Шакалы пустыни - Юрий Павлович Валин

…Палатка, раскладная койка. За парусиновой стенкой кто-то чем-то стучит — мать их, как в голову костыли вгоняет!

— Ложитесь, ложитесь, Катарина. Вот таблетки… Двух, полагаю, будет достаточно…

— Мм-м…

— Ничего страшного, просто вы излишне чувствительны к некоторым препаратам. Такое случается. Немного поспите, отдохнете, все пройдет. Пейте!

Катрин позволила вложить себе в рот капсулы, напоить.

— Чудесно. Ложитесь.

Да ничего чудесного. Мы хоть и полоумные, но о слабости желатиновых капсул помним. Катрин застонала, обхватила голову руками и обессилено повалилась на койку. (Капсулы удалось выплюнуть под руку и загрести под подушку).

— Спите-спите, — в голосе Креста особого сочувствия и озабоченности не слышалось. Далек он от принципов клятвы этого… как его… тоже лекарем был…

Имя древнего лекаря вспомнить не удавалось, но местный коновал вышел, и стало чуть легче. Катрин прислушивалась к шороху у двери — это врач клапан двери застегивает, ничего особо загадочного. Через несколько минут придет проверить — отрубилась ли страдалица? Нужно выждать, а то хлопотно получится.

Катрин намеревалась покинуть французов (или кто они там на самом деле?) немедленно. Кажется, они представляются археологами-кладоискателями или что-то еще старинное ищут; все это не важно, нужно драпать, пока окончательно не убили и под натуральную плиту не закинули.

Гранитная плита и нижестоящий толстостенный каменный ящик-гроб представился как наяву. Снова затошнило…

Снаружи звучали голоса, снова начали стучать. Слова Катрин понимала, общий смысл сказанного ускользал — это от стука. В голову уже словно сотню гвоздей повбивали — был, вроде, такой фильм ужасов, глубоко эстетский. Захороненная заживо со скобяными изделиями в голове сжала лопающийся череп — башка оказалась почему-то коротко остриженной. Еще и тиф был, что ли? Впрочем, стрижка это хорошо. Позаботился кто-то и вообще аккуратно. Отмываться удобнее, да.

Что происходит?

Что?!

Дверь тронули, осторожно заглянули в окошечко. Катрин лежала неподвижно, сунув голову под подушку. Наблюдатель потрогал внешнюю застежку — шорохи пленница безумия расшифровывала отлично. Тканевые жилища — дом родной. Это если фигурально. А если не фигурально? Где дом-то?

Надзиратель ушел. Доктор… как его? Только что называли его по имени. Или по кличке? С памятью примерно как с головой — слив унитазный, бурлящий, а не память.

Бежать, бежать и немедля!

План был понятен — поднять полотнище задней палаточной стены — укрытие упрощенное, без пола. Далее вниз, к реке, там тростник. Память расположение этой части лагеря хранила, хоть на что-то голова годна. Катрин сползла с койки — хрустит падла, создано ложе из каких-то складных реек и полосатой парусины. Да черт с ней… Больная взялась за ткань стены… Нет, еще что-то нужно. Э-э… Оружие и одежда! В майке и спортивных трусах пускаться в бега неразумно — это уже не память и разум подсказывает, а инстинкты, которые саркофагами не пришибешь.

С оружием как-то не сложилось: громоздящиеся вокруг ящики и большие банки наглухо запаяны и заперты, стойку-кол палатки не позаимствуешь — великоват, да и немедля завалится строеньице. С одеждой повезло больше: на складном столе лежал пакет с черными вещами. Кто-то уже к трауру подготовился? «Покойная была молода, неспокойного поведения, неутомимо сквернословила и распутничала, тем не менее, мы скорбим и…»

Свободное длинное платье, башмаки без шнурков, головные платки… Все наделось довольно уверенно. Завязывая закрывший лицо платок (как-то по-арабски он называется? Но как?), Катрин заподозрила, что нечто подобное она уже носила. Мля, суки, опять они по доскам колотить начали — виски аж лопаются. Уходить. Немедленно!

Катрин выползла из-под палатки, пригибаясь, спустилась к воде. День, шум, тень невысоких деревьев… В лагере громко и озабоченно разговаривали, что-то механически скрипело. Ничего, доскрипитесь еще, погодите… Болящая беглянка не исключала возможность возвращения. С винтовкой или еще чем-то хорошим и многозарядным…

Меж тем река оказалась большой. Можно сказать, мощной. Тростники и окаймление прочей веселой зелени вдоль водного простора, густого и насыщенного буро-зеленого цвета. Вдалеке скучились корабли, ялики и всякие иные парусные корытца. Дело клонилось к вечеру, дымка, что-то вроде клочьев тумана — издалека разглядеть посудины сложно. Катрин отвлеклась от непонятного флота, взглянула дальше на противоположный берег. Ого, вот это городок!

Торчали сотни минаретов, стен, башен и полубашен, а уж домов и садовой зелени… Озаренное склоняющимся к закату солнцем, почти волшебное зрелище. Чуждое. Красиво и опасно. Явно не твой город…

Багдад? Или как его… Стамбул? Или вообще Индия какая-нибудь? А что мы в Индии делаем?

Катрин глянула дальше по «своему берегу» и вздрогнула.

Пирамиды.

Египетские. Тут не перепутаешь. Огромные массивы камня. Поближе — Хеопса, Хафра, дальняя, почти заслоненная «миниатюрная» — несчастной Родопис, хотя имеются об этом и иные версии[1]. Совсем рядом. В смысле не то что рукой подать — несколько километров. Это перспектива изнуренный мозг путает — пирамиды на фоне океана песка, но в отдалении, вот развалюха рыже-бурая, та рядом. Мимо руины промчалось несколько всадников. Спешат как на войну…

Тут слух, наконец, связался с тупившим мозгом и довел ощущение, что звуки с той стороны знакомые. Артиллерийские орудия… хотя звук странный. Безоткатки, что ли?

Катрин застонала: мыслительный процесс сделал геройский, хотя и неуклюжий рывок, подпрыгнул и дотянулся до стоящей на столе вазочки с конфетами-фактами — вот мармеладка с охренительным логическим выводом. Пирамиды — Египет — артиллерия — кавалерия равны Битве У Пирамид. Река, следовательно, зовется — Нил.

Говорили же с кем-то совсем недавно о Битве у пирамид. Как можно было не вспомнить?! Но с кем и почему говорили?

На редкость отвратительная ситуация: вроде бы жива, но голова практически не работает. Зачем Нил и нахрен нам это не упершееся сражение? Что ты тут делаешь? Это же абсолютно не то, что нам нужно. Домой хочется.

А где дом? Собственно, что такое в данном случае «дом»?

Сидя на корточках, Катрин еще раз умылась. Вода запаха вообще не имела, нос бастовал — из него вымывались какие-то сомнительные кляксы. Споласкивая лицо вновь и вновь, безголовая девушка неспешно прокляла кляксы, пирамиды, Нил, далее последовательно по списку все, что мелькало в измученной голове. Проклиналось и посылалось «в» и «на» хорошо — слова сами выскакивали. Значит, основа интеллектуальных способностей