Шолохов. Незаконный - Захар Прилепин

Базковского района – откуда Харлампий Ермаков был родом и где Фомин со своей бандой хорошо погулял.

На первой неделе февраля Корешкова вызвали в Миллеровское окружное отделение НКВД. К тому самому, арестовавшему ранее Красюкова, Василию Сперанскому – когда-то дворянину и царскому офицеру, а теперь лейтенанту госбезопасности.

Сперанский сразу начал ломать Корешкова психологически:

– Ты служил в белой армии. Мы знаем. Ты скрыл это при вступлении в партию. Будучи в белых, ты расстреливал красноармейцев. У нас на тебя огромное дело собрано. Посадить тебя мы можем в любой момент. Понял, Корешков?

Тот ошарашенно закивал.

– Вот. Но пока мы этого не сделали. И можем забыть о твоих прегрешениях. Всё зависит от тебя. Ты нам нужен. Ты в дружеских отношениях с Шолоховым и с Луговым. Верно? Верно. И Слабченко знаешь?

Корешков знал Ивана Сергеевича Слабченко. В 1930–1931 годах тот работал по хозяйственной части в станице Вёшенской и с Шолоховым приятельствовал. Затем руководил свиносовхозом «Красный колос» Кашарского района.

В 1936 году, весной, Слабченко уличили в контрреволюционных настроениях, показания на него дали сразу восемь местных работников. На этом основании его сняли с должности и 17 мая вычистили из партии. Однако не посадили: он так и жил в своём совхозе.

Сперанский наставлял Корешкова:

– Ты нам должен дать материал на Слабченко, как на троцкиста. Ты нам должен помочь размотать его. Поезжай к нему в совхоз. Пей с ним водку. Добывай нам на него материал, как на троцкиста. Иначе ничего хорошего тебя не ждёт. Ты в наших руках. Сейчас я с тобой разговариваю по мирному, а вот когда сядешь к нам в подвал, – тогда другой разговор будет.

Корешков дал обещание всё выполнить. Но вместо этого собрался и поехал к Шолохову. Тот выслушал. Покурил.

– Что мне делать? – несколько раз спросил Корешков.

– Написать товарищу Ежову.

– О чём?

– Всю правду. О том, что Сперанский понуждает тебя под угрозой ареста давать лживые материалы на Слабченко.

Корешков уехал мрачнее тучи.

Но что мог сделать Шолохов? Ещё одно письмо Сталину отправить?

Про то, что местные органы НКВД обижают его приятелей?

Или надо было поехать к Сперанскому и спросить: да как ты смеешь?

Тот бы поднял дворянские свои глаза и спросил: вы о чём, Михаил Александрович? Я свою работу делаю. Вы делайте свою. Давайте не будем друг другу мешать.

* * *

В последнюю неделю февраля – первую неделю марта пошли одним за другим аресты шолоховских знакомых и соратников.

Первым взяли заведующего земельным отделом Вёшенского района Ивана Григорьевича Шевченко.

Крепкая донская натура, яркий человек был этот Шевченко. Пять его сыновей в Гражданскую служили в Красной армии, и все – добровольцами. Ещё в марте 1936 года окружной комитет партии постановил снять Шевченко. Шолохов тогда передал в крайком записку, где охарактеризовал Шевченко как добросовестного работника, чем дал понять, что решение окружного комитета считает ошибочным. Постановление о снятии Шевченко тут же отменили.

Теперь факт шолоховского заступничества оказался очень кстати. Надо было срочно найти в биографии Шевченко то, за что можно зацепиться. Тогда получится, что Шолохов защищал контрреволюционера и врага. И нашли – вскоре после окончания Гражданской войны, Шевченко добровольно вышел из партии в знак несогласия с политикой НЭПа.

Сперанский поставил арестованному Шевченко в вину давние контрреволюционные и троцкистские настроения. Отцу пятерых красноармейцев!

