Убиение Андрея Киевского. Дело Бейлиса – "смотр сил" - Михаил Назаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И можно предположить, каков мог бы быть ответ на второй вопрос, если бы вместо выбора "да или нет" по всей сложной совокупности содержания вопроса присяжным была предложена более тонкая градация степени причастности Бейлиса к этому преступлению (соучаствовал, способствовал и т.п.) или возможность его совершения «другими, не обнаруженными следствием лицам из побуждений религиозного изуверства».
Напомним также в связи с этим разъяснение судьи перед совещанием присяжных: «Если вы признаете, что это убийство было совершено на заводе Зайцева, то вы должны будете обсудить и то положение, могло ли быть это убийство совершено без участия Бейлиса» [409], который к тому же, согласно показаниям детей, утащил Андрюшу в заводские постройки и именно в этот момент прервалась его жизнь. Похоже, это очевидное обстоятельство причастности Бейлиса при ответе на второй вопрос учтено не было.
Или наоборот: было? Ведь причину оправдания Бейлиса (как и отказа от показаний многих свидетелей) можно видеть в том огромном давлении, которому процесс подвергался со стороны печати (для журналистов в зале суда были устроены специальные "хоры"), "прогрессивной общественности" и "мірового мнения", о чем присяжным не раз напоминали защитники Бейлиса. На суде стало известно и о физических угрозах и действиях с еврейской стороны (избиение Шаховского), о планах отравления свидетелей (Шаховского и Наконечного), о скоропостижной смерти многих причастных к делу лиц, включая главных свидетелей (двоих детей Чеберяковых), об исчезновении других (Казаченко, Пухальский). Поступить по совести в такой атмосфере запугивания было не легко, учитывая возможность еврейской мести, – возможно, "страхом иудейским" и объяснялось решение присяжных. Возможно, у кого-то это сочеталось с добрым русским характером: не судите, да не судимы будете; примерно так же русский суд присяжных оправдал террористку Веру Засулич – как видим, либерально-демократическое нововведение суда присяжных, судящих "сердцем", не всегда обезпечивает установление истины…
В любом случае, несмотря на огромные денежные затраты, пропагандные и политические усилия международного еврейства, Киевский процесс доказал, что именно в хасидском гнезде с синагогой (этим были отвергнуты все прочие версии еврейской стороны о родственниках и ворах) после долгого и необычного для простого убийства вытачивания крови (что типично именно для еврейских ритуальных убийств) был замучен христианский мальчик Андрей Ющинский, готовивший себя в священники. А все обнаружившиеся в связи с этим процессом махинации еврейства с целью предотвратить осуждение Бейлиса лишь подтвердили, что это убийство воспринято еврейством как серьезное обвинение, относящееся к еврейству в целом. Понятно, почему Грузенберг, который столь «упорно заставлял суд обвинить евреев в ритуальном убийстве... в позднейших мемуарах категорически отказывался от своего поступка» [410].
В этой доказанности "ритуала" важное отличие Киевского процесса от проходившего незадолго до того процесса еврея Гюльзнера (1899) в австрийской Чехии. Суд в двух разных составах дважды приговаривал Гюльзнера к смерти за доказанное убийство, но без рассмотрения ритуальности (а во время революции евреи добились его помилования).
В этом также и отличие от Саратовского дела (1853–1860), где факты ритуального убийства евреями мальчиков также были безспорно установлены раскаявшимися свидетелями-участниками и вещественными доказательствами [411], преступники были осуждены на каторгу, но вопрос о ритуале был с помощью закулисных интриг хитро вынесен за скобки на усмотрение специального совещания и судом не рассматривался. На этом основании еврейская литература стала нагло утверждать, что обвинение евреев в ритуале было «ложью», что «объективные доказательства их причастности к убийству также не были обнаружены», а «лжесвидетелей приговорили к каторжным работам» [412]. И разумеется все это произошло – из-за "антисемитизма".
Этот прием повсеместно навязываемой наглой лжи при доказанных уликах, которая призвана сделать бывшее небывшим и обвинить в пресловутом "антисемитизме" тех, кто обличает еврейские преступления, в еще более наглядном виде показан в приложении к данной книге "Дело Бейлиса в справочной и научной литературе". Не забудем при этом, что по талмудическим законам раскрытие преступления, совершенного евреем, становится "оскорблением бога", а потому нужно всеми силами не допустить этого.
