Торлон. Война разгорается - Кирилл Шатилов

Он подбросил поленьев в очаг и стал чего-то ждать. С утра у него было предчувствие. Появление гонца от шеважа и почти одновременно с ним гонца из замка его не рассеяли. Значит, оно относилось к чему-то другому.

Когда строишь планы, невольно думаешь о тех, кто случайно или сознательно способен их разрушить. А разрушителей во всех уголках Торлона хватало. Некоторые действовали очень четко и согласованно. Не зная наверняка о том, что существуют люди вроде Ахима, они словно догадывались об этом и плели свои хитрые козни — расчетливо, жестоко и успешно. Кого-то из них удавалось остановить, хотя бы на время. К примеру, если все пошло по-задуманному, сейчас один из них корчится в замке от сильнейших болей в животе и мечтает о том, чтобы побыстрее умереть. Умереть ему вряд ли дадут, но несколько дней без его постоянных козней станут полезной передышкой для других звеньев цепи, тянущейся из этой старенькой неприметной сторожки.

Ахим улыбнулся. Знал бы Томлин, кого берет себе в услужение. Тихий и скромный Ахим был присоветовал хозяину все тем же Рикером, конюхом, который теперь запанибратски наведывался к нему по поводу и без повода помолоть языком да поделиться новостями, с опозданием доходящими до его конюшни. Томлин в то время как раз подыскивал себе охрану, и Ахим понравился ему своей нетребовательностью к содержанию и непоколебимым спокойствием. Разумеется, он подверг старика обычным испытаниям, поскольку искал все-таки не сиделку, а человека, умеющего обращаться с оружием, и Ахим не моргнув глазом сперва отлупил в рукопашном поединке двух уже принятых на службу молодых охранников, с которыми Томлин после этого быстро и без сожаления расстался, а потом показал себя весьма метким стрелком из собственного, видавшего виды арбалета. Почему фолдит, у которого свой торп, семья и большое хозяйство, ни с того ни с сего решил пойти на старости лет в сторожа, Томлина совершенно не интересовало. Он принял Ахима и, вероятно, сразу позабыл о нем. А напрасно. Рикер, с которым Ахим был знаком через одного из своих сыновей, проявил больше внимательности и, когда они отмечали в сторожке его назначение, задал этот вопрос. Ахим, беспечно подливая собеседнику домашнего крока, ответил, что, мол, устал от такой жизни, от постоянной суеты и неотложных дел и хочет пожить в одиночестве. В торпе и без него хватит рук, чтобы поддержать и преумножить нажитое. К этому разговору они больше не возвращались.

Почему на самом деле Ахим в один прекрасный день принял решение переселиться поближе к дому богатейшего из жителей Вайла’туна, знал только он. Все последнее время он посвятил тому, чтобы постараться определить на всем пространстве Торлона то место, где сосредоточено наибольшее зло. Изначально он, как и многие, полагал, что таким местом окажется замок. Однако наблюдения, размышления и даже некоторые вычисления привели Ахима к выводу, что замок играет крайне важную роль, но некогда главенствующее положение уже несколько зим как им утеряно. Управление же передано в другие руки. К счастью, эти руки оказались не в Айтен’гарде, Обители Матерей, куда он едва ли получил бы когда-нибудь допуск. Разумеется, благодаря Нави, ставшей для него второй жизнью, он постепенно свел нечто вроде дружбы с некоторыми тамошними наставницами и послушницами и уж во всяком случае знал теперь об этом месте побольше любого мужчины, однако явный вход за его высокие стены был ему закрыт.

Размышляя дальше, Ахим понял, что поиски можно значительно сузить, если понять, что все плохое в этом мире держится на двух вещах — власти и деньгах. Власть — это сила, а она с незапамятных времен была, совершенно очевидно, в распоряжении тех, кому подчинялись мерги и сверы. Раньше этого было достаточно. Теперь же даже власти, чтобы поддерживать себя и укрепляться, приходилось идти в добровольную зависимость к тем, у кого были средства, чтобы ей помочь: к богатым торговцам, заинтересованным в еще большем упрочении своего положения и гарантиях определенных свобод. Так Ахим вышел на Скирлоха, которому принадлежала по меньшей мере половина лавок на рыночной площади. Но и Скирлох, как скоро удалось выяснить через доверенных людей, не в состоянии позволить себе того, что позволено его партнеру по нескольким предприятиям, Томлину. При этом Томлин не был даже торговцем. По сути своей он вообще был никем. Просто у него было очень много силфуров, и он умел их постоянно преумножать.

Один знакомый Ахима в Нави, сладкоголосый песенник и поэт по имени Ривалин, которого, как он с удивлением случайно узнал, уже вторую зиму нет среди живых, рассказал ему о том, что иногда к Томлину заглядывают особо приближенные люди из замка, такие, например, как Олак, преданный слуга Локлана, единственного сына Ракли. Ривалин одно время гостил в поместье Томлина на правах шута для подрастающего наследника, которому нравились его многословные песни о героическом прошлом вабонов. В силу своей природной наблюдательности поэт быстро сообразил, что целью этих посещений всегда является одно и то же: получение значительных сумм денег. Разумеется, взаймы. Он даже выяснил, что в зависимости от статуса просящего Томлин ввел какую-то хитрую систему подсчета долгов, при которой большинству должников приходилось в итоге возвращать больше, чем они брали. Как такое возможно, ни Ривалин, ни Ахим представить себе не могли, однако именно эта система позволяла Томлину называться ростовщиком, то есть заставлять деньги расти. Едва ли он брал что-нибудь сверху со своих высоких заемщиков, однако всех остальных он без зазрения совести превращал в «дойных коров», по образному выражению все того же Ривалина.

Чем больше Ахим узнавал о жизни в поместье Томлина, тем крепче становилась его уверенность в том, что именно здесь суждено произойти главным событиям задуманного им плана, если, конечно, он доведет его до конца. И первым делом нужно устроиться к богачу хоть грядки копать, хоть одежду шить, хоть на кухне помогать. Причем и это, и многое другое Ахим умел, и умел неплохо. Просто так получилось, что в то время, когда сын Ахима вспомнил про своего приятеля Рикера, служившего там конюхом, Томлину понадобился сторож. Сторож так сторож. Ахим постарался и получил место. Оно ему подходило как нельзя лучше, поскольку позволяло, с одной стороны, быть в непосредственной близости от ростовщика и его небезынтересного семейства, а с другой — находиться вдали от посторонних глаз прочей прислуги, быть может, кто знает, излишне преданной своему хозяину. Ради этого он с готовностью тряхнул стариной и показал, что значит скромный фолдит, привыкший рассчитывать исключительно на свои силы. Драться его учили и дед, и отец, и жизнь, а стрелять из арбалета он умел, сколько себя помнил. Если все это делать сызмальства, то и после шестидесяти зим навыки не пропадут, а только упрочатся, как кожа на пальцах в тех местах, которыми изо дня в день держишь орудия труда.