Анжелика - Серж Голон

– Джованни!

Поистине сегодня день встреч! Чтобы не промокнуть под дождем, она затащила юного музыканта в портик старой церкви и попросила его рассказать о себе.

– В оркестр господина Люлли меня еще не приняли, – начал он, – но герцогиня де Монпансье, уезжая в Сен-Фаржо, уступила меня герцогине де Суассон, которая назначена правительницей дома королевы. – И он заключил с важным видом. – Теперь у меня великолепные связи, и я могу хорошо зарабатывать, давая уроки музыки и танцев девушкам из знатных семей. Вот и сейчас я возвращаюсь от мадемуазель де Севинье, которая живет в отеле Буффлер.

Бросив смущенный взгляд на скромный наряд своей бывшей госпожи, он робко спросил:

– Простите, госпожа графиня, могу ли я узнать, как ваши дела? Когда мы снова увидим мессира графа?

– Скоро. Это вопрос дней, – ответила Анжелика, думая о другом. Схватив юношу за плечи, она сказала:

– Джованни, я решила продать Куасси-Ба. Помнится, когда-то герцогиня де Суассон высказала желание купить его, но я не могу выйти из Тампля и тем более отправиться в Тюильри. Не возьмешь ли ты на себя роль посредника?

– Всегда к вашим услугам, госпожа графиня, – любезно ответил юный музыкант.

Он, видимо, развил бурную деятельность: не прошло и двух часов – Анжелика в это время готовила ужин Флоримону, – как в дверь постучали. Она открыла и увидела высокую рыжую женщину и лакея в вишневого цвета ливрее дома герцога де Суассон.

– Мы от Джованни, – сказала женщина. Под ее пелериной Анжелика заметила весьма кокетливое платье горничной.

На лице вошедшей были написаны хитрость и наглость – обычное выражение лица любимой служанки знатной дамы.

– Мы готовы обсудить ваше предложение, – продолжала она, смерив взглядом Анжелику и быстро оглядев комнату. – Но мы сначала хотим узнать, сколько придется на нашу долю?

– Сбавь-ка тон, моя милая, – обрезала горничную Анжелика, сразу поставив ее на свое место.

Анжелика села, не предложив сесть посетителям.

– Как тебя зовут? – спросила она лакея.

– Ла Жасент, госпожа графиня.

– Хорошо! Ты, я вижу, по крайней мере сообразителен, да и память у тебя хорошая. Так скажи, почему я должна платить двоим?

– А как же иначе? Такие дела мы всегда проворачиваем вместе.

– Значит, у вас сообщество. Слава богу, что в нем не состоит вся челядь герцога. Так вот что вы должны сделать: передайте госпоже герцогине, что я пожелала продать ей своего мавра Куасси-Ба. Но я не могу прийти в Тюильри. Пусть ваша хозяйка назначит мне свидание в Тампле, в чьем-нибудь доме по своему выбору. И еще, я настаиваю, чтобы все держалось в полной тайне и чтобы мое имя даже не упоминалось.

– Это сделать нетрудно, – взглянув на своего дружка, сказала служанка.

– Вы получите по два ливра с десяти. Вам ясно, что чем выше будет цена, тем больше достанется вам. Значит, у герцогини де Суассон должно появиться такое горячее желание приобрести этого мавра, чтобы она не постояла за ценой.

– Это я беру на себя, – пообещала служанка. – Кстати, не дальше как вчера вечером, когда я причесывала госпожу герцогиню, она снова высказала сожаление, что в ее свите нет этого страшного дьявола. Да помилует ее бог! – закончила она, подняв глаза к потолку.

Анжелика с Куасси-Ба сидели в ожидании в маленькой каморке, примыкавшей к службам отеля Буффлер.

В этот день был прием в литературном салоне, и из комнат госпожи де Севинье доносились смех и возгласы гостей. Мимо Анжелики мальчики-лакеи то и дело проносили подносы с пирожными.

Хотя Анжелика и не признавалась в этом даже самой себе, она страдала от сознания, что отстранена от светской жизни, в то время как в нескольких шагах от нее женщины ее круга продолжали развлекаться, как прежде. Она так мечтала познакомиться с Парижем, с этими литературными салонами в альковах, где собирались самые блестящие умы!..

Сидя рядом со своей госпожой, Куасси-Ба испуганно таращил свои большие глаза. Анжелика взяла для него напрокат у старьевщика в Тампле старую ливрею с обтертыми галунами, но и в ней он выглядел довольно жалко.

Наконец, дверь распахнулась, и, шурша юбками и обмахиваясь веером, в сопровождении своей горничной вошла оживленная герцогиня де Суассон.

– О, вот и та женщина, о которой ты мне говорила, Бертиль…

И, не закончив фразы, она пристально вгляделась в Анжелику.

– Да простит меня бог, неужели это вы, дорогая моя? – воскликнула она.

– Да, я, – улыбнулась Анжелика, – и, прошу вас, не удивляйтесь. Вы же знаете, мой муж в Бастилии, и, естественно, я тоже в весьма затруднительном положении.

– О, конечно, конечно, – понимающе проговорила Олимпия де Суассон. – Разве каждый из нас не побывал в немилости? Когда моему дяде кардиналу Мазарини пришлось бежать из Франции, сестры и я ходили в драных юбках, а люди на улице забрасывали нашу карету камнями и обзывали нас «шлюхами Манчини». А вот сейчас, когда бедняга кардинал умирает, они, наверно, жалеют его больше, чем я. Видите, как изменчива фортуна… Но разве это ваш мавр, дорогая? Тогда он показался мне более привлекательным. Толще и чернее.

– Это потому, что он замерз и голоден, – поспешила объяснить Анжелика. – Но поверьте мне, как только он поест, он сразу же снова станет черным как уголь.

Красавица сделала кислую мину. Куасси-Ба с кошачьей ловкостью вскочил.

– Я еще сильный! Смотри!

Он рванул старую ливрею, обнажив грудь, покрытую причудливой выпуклой татуировкой, расправил плечи, напряг мускулы, как ярмарочный боец, и вытянул вперед чуть согнутые руки. Его темная кожа отливала синевой.

Выпрямившись, он замер и сразу показался выше. Хотя он стоял не двигаясь, само присутствие этого мавра создавало в маленькой комнатке какую-то необычную атмосферу. Бледные лучи солнца, пробиваясь сквозь витражи, словно позолотили кожу этого отторгнутого от родины сына Африки.

Куасси-Ба опустил ресницы, так что почти исчезли белоснежные белки его глаз, и из-под своих удлиненных египетских век посмотрел на герцогиню де Суассон. Его толстые губы медленно растянулись в вызывающей и нежной улыбке.

Анжелика никогда не видела Куасси-Ба таким красивым, и никогда, да, никогда не видела его таким… страшным.

Словно хищный зверь, он приглядывался к своей добыче. Он инстинктивно понял, чего жаждет от него эта белая женщина, ищущая новых удовольствий.

Его взгляд, казалось, совсем заворожил Олимпию де Суассон. В темных глазах ее горел огонь. Грудь прерывисто вздымалась, а приоткрытый рот с таким бесстыдством выдавал ее желание, что даже служанка при всей своей наглости опустила вдруг взгляд, а Анжелике захотелось убежать, хлопнув дверью.