Первым отреагировал все тот же Жаботинский установочной статьей "Первая половина вердикта" о том, как евреи должны относиться к первой части решения присяжных: «первая половина вердикта есть совершенно пустая страница, в которой нет ни единого намека на предрешение вопроса о том, кто убил и для чего убил, то есть о ритуале... Резюмирую двумя словами: провал полный, безпримерный, неслыханный со времен дела Веры Засулич»» [413]. В сущности это была инструкция сионистского лидера всем журналистам, будущим "исследователям" и авторам статей в энциклопедиях, – а что еще евреям оставалось делать? Не признавать же доказанность "ритуала".
Поэтому, несмотря на неопровержимые факты, евреи по сей день выдают юридически опровергнутую версию о "воровской шайке" за "истинную". А установленную судом истину об убийстве со всеми признаками ритуальности на еврейском заводе выдают за "инсценировку антисемитского царского правительства" – хотя даже Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства под председательством адвоката-масона [414] Н.К. Муравьева при всем своем старании (было допрошено 48 лиц) не смогла «получить серьезных результатов» [415], заказанных масонской властью.
Вопреки протоколам и выводам этой Комиссии, Тагер, использовавший ее материалы, сформулировал такое обвинение: «Дело Бейлиса... было направлено к тому, чтобы националистической погромной травлей, созданием отравленной антисемитизмом атмосферы задержать, разложить, парализовать нарастающее рабочее революционное движение, отвлечь в сторону все более обостряющиеся классовые противоречия... Все без исключения доказательства, выставленные властью в подтверждение обвинения Бейлиса и евреев вообще, были подложными... [курсив Тагера. – М.Н.]. Все это начинание имело за собою с начала и до конца поддержку и одобрение самого царя. Так союз воровской шайки, убившей Ющинского, с государственной прокуратурой и командовавшей организацией объединенного дворянства был возглавлен царской фигурой» [416]. Грузенберг позже прибавил к этому в своих воспоминаниях: «Не было ни одного человека в ближайшем окружении монарха, который не был бы убежден в невиновности Бейлиса, и тем не менее... можно без преувеличения сказать, что на деле Бейлиса монархический режим покончил моральным самоубийством» [417].
Для большей достоверности этой версии всех противоречивших ей свидетелей (включая Веру Чеберякову), министров, сотрудников суда, прокуратуры и полиции соплеменники Тагера (при непосредственном участии кассира "Комитета защиты Бейлиса", сотрудничавшего тогда с ЧК – М. Виленского) расстреляли еще в 1918–1919 годах.
Из трудов современных фальсификаторов выделим книгу Л. Кациса "Кровавый навет и русская мысль. Историко-теологическое исследование дела Бейлиса" [418]. Автор ее претендует «рассматривать эту проблематику так, как она видится сторонникам подобных обвинений – с сугубо православной точки зрения» [419]. Однако вместо того, чтобы для этого обратиться, с одной стороны, – к учению Церкви по еврейскому вопросу, и, с другой стороны, – к Талмуду и каббале, Кацис глубокомысленно выискивает малейшие следы своего "кровавонаветного мифогенеза" везде, где только можно – в остатках языческих обрядов на Балканах, у католиков, скопцов, хлыстов, монахов-исихастов. Евреи на этом фоне – всего лишь досадный и особенно несправедливый, ибо "научно опровергнутый", частный случай.
Если Кацис претендует на "теологическую" ученость (с вопиющими ошибками из-за явно непосильного замаха), то в более традиционном, нагло-жидовском стиле написано «блистательно осуществленное исследование» – книга "Растление ненавистью" С. Резника, «чей совестливый голос не мирится с ложью». Резник (главный ныне компилятор Тагера) называет Киевский процесс «провалом гнусной полицейской и судейской провокации». «Провалом», поскольку объявляет доказанными «подлинными убийцами» шайку воров (Латышева, Рудзинского, Сингаевского и В. Чеберяк) и утверждает, что Вера Чеберяк «даже находясь в тюрьме, сумела через кого-то отравить собственных детей, опасаясь, что они проболтаются… Ее прямое участие в убийстве Андрюши Ющинского… было полностью доказано». Резник даже "Житие преп. Евстратия", замученного жидами, называет «средневековым мифом» [420]. Непосильный замах есть и у Резника: он претендует на опровержение авторства В.И. Даля как "фальсификации", и это открытие для него ничем, кроме конфуза, закончиться не может [421].