МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ №13 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов) - Леонид Платов

Торпеду окружили дельфины. Старший патруля стал докладывать обстановку. Петя нажал одну из многочисленных кнопок на пульте, и тотчас же послышался перевод сообщения начальника патруля:

«Шестьдесят разведчиков Джека разделились на десять звеньев и одновременно стали искать проходы в глубине, между буями. Мы включили дополнительное напряжение и атаковали одну из групп стрелами. Один ушел в глубину навсегда, остальные бежали на запад, потом на север».

Торпеда рванулась на север. Четыре патрульных дельфина обошли торпеду и развернутым строем полетели вперед. Именно полетели, скользя почти по самой поверхности и, казалось, не делая для этого особых усилий.

Мы проводили взглядом торпеду и патрульных до горизонта.

Петя повертел головой и причмокнул:

— Вот это гонка! Завидую ребятам с «Кальмара». Только им разрешается использовать всю мощность торпеды и применять ампулы с морфином. Конечно, им не накрыть Джека. Может, заарканят кого-нибудь из желторотых. Тогда удастся подготовить еще одного парламентера.

Я спросил:

— Ты веришь, что таким путем можно перевоспитать Джека?

— Конечно, нет! Но, возможно, другие, а их около тысячи, перейдут на легальное положение. В Арктике касатки успешно используются в роли пастухов трески. А с Джеком можно покончить только широкой блокадой и с моря и с воздуха.

Послышался мелодичный гудок, на пульте замигали лампочки.

Петя сказал:

— Включился резервный опреснитель. Нам с сегодняшнего дня увеличили план биомассы. Теперь у нас дьявольская потребность в пресной воде. — Он пощелкал тумблерами, улыбнулся и сказал сочувственно: — Не огорчайся особенно. Со мной тоже иногда бывает — вдруг все разладится. Кажешься себе таким дураком! В подобных случаях лучше всего переключиться на другое.

На экране видеофона появилось сухощавое лицо индийца.

Петя смущенно сказал:

— А, Чаури-сингх! Приветствую и слушаю тебя!

Чаури мрачно пробасил:

— Благодарю за неоднократные приветствия в течение сегодняшней половины дня, а также за любезные обещания.

— Не беспокойся, Чаури-сингх, — Петя подмигнул мне, — я наконец-то нашел дублера. Вот наш стажер мечтает пуститься в плавание на знаменитой «Камбале» в обществе… в вашем обществе…

Чаури посмотрел на меня и, кивнув головой, исчез.

— Ну, вот все и устроилось, — сказал Петя. — Это наш бионик. Ведет интереснейшую работу с головоногими моллюсками. Ты, конечно, еще не мог с ним познакомиться, он все время торчит то у своих самописцев, то болтается в «Камбале». Счастливого тебе плавания! Зайди в его конуру, там много любопытного, он будет ждать. Да не вздумай опаздывать, тогда я совсем пропал в его глазах как серьезный человек, да и тебе не поздоровится.

ВЛАДЕНИЯ ЧАУРИ-СИНГХА

«Конура» оказалась огромной лабораторией. Одну стену в ней занимал аквариум. За литым стеклом высотой около пяти и длиной не менее восьми метров застыла прозрачная бирюзовая вода. В ней парили стайки рыб, одетых в разнообразные «праздничные» наряды, разрослись кусты кораллов, багряные, белые, розовые, зеленые и даже ярко-желтые, предательски прекрасные анемоны «цвели» на глыбах камней, морские лилии трепетали лепестками-щупальцами; со дна поднимались изящные ленты темно-зеленых, бурых и красных водорослей. На дне сновали рачки, лежали, раскрыв створки, перловицы. Словом, это был кусочек живого океана, перенесенный в лабораторию ученого.

Второй достопримечательностью лаборатории был светильник: большая прозрачная чаша на бронзовой треноге. В чаше с водой притаился небольшой невзрачный кальмар-альбинос. Как видно, один из глубоководных видов.

«Зачем он здесь?» — подумал я, заглядывая в чашу.

Кальмар «ответил». Он вспыхнул изнутри голубым светом, а вся его поверхность покрылась разноцветными, тоже светящимися точками, расположенными с большим вкусом. При свете, источаемом кальмаром, можно было читать. Я никогда не видел таких кальмаров и подумал: «Вот бы послать Биате на спутник!»

Как только я отошел от чаши, кальмар погас.

Чаури-сингх, казалось, не обращал на меня никакого внимания.

«Не уйти ли?» — подумал я, но сразу отказался от этой мысли. Все в этой комнате привлекало: множество незнакомых приборов, светящийся кальмар, грандиозный аквариум, на который можно было смотреть не отрываясь часами, и особенно сам хозяин этой необыкновенной лаборатории. Высокий, худой, он сосредоточенно следил за осциллографом и телеэкраном. На экране фиксировался кусочек океана, вернее, его дна, загроможденный черно-бурыми обломками базальта. Судя по темно-зеленому цвету воды, глубина была довольно значительной. Неожиданно я увидел гигантского осьминога. Я различал его смутные очертания, клюв и огромные фиолетово-черные глаза. Он, казалось, дремал, наслаждаясь тишиной. Перед ним лежала груда двустворчатых моллюсков.

Осциллограф чертил ровную, слегка волнистую линию. Я догадался, что каким-то непостижимым для меня образом Чаури-сингх умудряется наблюдать и записывать биотоки мозга этого моллюска.

Из сумрака появилась стайка окуней. Пульсирующая волнистая линия на экране слегка подпрыгнула и опять пошла ровной строчкой.

Чаури-сингх повернулся ко мне и спросил:

— Тебе никогда не приходилось смотреть чужими глазами? Нет, конечно, не глазами другого человека — разница при этом была бы незначительна, — а, например, глазами собаки, жука, курицы, кита или дельфина. Так вот, представь, что ты превратился в головоногого моллюска! — Он нажал желтый клавиш, и картина на экране телевизора мгновенно изменилась. Вода… нет, это теперь, казалось, было что-то другое, абсолютно прозрачное, какое-то нежно-фиолетового вещество. В нем плавали причудливо расплывшиеся громады скал, какие-то необыкновенные растения очень сложной, пастельной расцветки. В фиолетовом мире двигались фантастические рыбы; и по форме, и по окраске они превосходили все, что мне приходилось видеть необыкновенного в глубине тропических морей.

Картина неожиданно стала меняться, цвета стали ярче, очертания скал, растительности, животных приобрели более знакомые формы. Коралловый куст вспыхнул алым пламенем, затем постепенно стал менять цвета, как остывающая сталь. Анемона, примостившаяся на коралловом кусте, так же поспешно меняла окраску своих «лепестков» и ножки, словно мгновенно переодевалась. Удивительные превращения происходили с чудовищно-несуразной рыбой, будто раскрашенной художником-абстракционистом. Из широкой и плоской она превратилась в пеструю ленту, затем свернулась и стала нормальным помокаптусом, только не черным с золотым, а темно-синим с алыми и желтыми пятнышками. Глаза у рыбы вспыхнули зеленым огнем и стали медленно гаснуть. Весь подводный пейзаж менялся, как декорации; видимо, художник-постановщик подводного представления обладал необычайной фантазией и набором технических и еще каких-то совершенно непостижимых для меня средств.