Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал - Вера Камша

– Мой генерал, смотрите!

– Боюсь, «гуси» тоже заметили.

Справа, примерно там, куда нацелились дриксы, из прибрежных зарослей с шумом поднимались утки. Одна за другой. Леворукий, сколько же их тут!.. Серо-бурая тучка с обиженным кряканьем шарахнулась к реке, увидела лодки, кое-как развернулась и рванула наискось через реку. Все ясно – Лецке «повезло». С разбегу вломившись в заросли, драгуны спугнули всю эту мечту охотника, чем и подали весть о своем прибытии.

Весть оказалась незамедлительно принята, наверное, даже с благодарностью. Дриксы начали дружно поворачивать, по ним ударили разрозненные выстрелы – то ли один из дозоров, то ли не сдержался кто-то из драгун. С лодок ответили столь же редким и недружным огнем. Еще бы, слитный залп и перевернуть может.

– Леворукий… Удирают! – не сдержался Жермон. Придд и Гирке вежливо промолчали. На берег выскочил драгун отчего-то в одном сапоге. Выстрелил. Торопливо, не целясь, но «крашеный» на третьей слева лодке выпустил весло и навалился на товарища. Эта жертва оказалась единственной. Флотилия выскочила на середину реки, и пальба стихла сама собой. Талигойцы, увязая по колено в желтоватой грязи, один за другим выбирались из камышей. Можно было представить, что они сейчас думают о водоплавающих, хоть крякающих, хоть гребущих. Последние изо всех сил работали веслами, явно желая произвести высадку слаженно и без потерь. Правда, на собственном берегу.

– Наконец-то, – улыбнулась Катари, – наконец-то ты зашел, а то Эрвина я вижу чаще, чем тебя.

– Я исправлюсь, – пообещал Робер, целую горячую щечку. – Придет Дорак и будет обо всем думать, а я стану держать тебя за руку.

– Повитуха это сделает лучше, – засмеялась сестра, – а ты все равно отыщешь себе какое-нибудь дело.

– Пока я нашел дело тебе. Есть девушка… Принцесса Елена, вот ее письма…. Я был вынужден их прочесть, там нет ничего важного, кроме… любви. Наверное, письма надо вернуть, только девушка очень любила Альдо и была… так откровенна. Ее отцу теперь это вряд ли понравится.

– Не думаю, что это ему нравилось и раньше. – Катари задумчиво свела брови. – Фома просто тянул время. Жаль, если девочка влюбилась всерьез. Живого можно забыть, а несбывшееся в юности – это навсегда… Конечно, Робер, я напишу принцессе Елене, но сами письма лучше оставить здесь. Пока не будет надежной оказии.

– Ты – умница! – Эпинэ с нежностью посмотрел на измученную молодую женщину. Если б тогда выжил Мишель, а не он…

– Мне бы тоже не хотелось, чтобы читали мои письма, мои личные письма, правда, я ничего не писала. Не из осторожности, просто моих писем никто не ждал… Ты выглядишь усталым. Что ты сегодня делал?

– Проводил Ноймаринена до ворот и немного поболтал с Карвалем. На надорском тракте неблагополучно – дезертиры перехватывают обозы.

– Ты уверен? – Катари слегка подалась вперед. – В том, что это дезертиры?

– Добрая половина мерзавцев Люра разбежалась. На юге этой сволочи делать нечего, в Ноймаринен – тем более, а вот между Надором и Кольцом Эрнани… Многие оттуда родом, куда им еще деваться! Ничего, Карваль порядок наведет. Ты в самом деле решила ехать в Ноймар? А как же Ариго?

– Я хочу увидеть детей, и я должна увидеть Георгию и все ей рассказать, иначе будет не по-людски… Скоро я избавлюсь от регентства, но королевой-матерью я остаюсь. Пусть все видят, что мы вместе – юг и север, вдова Фердинанда и регент. Сейчас это не так важно, но к зиме… Жить станет трудно, труднее, чем раньше, люди устанут, будут недовольны. Нельзя давать им повод усомниться… в оставшихся Олларах.

– Леворукий! – некстати ляпнул Робер, глядя на сестру, то есть на королеву. Катари опять думала о том, о чем следовало подумать ему. – Прости, я совсем одурел, ты ведь ненавидишь политику…

– А тебе нравится быть Первым маршалом и вождем? Но ты справлялся и в Эпинэ, и здесь… И я пытаюсь, как могу… Это хоть немного искупает то, что я натворила по молодости.

– Я натворил больше.

– Не ты. Тебя заставляли. Сначала – дед и отец, потом – мятежники, а я захотела стать королевой, только великих королев не бывает… Женщина становится великой только в любви и служении, я это поняла слишком поздно. Про герцога Алва по-прежнему ничего не известно?

– Я бы тебе сказал…

– Да, конечно. Я написала несколько писем, не очень королевских, но мне кажется, они нужны. Посмотришь?

Она просто хочет любить и быть любимой, а политику ненавидит и боится, но делает, что может. Малышка разбирается в этом болоте всяко лучше, чем угодивший в маршалы даже не полковник. Стыдно.

– Ты все знаешь лучше меня.

– Но ты должен прочитать. Кто-то из регентского совета должен…

– Пусть читает Левий.

– Нет! Только не он… Я ведь пишу про Агарис. Мы должны помочь… Хотя бы тем, кто не хочет оставаться в Агарии, но советоваться о таком с Левием… Это будет выглядеть так, словно он тоже просит. Нас просит, а мы… я ему обязана не только жизнью…

– Ему обязаны все. – Слухи об Агарисе Робера трогали лишь в том смысле, что, будь они правдой, Гайифе точно стало бы не до Талига. Эрвина занимало то же, но в разгром Святого города верилось с трудом, просто от наплевавших на вековые запреты морисков ждали чего-то невероятного. – Ты торопишься, Катари. Еще ничего не известно, а обозник обознику еще и не такое наплетет.

– В Нохе звонит колокол, – сказала сестра и замолчала, словно все стало ясно. Надо послать ей цветов, узнать у Коко, где их берут, и послать, но сперва нужно добраться до Капуль-Гизайлей. Может, послать к Халлорану Сэц-Арижа с извинениями и вырвать этот вечер для себя?

– Тебе нужно отдохнуть, – решила Катарина. – Дай слово, что отложишь все дела и пойдешь спать.

– Я как раз об этом думал. Катари, если тебе скажут, что я люблю куртизанку, то это правда.

– Мне уже сказали. – Она улыбнулась, но в обведенных голубоватыми кругами глазах была грусть. – Я ведь снова живу среди женщин. Дженнифер считает баронессу Капуль-Гизайль отродьем Леворукого, но я принесла больше зла.

– Ты и зло? – Робер мог только расхохотаться. – Катари, я на самом деле люблю Марианну.

– Тогда я хочу ее видеть.

– Где?! – Сестра не переставала потрясать. – Ты же не хочешь сказать…

– Я не в том положении, чтобы выезжать. – Катари или не поняла его вопля, или, вернее, поняла слишком хорошо. – Пусть придет на утренний прием, а своим дамам я объясню, что… дружба с Марселем Валме и другими достойными кавалерами еще не превратила в чудовище ни одну… титулованную особу.

– Ваше величество, к вам герцог Окделл. – Если б в садик вышла Дженнифер Рокслей, Робер не выдержал бы и хихикнул, но это была теща бедняги Лаптона.