Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов - Николай Бахрошин

— Дощи береги, грамоты берестяные, — сказал Ратень. — Ну, все, что я тебе оставил, словом. Вернусь — спрошу. С зельями осторожнее, там много всего…

— Сберегу… Ты вернись только!

— Вернусь. Я скоро, — пообещал он без особой уверенности.

Им ли притворяться между собой? И он и она одинаково чувствовали, что расстаются надолго. Далекий путь — искать среди необъятности Яви черных волхвов.

— Куда ты пойдешь? — спросила Сельга, прервав молчание.

Ратень неопределенно махнул рукой:

— Буду ходить, искать. Там видно будет…

Опять помолчали. Шли рядом, но не касались друг друга.

— Уходишь все-таки… — задумчиво сказала она.

Он не смотрел ей в глаза. «Почему он не смотрит в глаза?» — думала Сельга. Прячет взгляд, словно совершил непотребное, помочился на нарождающийся месяц или на Сырую Мать плюнул? Разве так расстаются?

А как? Как надо расставаться с любимым, чтоб не было больно в груди?

— Да, так и есть… — он наконец глянул прямо на нее. Глаза у него были спокойными и твердыми, как всегда. Но грустными в то же время, очень грустными. Эта великая грусть в его глазах резанула Сельгу по сердцу острым, холодным, как лед, ножом. Как же не хочется расставаться с ним, великие боги! «Милый, не уходи, не бросай меня!» — чуть не закричала она. Чудом удержала в груди пронзительный крик.

Наверное, он все-таки услышал, понял. Грустно, но твердо покачал головой.

В этот момент Сельга окончательно поняла — не удержать волхва. До последнего момента еще жила в ней надежда, что он передумает вдруг, останется еще хоть ненадолго. Теперь и надежды не оставалось.

Одного, родного, уже потеряла, и этого, желанного, не удержать подле себя. Будет то, чему суждено случиться, и никто не в силах изменить предначертанного. Никто из людей и, наверное, из богов. Дороги волхвов, понимающих про жизнь больше других, всегда ведут к одиночеству. Вот он и уходит один. Так суждено, и это случилось…

Тяжелая выпадет ему дорога, предчувствовала она, не скоро теперь вернется. Да и вернется ли? Она готова, согласна ждать сколько надо, лишь бы вернулся… Только не видит она впереди его возвращения, вот в чем горе. Найти найдет, предчувствовала она, задуманное исполнит, а дальше — туман.

— Просто я должен идти… — сказал он. — Ты как никто это знаешь. Не можешь не знать. Я должен…

Да будет так!

Они помолчали, глядя друг от друга в стороны.

— Не оставляй меня. Мне без тебя будет плохо, — жалобно попросила она, чувствуя, как глаза затуманиваются невольно. Щиплет их, точит соленая влага слез, затуманивая глаза.

— Я не могу, ты же знаешь…

— Я знаю… Вот здесь — знаю, — она коснулась рукой головы. — А здесь, — коснулась сердца, — не хочу знать. Не хочу, и все тут! — Сельга капризно притопнула ногой, словно малый ребенок, добивающийся своего у родителей. Всхлипнула даже, шмыгнула носом, как малая.

Ратень ей не ответил. А что он мог ей ответить? Они оба понимали, что слова сейчас не важны. Оба прячутся за словами, лишь бы рассеять молчаливую боль расставания. Все так…

Он ушел.

Высокий, статный, смотреть со спины — крепкий, как камень. По обычаю, волхв не оглядывался назад. Да он и не мог оглянуться. Боялся, оглянется, и сила-жива покинет его, выскочит из груди горячее от боли сердце и покатится обратно к Сельге, чтобы прыгнуть к ней в мягкие маленькие ладошки, успокоиться рядом с ее теплом. Все так…

Только отойдя от селения подальше, скрывшись от ее пронзительных, провожающих глаз за крутым взгорьем, Ратень смог наконец перевести дыхание. Когда никто не смотрел, можно было и ссутулить спину, безвольно наклонить голову к Сырой Матери…

Уходит, хотя больше всего хотел бы остаться… Уходит, потому что должен богам и духам, а такие долги никогда не прощаются. Кому, как не волхву, знать это…

Сельга, проводив его, еще долго стояла за частоколом просыпающего селенья. Смотрела, как неторопливо просыпается день. Вспоминала. Или все, или ничего, говорила она когда-то. Что ж, боги услышали ее похвальбу… Ничего не оставили… Одна осталась…

Когда-то, теперь казалось, очень давно она стояла вот так же рано-рано и думала, хвалилась себе, что все поняла про жизнь. Не иначе, боги, усмехнувшись, решили показать ей другое. Обратной стороной повернули все, заплели судьбу, как не придумаешь и в обнимку с корчагой крепкого пива…

И все-таки она поймет! Пусть не сейчас, потом, после, когда грусть потухнет, чувства улягутся, а мысли обретут прежнюю ясность. Она подумает и поймет, почему жизнь человеческая устроена именно так, и никак иначе…

Так предназначено ей судьбой, и так будет!

Эпилог

С утра море было спокойным, но к вечеру разыгралось. Белые барашки пены игриво разбежались по серым, еще мелким волнам до самого горизонта. Белокрылые чайки, заунывно кликая, стрелами понеслись над самой водой, показывая надвигающееся ненастье. Серое небо, казалось, придвинулось к морю еще теснее.

Заплескалось море, застучало в каменистые берега Ранг-фиорда. Вспениваясь и шипя, набегало на песчаную косу, ножом врезающуюся в глубину с берега. Там, за косой, выше по берегу, чернели обветренным деревом просторные корабельные сараи, в которых зимовали деревянные кони дружины фиорда. Разыгравшиеся волны словно старались дотянуться до них, позвать к себе, но сделать этого не могли…

Ничего, ничего, уже весна, скоро кончится время штормов и бурь, сильные руки гребцов выкатят деревянных братьев из-под нависающих крыш и тесных стен…

Якоб-скальд, сидя на прибрежном камне, подобрал голыш и кинул его, целясь по верхушкам волн. Но камень не скользнул, отталкиваясь от воды. Булькнул и сразу ушел на дно. Не получилось пустить камень вскользь… Как тогда волей богов не получились у конунга Рагнара его великие замыслы… Может быть, слишком великие для Серединного мира, где все испокон веков пребывает на своих местах, а боги надзирают за этим сверху… Нарушить равновесие, установленное богами, дорогого стоит…

— Да, именно так все и было… — задумчиво повторил скальд.

Только что он в очередной раз закончил рассказывать юным Рорику и Альву о событиях прошлого лета, что случились в земле Гардарике. Как их отец Рагнар, Победитель Великана, владетельный ярл и знаменитый на все времена морской конунг, одержал великую победу над князем Добружем, обрел славу, а затем погиб от руки Харальда Резвого, ушел в Асгард к Одину.

Мальчишки любили слушать об этом, часто просили повторить рассказ. Хотя не мальчишки уже… Старший, Рорик, совсем юноша с виду. И усы пробиваются тонким пухом под носом, и первая шерсть обметала подбородок. Рабыни фиорда уже узнали его пробуждающуюся мужскую силу, приняли в себя его первое семя, знал Якоб.