Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!» - Рудольф Риббентроп

К «аппарату Риббентропа» принадлежал и Карлфрид граф Дюркгейм. Его отцу рекомендовал Гесс, хотя он и не был вполне «арийцем». Отец, не раздумывая, взял Дюркгейма из-за его знания английских отношений. В 1941 году он послал его с официальным заданием в Японию, не в последнюю очередь для того, чтобы убрать его с линии огня усилившегося в Германии антисемитизма. Его пребывание в Восточной Азии всю войну оплачивало, по распоряжению отца, Министерство иностранных дел[449]. Дюркгейма как-то раз интервьюировали на телевидении в качестве «очевидца»[450]. В этом интервью он констатировал нечто примечательное: «Риббентроп никого не бросал!»[451]

В другом случае можно было как-никак поплатиться головой. Заместитель начальника «абвера» генерал Остер, как известно, постоянно передавал даты начала кампании на Западе голландскому военному атташе Засу[452]. Сам по себе этот факт был известен немецкой службе прослушивания телефонных переговоров, однако источник локализовать не удавалось. Абвер навел подозрение на жену Штеенграхта. Для супружеской пары это могло иметь фатальные последствия. Штеенграхт являлся сотрудником отца[453]. Взяв с него честное слово, что обвинение несправедливо, отец затем целиком и полностью вступился за него. Сын священника генерал Остер нисколько не затруднился возложить тягчайшие подозрения на невиновного, чтобы прикрыть себя и свое предательство военных секретов[454].

Когда Геббельс в своем дневнике пишет, что у отца не было друзей среди высших функционеров режима, ему едва ли можно что-нибудь возразить. Естественно, возникает вопрос, почему отцу не удалось завязать дружеские или, по меньшей мере, более-менее ненапряженные отношения хотя бы с частью своих коллег по кабинету или в высших органах рейха. Сначала надо отметить, что сам Гитлер далеко не так охотно взирал на дружеские отношения между своими сотрудниками. О том, заходил ли он дальше, принимая меры к тому, чтобы удержать их разобщенными или даже умышленно создавая напряженность между ними, я, со своей стороны, судить не могу, однако после всего, что слышал, считаю это вполне вероятным. Даже уже упоминавшийся факт, что в то время, когда отец был министром, заседания кабинета министров не проводились, говорит в пользу такого предположения. Имел ли отец возможность находить союзников среди ведущих функционеров режима в смысле — пользуясь парламентском языком — «меняющегося большинства», чтобы обеспечить свое влияние или даже увеличить его и притом с целью настоять на своих внешнеполитических взглядах — вопрос умозрительный.

В качестве лиц, имеющих вес в этом смысле, можно было бы принять в соображение Геринга, Геббельса, Гиммлера и Гесса. В начале политической карьеры у отца были хорошие отношения с Бломбергом, уже со времени назначения особым уполномоченным по вопросам разоружения. Однако назначение министром иностранных дел совпало с отставкой Бломберга, состоявшейся по известным причинам. Впоследствии у отца больше не было тесных или даже личных отношений с кем-либо из руководства вермахта. Напряженность между внешней политикой и армейским руководством является прямо-таки классической темой в истории; можно вспомнить хотя бы «чернильные души» Блюхера — его обозначение дипломатов — или омраченные отношения между Бисмарком и Мольтке-старшим под Парижем в 1871 году. Однако полное отсутствие контактов между отцом и генералами Кейтелем и Йодлем, также и с Редером заставляет задуматься.

