Знающий не говорит. Тетралогия - Людмила Астахова

Как же, оказывается, приятно вдруг оказаться в совершенном одиночестве. Когда вокруг только бесконечная степь, седовато-бурые травы, обжигающе горячий ветер, бездонная синь неба и ни одной живой души в округе. Еще неизвестно, что хуже – лишить человека свободы или лишить его возможности побыть одному. Без того и другого можно запросто тронуться рассудком.

Конечно, нужно было сказать хоть слово Яримраэну… Однако совесть – это такая юркая штучка… Вот она противно скребется, как ящерица в темноте, но стоит немного напрячься, и она поспешит шмыгнуть в отдаленный уголок, чтобы там затаиться до поры до времени.

«Ну в конце-то концов ланга рано или поздно тоже окажется в Чефале, – думала Джасс. – Тогда, понятное дело, придется объясняться и с Яримом, и с Альсом. Но это будет потом…»

Она еще не забыла уроки Хэйбора, справедливо полагавшего, что нет никакой необходимости забивать себе голову всем сразу. Сначала Бьен-Бъяр, потом Хэйборов и ее меч, а уж потом оба эльфа и вся шустрая компания лангеров. Именно в такой последовательности.

От озера Чхогори до Чефала пролегало ровно восемь дневных переходов. Восемь великолепных одиноких дней, наполненных спокойствием и тишиной, как соты медом, и семь коротких ночей, таких звездных, что проспать эту несусветную красоту грешно. Как будто вернулись те дни, когда жизнь Джасс была проста и ясна и подобна растущей траве.

«Трава растет навстречу солнцу, – говорили хатами. – Мы живем, как трава, выходим из земли и уходим в нее, согретые любовью Великой Пестрой Матери. Незачем задумываться о замысле Праматери, ибо для всего у нее найдется важное место и нужное время».

У Хатами все просто и все ясно, иногда даже слишком просто и чересчур ясно. А Джасс была одной из немногих хатамиток, которой хватало времени на подобные раздумья. Наверное, это случилось оттого, что она оказалась среди Сестер не малышкой-несмышленышем, а взрослой девушкой, достаточно строптивой и критичной. И девушка эта никогда не отождествляла себя с травой. Наверное, потому что ни в коем случае не желала быть скошенной. Те безмятежные дни безвозвратно ушли, утонув в зловонной бездне хисарской ямы-темницы. Хатами отреклись от своей сестры, а Джасс отказалась от них. Но, странное дело, теперь она ощущала себя гораздо более свободной, чем когда-либо. Ланга, удивительное сборище рубак, каким-то невероятным образом одарила свою незваную гостью хрупким ощущением свободы, о котором, как выяснилось, Джасс даже не подозревала. И вот теперь она пила свою нежданную вольность, вдыхала ее полной грудью, купалась в ней. Только теперь, только сейчас, спустя столько лет Джасс наконец поняла, о чем хотел сказать Хэйбор, когда утверждал, что самым тяжким бременем и самым сладким наслаждением в жизни может стать… нет, не любовь, а только свобода. Когда перед тобой лежит целый мир и все его дороги, какие есть, все они твои. Вот с этого самого места и начинаются все трудности, когда требуется срочно решить по какому пути пойти.

Плоская, как стол, степь чем дальше, тем больше дыбилась холмами, сначала пологими, а потом довольно высокими, меж которыми росли рощи ксонгов. И все благодаря великой реке Теарат. Широкая и полноводная, она брала начало у вершин Маргарских гор и делала плодородной почву вдоль своего русла. На ее холмистых берегах всегда кипела жизнь. Аккуратные делянки риса, пышные сады, идеально круглые пруды стали плодами неустанных трудов людей и орков, а зеленоводная Теарат оставалась неизменно щедра.

Чефал лежал в устье реки, как удивительный яркий цветок. Никогда его не охраняли стены, и город привольно разрастался вширь, захватывая один за другим холмы округи. Городом трех тысяч лестниц звали его. Белоснежные башни с прорезными узорчатыми стенами, цветники, дворцы, дома горожан в три-четыре этажа, каскады лестниц, сбегающих с пологих холмов к морю, к гигантскому порту, где сотни кораблей со всех концов света швартовались к причалам. Куда там до Чефала прекрасному Хисару и даже Ан-Ридже, погрязшей в немыслимой роскоши. Он принимал заморских гостей из самой Валдеи в своих ажурных дворцах в те времена, когда Хисар был стойбищем воинственных степняков, а Ан-Риджа – деревней овцеводов.

Несколько лет назад Джасс уже побывала в Чефале, но город снова потряс ее воображение. В довершение прочих его красот сейчас цвели раранги – высокие деревья с гроздьями пахучих мелких цветочков. В конце лета весь город был чуть ли не по колено усыпан розовыми лепесточками размером с ноготок. Запах стоял одуряющий, одновременно сладкий и горький, нежный и резкий, такой, каким только и может быть самый настоящий раранговый аромат.

По улицам Чефала можно бродить не одну неделю и не увидеть и трети его чудес. Кто не был на площади Хрустальных Деревьев, тот вообще может считать свою жизнь прожитой зря. Двадцать два фонтана с чистейшей водой, сорок стеклянных колонн, розовый и пурпурный камень мозаичной мостовой – выдумка царственных предков нынешней королевы. А Золотые сады? А Десять Тысяч Безупречных Ступеней? Не говоря уж о дворцах, коих в Чефале неисчислимое множество, один другого прекраснее и пышнее.

Жаль только, любоваться удивительным городом у Джасс времени почти не оставалось, а то она бы вволю тут побродила, не стесняясь ни круглых своих глаз, ни разинутого от искреннего восхищения рта. Она прямиком отправилась в «веселый квартал» к знакомой своднице по имени Киан. «Веселый квартал» располагался между богатыми и бедными районами города, возле Фруктового рынка. Видимо, чтобы ни бедные, ни богатые не могли миновать этот сад наслаждений, обнесенный чисто символической оградой, увитой розами редчайшего голубоватого оттенка. Среди дня квартал пустовал, девушки отдыхали, купались или наводили красоту. Иные казались красавицами, иные не слишком, но почти все поголовно были метисками – полуорками или тэннри. Чистокровных орок Джасс приметила всего две, и то из низшей касты «талусс» – «ночных». Их зелено-синие татуировки над ключицей изображали змей, свернувшихся в клубок. Киан была оркой из средней касты – «ко-мер», что ставило ее на несколько ступеней выше остальных женщин. Сводня жила в маленьком, почти игрушечном домике, полностью оплетенном диким виноградом и похожем на убежище какой-нибудь сказочной колдуньи. Когда Джасс подошла к калитке, ведя за собой лошадь, орка сидела на пороге и пила обжигающий напиток из лепестков раранга.

– Что-то давненько я тебя не видела, хатами Джасс, – улыбнулась она приветливо и помахала рукой.

– Рада снова видеть тебя, Киан, – ответила Джасс.