками на глубоком снегу — паутинки следов. Это будущие дороги лагеря Шмидта.

У майны уже работают. В ней сдвинувшимися льдами зажато много строительных материалов, дров, ящиков с продуктами, бочек с горючим. Все это пригодится нам, но, чтобы выколоть вещи из льдов, придется положить немало трудов. Покамест работают [124] одиночки — те, кто сумел поспать за сегодняшнюю ночь, сумел с утра что-нибудь поесть.

У меня отвратительное самочувствие. Вылез из палатки, сделал шагов пятнадцать по лагерю — и больше не могу: нет сил, лихорадит, голова кружится. Неужели заболел за одну ночь? Но ведь жить на льду придется не сутки, не двое, а вероятно несколько недель. Что же будет со мной дальше?

Опять в палатку. Забился на свое ночное место — в правом переднем углу. Отвернулся лицом к стене.

Вошел Кренкель, объявил новость: выматывайтесь, мол, палатка отдана под радиостанцию. Я слышал, как с Кренкелем поспорили, но скоро согласились с необходимостью. Палатку стали очищать, и «на улицу» полетели войлок, фанера, спальные мешки.

— А ты? — спросил кто-то, наклонившись надо мной.

— Часик полежу — уйду.

— Заболел, что ли?

— Кажется.

Кто-то пробормотал что-то с сожалением. Через час я вышел. У костра на треноге из палаточных кольев подвешен котел. Дядя Саша помешивал в котле закоптелым черпаком. Вокруг на корточках люди в малицах отогревают в огне замерзшие мясные консервы.

Я вошел в круг, взял из раскрытого ящика банку консервов и бросил в огонь (предварительно проделав в банке дырочку, чтобы не взорвалась при нагревании). Дядя Саша не протестовал против индивидуальных насыщений. Он сегодня еще не мог накормить всех.

Через 20 минут я ел горячие, сочные, жирные консервы. Сначала мне стало просто тепло — в первый раз за вторые сутки тепло! А потом почувствовал, что я совершенно здоров. Я даже бодр, силен, работоспособен… Оказывается, дело в банке мясных консервов! Замечательный урок познания самого себя и того, что такое пища. Вообще на льдине я научился с большим вниманием относиться к таким простым вещам, как пища, сон, отдых, работа.