К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

Раскольников хорошо знал Сталина, но и нарисованный им портрет нуждается в дополнениях. Да, Сталин был волевым человеком, он был непреклонен и тверд в достижениях своих целей. Эти качества импонировали многим большевикам, создавая Сталину репутацию несгибаемого борца. Однако вовсе не потому Сталин уничтожил одних и подчинил других руководителей партии, что был более твердым и волевым человеком, чем Киров, Орджоникидзе, Чубарь, Якир или Дыбенко. Убийца, который стреляет из-за угла, вовсе не должен быть «более волевым» человеком, чем его жертва. Честный человек не совершает преступлений не потому, что у него «слабая воля». Мы называем нередко сильным человека, который без труда отбрасывает все принятые между людьми нормы взаимоотношений и все правила честной борьбы. А между тем большинство преступлений свидетельствует не о силе воли, но о слабости моральных принципов и убеждений у того или иного преступника.

Да, Сталин был сильной личностью. Но у него не было «сверхчеловеческой силы воли». У Сталина никогда не было твердых моральных убеждений, он не имел ни любви, ни уважения к людям и не стремился служить им. Он не признавал никаких правил в политической борьбе. Используя преимущества своего положения и нанося неожиданные и коварные удары, Сталин сумел уничтожить многих сильных людей. Но как вел бы он себя сам, если бы его подвергли тем истязаниям и унижениям в застенках НКВД, на которые он обрек своих соратников?

Недостаточным является упоминание Раскольниковым хитрости Сталина. Сталин был не просто хитер и лицемерен. Это был артист, способный надевать на себя любую личину.

Мы уже говорили об исключительной жестокости Сталина. Эта жестокость проявлялась не только в общественной деятельности. 3. Г. Орджоникидзе рассказывала своим друзьям, что ей всегда было тяжело бывать в гостях у Сталина, который любил поиздеваться над своими ближними. Объектом таких издевательств нередко становился личный секретарь Сталина А. Поскребышев. Однажды под Новый год Сталин стал сворачивать бумажки в маленькие трубочки и надевать их на пальцы Поскребышева. Потом он зажег эти трубочки вместо новогодних свечей. Поскребышев извивался и корчился от боли, но не смел сбросить эти колпачки.

Объектами таких издевательских «шуток» становились нередко и ответственные работники, приглашенные к Сталину. Новичка могли для «развлечения» столкнуть в пруд на даче Сталина или же за столом предложить ему произнести тост, а в это время подложить ему на стул торт или в лучшем случае помидор.

И в то же время, как мы уже говорили выше, Сталин мог быть предельно любезным хозяином. Своим гостям он преподносил цветы, самолично срезая их в саду. Гитлер, впрочем, тоже очень любил дарить гостям букеты цветов. Многих это сбивало с толку, особенно иностранных гостей Сталина. Не сумел понять Сталина английский писатель-фантаст Г. Уэллс, который в 1934 году после визита в США, где он беседовал с Ф. Рузвельтом, приехал в Москву. Излагая впечатление от встреч со Сталиным, Уэллс писал: «Я сознаюсь, что подходил к Сталину с некоторым подозрением и предубеждением. В моем сознании был создан образ очень осторожного, сосредоточенного в себе фанатика, деспота, завистливого, подозрительного монополизатора власти. Я склонялся разделить точку зрения Троцкого на Сталина... Я ожидал встретить безжалостного, жесткого доктринера – насколько это возможно у грузина – горца, чей дух никогда полностью не вырывался из родных горных долин».

И вот, наконец, Уэллс встречается и беседует со Сталиным.

«...Все, томительно ожидавшие зловещего горца, исчезли по его знаку... Он один из тех людей, которые на фото или на портрете становятся совершенно другими. Его нелегко описать, и многие описания преувеличивают его мрачность и спокойствие. Его недостаточная общительность и бесхитростность делают его непонятным для более здравых, но лишенных остроумия людей, отчего он стал предметом самых странных выдумок и скандальных сплетен. Его лишенная огласки, ничем не бросающаяся в глаза личная жизнь охраняется гораздо больше, чем его огромной важности государственная деятельность, и когда около года назад его жена умерла внезапно от некоего повреждения мозга, люди с сильным воображением создали легенду о самоубийстве, которую существование гласности в стране сделало бы невозможной. Все подобные смутные слухи, все подозрения насчет тайных эмоциональных излишеств для меня перестали существовать навсегда после того, как я поговорил с ним несколько минут... Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного; в нем нет ничего зловещего и темного, и именно этими его качествами следует объяснять его огромную власть в России. Я думал раньше, что люди боялись его. Но я установил, что наоборот, никто его не боится и все верят в него... Сталин совершенно лишенный хитрости и коварства грузин. Его искренняя ортодоксальность – гарантия безопасности его соратников... Зачарованные Лениным, они боялись вначале отступлений от его магического направления...» [520]

Мы видим, таким образом, что, описывая встречу со Сталиным, Уэллс дал скорее свой, чем его портрет.