Из одного Красюкова заговор никак не лепился, а тут, пожалуйста, уже двое троцкистов. Проследив, что Корешков был у Шолохова, а задание выполнять не поехал, взяли и его. В отличие от Красюкова, он издевательств не выдержал и в итоге вскоре подписал все надиктованные ему показания.

Основным фигурантом этих показаний был Луговой, потому что с Шолоховым Корешков общался куда меньше. Луговой, согласно материалам дела, являлся матёрым троцкистом, и втянул Корешкова во вражескую работу, готовя антисоветскую группу.

Затем, уже в марте, взяли Слабченко. За ним – бывшего заведующего орготделом Вёшенского райкома Петра Лимарева, перешедшего на должность председателя Морозовского райисполкома. Переехав в другой район, Лимарев продолжал дружить с Шолоховым. Слабченко и Лимареву предъявили участие во всё той же антисоветской организации, с целью создания повстанческого движения.

Оба ничего подписывать не стали.

Наконец, подобрались в упор и к семье Шолохова. Среднюю школу в Елани – 26 километров от Вёшенской, – ещё в прошлом году получившую имя Шолохова, возглавлял Владимир Александрович Шолохов. Как ни удивительно, он был просто однофамилец писателя – но при этом всё-таки являлся роднёй. Сестра Марии Петровны, Анна Петровна Громославская, вышла за него замуж. Шолохов с их семейством был в самых близких отношениях, а школе помогал постоянно.

В очередном подпитии Тимченко прямо объявил:

– А мы копаем под вашего родственника, Михаил Александрович… Как какого? Да Шолохова. Который школой вашего имени руководит. Нехорошие дела там творятся. Не уследили вы за ним. Подводит он вас…

Евдокимов не терял надежды, что у Шолохова не выдержат нервы и он оставит Вёшенскую.

* * *

В прежние времена Шолохов, чтоб лишний раз не беспокоить Сталина, мог бы обратиться к Генриху Ягоде. Ещё в 1936 году Ягоду с должности наркома НКВД перевели на руководство комиссариатом связи. Но он оставался влиятельным человеком. Имя его Шолохов время от времени вспоминал: может, хотя бы совета попросить у него?..

4 апреля центральные газеты СССР вышли с официальным сообщением за подписью председателя Президиума ЦИК СССР Михаила Калинина: «Постановлением Президиума ЦИК СССР от 3 апреля 1937 года ввиду обнаруженных должностных преступлений уголовного характера…

1. Отрешить от должности народного комиссара связи Г. Г. Ягода.

2. Передать дело Г. Г. Ягода следственным органам».

В тот же день, 4 апреля, был арестован Леопольд Авербах. В своё время он едва не доехал в гости к Шолохову. За шолоховскую честь заступался.

Огромного влияния был человек! Племянник самого Якова Свердлова. Жена Авербаха – Елена Владимировна – была дочкой Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, секретаря и ближайшего помощника Ленина. Генрих Ягода был женат на родной сестре Авербаха Иде. Она занимала должность помощника столичного прокурора, писала брошюры о пользе трудового перевоспитания в тюрьмах. Сразу после ареста мужа её сняли с должности.

Целый клан распотрошили в одну неделю.

* * *

Тимченко продолжал наблюдение за шолоховским домом.

То жена Красюкова прибежит вся в слезах, то, следом за ней, жена Шевченко. Сразу было понятно, чего они ходят: умоляют Шолохова ехать в столицу, искать справедливости.

Теперь у Шолохова сидел мрачнее тучи Луговой и загибал перед закадычным другом пальцы:

– Красюков. Шевченко. Корешков. Лимарев. Слабченко. Все арестованы. Все в разное время работавшие со мной в Вёшенской и в Катарах. От них точно хотят показаний на меня. И, скорее всего, на тебя, Миша. Надо что-то делать.

2 марта Шолохов отбыл в Москву. Тимченко тут же вызвал Виделина: срочно нужен новый донос на Шолохова. Нужен