Не стоит, конечно, забывать о негативном отношении бывшего руководства вооруженными силами (Бека) к политике Гитлера, уже приведшем в 1938 году к «тайному сговору с потенциальным противником». Оно определенно не было хорошей основой для доверительных отношений с внешнеполитическим ведомством, которое как раз в тот момент — поневоле — считало, что известная смелость во внешнеполитических вопросах необходима. В противоположность 1941 году, когда министр иностранных дел сделал все, чтобы избежать войны с Россией, в то время как военные, фатально ошибаясь, недооценивали риск[455]. Во время войны у меня несколько раз была возможность присутствовать у отца при кратких оперативных докладах офицера связи между ОКВ и Министерством иностранных дел оберста фон Гельдерна. Нельзя было хуже проинформировать министра иностранных дел о военном положении. Дело было не в злой воле полковника фон Гельдерна, причиной являлась система Гитлера держать ведомства разделенными, чтобы в любой момент иметь возможность выступить в качестве «арбитра». В окружении отца информацию о военном положении, получаемую министром иностранных дел, издевательски называли «расширенной сводкой вермахта». Небольшие дополнения к регулярной «сводке вермахта» заключались в некоторых незначительных деталях, сообщавшихся ОКВ для прессы.

Я хотел бы, чтобы отец не считался с «системой» Гитлера, стало быть, попытался бы установить хотя бы личный контакт с Кейтелем или Йодлем, чтобы — хоть бы и «обходным путем» — быть в курсе истинного военного положения. Правда, сомнительно, что этого можно было бы достичь. Я укажу на попытку Шнурре убедить Кейтеля, Йодля и Варлимонта в необходимости предотвратить войну с Советским Союзом и негативный результат его усилий. Установить хоть сколько-нибудь сносные отношения с Герингом или Геббельсом было едва ли возможно. К личностным качествам отца не относилась требовавшаяся для этого хитрость. Быть в коалиции с людьми типа Геринга и Геббельса неизбежно означало бы до известной степени отдать себя в их руки. Оставались Гесс и Гиммлер. Гесс уже тогда слыл за человека со странностями, и его позиции у Гитлера были не особенно сильными. Однажды он написал отцу письмо, в котором жаловался на то, что «Ваша супруга покупает в еврейских магазинах»; эти магазины были как никоим образом не обозначены, так и покупать в них официально не запрещалось. Отсюда можно было заключить о сомнениях в отношении отца. Возможно, Гесс написал это письмо, с его точки зрения, «с добрыми намерениями», он, вне всякого сомнения, не был интриганом. Во всяком случае, это доказательство того, как тщательно и критично поведение родителей наблюдалось со стороны партии, в любой момент давая материал для интриги.

Значит, оставался только Гиммлер. С ним у отца временами были по тогдашним условиям нормальные отношения до тех пор, пока с началом войны постепенно не развилась, по выражению отца, «смертельная вражда». В конечном итоге он рассчитывал со стороны Гиммлера на самое худшее[456]. Сначала Гиммлер попытался найти нового министра иностранных дел. Надо знать, что Гиммлер сильно проиграл во время так называемого кризиса Фрича. Ход аферы известен. Фрич вел себя по отношению к Гитлеру не очень умело, что привело к возрастающему раздражению Гитлера. Я не хочу здесь пересказывать подробности кризиса Бломберга — Фрича. Сегодня считается доказанным, что речь не шла о запланированной интриге Гитлера. Упряжку Фрич — Бек Гитлер выменял на упряжку Браухич — Гальдер. Для этого ему не требовалось брать на себя всю внутри— и внешнеполитическую проблематику этой «аферы»![457] Однако Гиммлера все это затронуло постольку, поскольку Гитлер сурово поставил ему на вид, что СД и гестапо работали очень неэффективно, снабжая его, Гитлера, ложной информацией, из-за них он попал в непростую ситуацию. Мать рассказывала мне в то время, будто Гиммлер горько жаловался Герингу, что теперь он «козел отпущения». Также от матери я слышал в этой связи, что Гитлер не назначил Фрича обратно главнокомандующим сухопутными войсками, поскольку в создании больших моторизованных соединений он «принимает участие недостаточно активно»[458]. Так Гитлер сказал отцу. Но с назначением «шефом» артиллерийского полка Фрич был и публично полностью реабилитирован.