Клинок Тишалла - Мэтью Стовер

Она нуждалась в его истинах.

Когда, вскоре после того как т’Пассе принялась объяснять ему философию кейнизма, Делианн задал ей самый очевидный вопрос: «Что, если все начнут вести себя так? Что, если каждый станет придумывать правила игры по ее ходу?» – она только головой покачала.

– А что, если всякий начнет пердеть перунами? – парировала она. – Это вопрос с подвохом. Очень немногие на самом деле способны вести себя подобным образом. Все равно что спрашивать: а если у каждого будет идеальный слух? Или эйдетическая память? Способность к личной свободе – редкий дар. Дары даются, чтобы ими пользоваться. Мы не просим овец стать волками; мы, волки, не требуем от себя становиться овцами. Овцы могут устанавливать законы в своем стаде – но нелепо и наивно ждать повиновения от волков.

И во имя этого евангелия свободы она села в тюрьму, во имя честности она пойдет на смерть. Должно быть, решил Делианн, для нее это единственный способ почувствовать себя особенной.

Он опустил кончики пальцев в грязную воду, струящуюся по дну канавки. Он не в силах был спорить с т’Пассе о кейнизме. Когда-то он знал, чего хочет, и сделал все, что мог придумать, чтобы добиться этого. Результатом стало – станет – чудовищное массовое убийство, какого еще не видел этот мир.

Куда бы Делианн ни бросил взгляд, он видел вокруг лишь трупы.

«Вот к чему сводится твоя система, т’Пассе. Все мы в этом зале покойники. Свободные или рабы, герои или жертвы – мертвым все равно».

Он поднес к губам мокрые пальцы. От воды несло мочой и испражнениями. Жажда мучила его отчаянно, жутко, но он не мог собраться с силами, чтобы встать и протолкнуться сквозь толпы зэков к более чистой воде выше по течению. Когда он туда доберется, кодла «змей» – банда из Лабиринта, захватившая первосортный участок недвижимости, – заставит его на коленях выпрашивать глоток чистой воды. А то и хуже: умолять – еще не самое неприятное, большинство заключенных уже привыкло, так что и «змеям» уже наскучили мелкие, повседневные унижения.

На помощь сверху надеяться не стоило: стражники Донжона обитателей Ямы не трогали вовсе, если только те не начинали бунтовать. Даже убийство не привлекало внимания – раз в день мостки опускались, и под прикрытием самострелов сверху на дно спускались команды носильщиков, чтобы выволочь трупы. Не то чтобы многие умирали насильственной смертью – главными убийцами в Яме были скверное питание и болезни, но стражников причины гибели зэков не волновали вовсе. Удавленник или жертва голода – все одно покойник.

За последние сутки или около того цена глотка воды поднялась от страстной мольбы до поцелуя в голую задницу. С час назад впавшая в отчаяние женщина ублажила одного из «змей» в обмен на воду. Делианн отвернулся – его чуть не стошнило – и с тех пор не мог набраться смелости глянуть вновь. Страшно было узнать, насколько выросла цена с тех пор.

Он снова опустил пальцы в воду, будто пытался впитать влагу сквозь кожу, чтобы утолить мучительную жажду. Ему казалось, что «змеи» – это идеальный пример кейнизма в действии: у них была возможность устанавливать свои правила, и вот что они сделали с ней.

«С другой стороны, – нашептывал ему на ухо голос невидимой т’Пассе, – кейнизм утверждает также, что ты можешь остановить их, если захочешь. Сила не дает права; право – это не вопрос; вопрос в том, чего ты хочешь ».

А чего он хотел? Все так спрашивают, словно это может иметь значение.

5

Камера моя – в самом начале одного из коридоров, расходящихся от Ямы. Здесь есть лампада, но я не могу ее зажечь; она стоит на убогом столике у противоположной стены, а у меня не хватает сил доволочь туда омертвевшие ноги. Кроме того, сквозь окошко в двери сочится тусклый оранжевый свет здоровенных медных ламп, озаряющих Яму, так что мне и без того видно лучше, чем хотелось бы.

Перед глазами у меня стоит та статуя, что изваял Тан’элКот, – его «Царь Давид». Я могу различить каждую морщинку на обвисших щеках, каждую складку под запавшими усталыми глазами. Расчетливое, намеренное оскорбление: он использовал меня, чтобы создать символ уютного поражения. Неспешное падение никому не нужного человечка.

Если бы я только понял тогда…

Он знал меня лучше, чем я сам.

Чего бы я только не отдал, чтобы снова стать тем ненужным, притерпевшимся к своему поражению человечком.

Это было не оскорбление вовсе. А совет .

«Ты получил больше, чем заслуживал. Скажи спасибо и не гони волну».

6

День и ночь в Яме теряют значение. Порой с мостков сбрасывают новых зэков, иной раз стражники спускаются, чтобы вытащить умерших и умирающих. Долгое время единственным значительным событием оставалось появление Кейна. С тех пор заключенных кормили несколько раз, но Делианн обнаружил, что не может вспомнить, сколько раз опускались корзины с едой – четыре раза, или шесть… или всего два…

Лихорадка мучила его все сильней. Первые пару дней в Яме он думал, будто поправляется, но лишь потому, что вынужденная неподвижность отчасти приглушила утомление. Делианн засыпал, когда не мог больше держать глаза открытыми, и просыпался, когда его толкали или пинали.

Хотя он лежал далеко внизу по течению от центра Ямы и более не рисковал приближаться к капризно-жестоким «змеям», охранявшим источник чистой воды, жажду ему удавалось по большей части сдерживать. Он обнаружил, что если понюхать пригоршню воды из канавки, можно поймать момент, когда вода смоет из ручья большую часть грязи, и сделать-таки пару-другую глотков. Он понимал, что рискует подхватить все болезни от гепатита до холеры разом, но ему уже было как-то все равно.

Часы бодрствования он коротал в основном, прислушиваясь к т’Пассе и ее разрастающейся группе кейнистов – те или спорили между собою, или пытались обратить в свою веру остальных зэков. Интерпретаций было едва ли не столько же, сколько самих кейнистов, однако положение т’Пассе давало ей некоторую власть; исключительный ум ее подкреплялся редкостно пронзительным голосом и взрывным характером, так что спорить с ней осмеливались немногие.

Время от времени она бросала взгляд в сторону Делианна, будто бы спрашивая позволения вновь подойти к нему; он редко смотрел ей в глаза. Вот как сейчас: кто-то возразил ей, что цель кейнизма – всеобщая анархия, и т’Пассе ответила, прожигая Делианна взглядом:

– Кейнизм не анархия, но автаркия. Не отсутствие всякой власти, но власть в первую очередь над собою.

– Это одно и то же.

– Так может показаться, – серьезно промолвила т’Пассе, – если считать, что кейнизм пропагандирует самовластие. Но это не так. Мы не поддерживаем – мы описываем. Самовластие – это факт. Каждый день всякое мыслящее создание решает для себя, каким правилам следовать, а какие – нарушить. Причины, по которым мы следуем законам или нарушаем их, могут различаться кардинально, но самый факт выбора неизменен. Единственная, возможно, разница между кейнистом и любым прочим заключается в том, что мы делаем выбор сознательно, не позволяя привычке гнать нас в общем стаде. ЭлКотанская церковь требует: Повинуйся. Люби ближнего. Служи благу его. Не лги. Не укради. Не убий.