Поддавались на ухаживания Сталина и многие советские государственные деятели и деятели культуры. Так, например, в 1947 году маршалу К. Рокоссовскому, отдыхавшему на своей даче, позвонили и пригласили на обед к «хозяину». Обед проходил в непринужденной обстановке, Сталин часто вставал и прохаживался по комнате. Подойдя к маршалу, Сталин спросил: «Я слышал, что вы были в заключении?» – «Да, товарищ Сталин, – ответил Рокоссовский, – я был в заключении. Но вот видите, разобрались в моем деле и меня выпустили. А сколько хороших, замечательных людей там погибло!» – неожиданно сказал маршал.

Быстро повернувшись, Сталин вышел в сад. За столом все испуганно замолчали. «Что вы сказали Сталину, – с возмущением тихо произнес Маленков. – Зачем?» Через несколько минут в комнату вновь вошел Сталин. В руках у него были розы. Он преподнес один букет маршалу, другой его жене. «Да, – медленно произнес Сталин, – много у нас хороших, замечательных людей». Рокоссовский уже никогда не напоминал Сталину о погибших товарищах.

Желая произвести впечатление на тех или иных людей, Сталин разыгрывал иногда целые сцены. Так, например, уже после войны, принимая в своем кабинете одного адмирала, Сталин прервал прием, чтобы получить от Поскребышева стопку книг по языкознанию. Перечислив принесенные книги, среди которых были и дореволюционные издания, Поскребышев сказал, что некоторых книг еще не удалось достать. «И чем только не занимается Сталин», – подумал гость.

Академик Е. Варга рассказывал друзьям, что всякий раз, когда он посещал Сталина, у того на столе лежал «Капитал» Маркса.

В дни войны широкую известность получила история с летчиком, который, возвращаясь после церемонии присвоения ему звания Героя Советского Союза, застрелил в затемненной тогда Москве какого-то мужчину, пристававшего к девушке. Летчика задержал патруль, и дело было доложено Сталину. Он спросил, что можно сделать для летчика «по советским законам». Ему сказали, что он, Сталин, может взять летчика на поруки до суда. Сталин написал лично заявление в Президиум Верховного Совета. Летчика временно вернули в его часть, но он вскоре погиб в воздушном бою [521] .

Характерный пример лицемерия Сталина привела на вечере, посвященном памяти А. Косарева, его жена М. В. Косарева. Она сказала: «Когда летом 1938 года в Москву вернулись папанинцы, в Кремле был устроен прием и большой банкет. Молотов произносил тосты за присутствующих, в том числе и за Косарева. Каждый, за кого произносился тост, подходил к Сталину чокаться. Подошел и Саша. Сталин не только чокнулся с ним, но обнял и поцеловал его. Вернувшись на место, Саша, бледный и взволнованный, сказал мне: "Поедем домой". Когда мы поехали, я спросила его, почему он так расстроен. Он ответил: "Когда Сталин меня поцеловал, он сказал на ухо: «Если изменишь – убью»". Через несколько месяцев Косарева действительно убили, хотя он и не выступал против Сталина» [522] .

И таких примеров крайнего лицемерия Сталина можно привести много.

Мы видим, что было бы неправильно представлять Сталина каким-то «сверхчеловеком». Но следует предостеречь и от иных односторонних оценок этого человека, называя его всего лишь простым честолюбцем, садистом, пробравшимся в результате обмана и интриг к руководству партией. И как человек, и как вождь Сталин является более сложной и противоречивой фигурой. Конечно, Сталина нельзя назвать ни «подлинным марксистом», ни «подлинным ленинцем», как об этом можно прочесть и в западной советологической, и в эмигрантской литературе определенного толка, а также во многих советских и китайских публикациях. Одни авторы хотят таким образом возвысить Сталина, другие – принизить Ленина. Даже в своих печатных работах Сталин использует марксистскую терминологию, но не марксистский метод. Если Ленин писал о Бухарине, что он «схематик», что в его работах есть «что-то схоластическое», что его теоретические воззрения «очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским», то эти оценки с еще большим основанием могут быть отнесены к теоретическим работам Сталина, о чем мы еще будем говорить ниже. Конечно, Сталин повторял многие марксистские лозунги, он не мог вообще не считаться с идеологией партии.