Русская фантастика 2011 - Василий Мельник

Поллак помнил, как Алиса еще месяц назад, трогательно переваливаясь, спешила по утрам в лабораторию. Ей очень хотелось на берег — увидеть посевы своими глазами, может быть даже разглядеть то, что не давало растениям выжить. Но врачи в один голос заявили: на девятом месяце ни о каких выходах со станции и речи быть не может. А потом…

Поллак почувствовал, как все внутри сжимается, и стиснул штурвал крепче. Хотелось с силой бросить его вправо, ставя вездеход мордой навстречу ветру, взрывая невесомую пыль широченными резиновыми катками и утяжелителем на брюхе. Чтобы собственной задницей прочувствовать каждую кочку, вмазаться головой в низкий потолок кабины, прикусить язык…

Он хорошо помнил тот день, когда его, изнемогшего от бессонницы и кошмарного ожидания, впустили к жене. Лицо ее страшно осунулась, на скулах натянулась кожа; это от лекарств, сказал кто-то. Поллак так и не решился коснуться безвольно лежащей поверх простыни руки с присоской капельницы на предплечье. А потом Алиса с усилием повернула голову и открыла глаза.

Секунду они смотрели друг на друга, и вдруг это стало невыносимо. Почти физическая дурнота выворачивала наизнанку: жгучий стыд, смешанный с острым ощущением бессилия и ненавистью к себе самому. Поллак закрыл лицо руками и, пошатнувшись, попятился к дверям, оттолкнул спиной сиделку и побежал, побежал, не разбирая дороги…

То есть ничего такого он не сделал, конечно, — наоборот… они даже сказали друг другу несколько полагающихся фраз. Но это ничего не меняло.

Алису выписали через неделю, назначив еще месяц постельного режима и приходящую сестру. Поллак начал избегать своей квартиры. Он искал маршруты подальше, надолго улетал с «Эллады», в одиночку колесил до «Причала» и обратно, отговариваясь необходимостью лично принять груз. Если вариантов не было, сидел в баре, опрокидывая стопки одну за другой. Потом шел сдаваться патрулю, чтобы переночевать в камере. Однажды растерянные охранники скрутили его около шлюза на «Причале» при попытке выйти наружу без кислородной маски. Хуже всего было — Поллак никому об этом не говорил, — что на самом деле он был тогда не так уж и пьян…

Все чаще его останавливали в коридорах — главу экспедиторской службы знала, без преувеличения, вся планета, — тревожно заглядывали в глаза, задавали осторожные вопросы; он отмалчивался или бессильно злился, не в силах облечь в слова те чувства, которые до сих пор будил в нем взгляд жены.

Она мало говорила теперь. Чаще просто смотрела. И от этого опять хотелось убежать подальше в пустыню и перерезать кислородный шланг.

Поллак криво усмехнулся. Да уж, выбрали не самого подходящего переговорщика. Сам он никогда не отправил бы человека в таком раздрае. Вот только старик уже успел послать по спутниковой к чертям всех, включая официального представителя IMCA, и вариантов у Сандерса, видимо, не оставалось…

Шлюз в вездеходе был тесный. Рослый Поллак привычно скорчился, упершись подбородком в грудь, а макушкой в один из верхних углов. Потом нащупал локтем кнопку — никаких сенсоров и другой излишней электроники в поверхностный транспорт отродясь не ставили, рассудив, что архаичный рубильник проще отремонтировать, случись поломка посреди промерзшей пустыни. За спиной с легким шипением задвинулась панель, он опустил на глаза пылезащитные очки и пошарил на груди, ища повисшую на ремешках кислородную маску.

Снаружи мело уже не так сильно — громада купола заслоняла вездеход от ветра, и пыль крутилась ленивыми смерчиками на уровне колен. Поллак пристегнул баллон к поясу и несколько раз высоко подпрыгнул, широко взмахивая руками, чтобы размять затекшие мышцы. Собственно, до купола можно было добежать и без маски, просто задержав дыхание; плотность атмосферы давно уже практически равнялась земной. Преобладала углекислота — кислорода, вытопленного из полярных шапок планеты, все еще недоставало, а в Поясе куда чаще попадались астероиды, состоящие из аммиачного льда или кристаллов двуокиси углерода. Поисковики запускали глыбы к Фобосу, где их ловили и аккуратно сбрасывали по ходу вращения планеты на экватор. Сорок лет подряд. Сейчас это уже прекратили, и в Пояс ходят только рудные поисковики…

Эта станция была когда-то единственной на Марсе и называлась «Нова». Самая маленькая, тесная, почти аскетичная, построенная сеттлер-десантом. Простой, как лом, механизм: с орбиты опускается автономный модуль с двумя сотнями строителей, сотней единиц монтажной техники и разделенной оболочкой будущего купола. Работяги живут в модуле, продовольствие им сбрасывают с орбиты. Оболочку нужно закрепить на поверхности и поддуть воздухом из баллонов. Потом в дело идет «сухой лед», челнок привозит еще несколько партий кислорода, воду, земную почву, и в получившейся атмосфере на громадных клумбах высаживаются трава и деревья — самая надежная система регенерации.

Все это было еще до рождения Поллака, он знал историю «Новы» по снимкам и записям. И хорошо помнил, кто командовал первопроходцами американского модуля «Поль Баньян».

Кастор Цвиллинг. Бессменный смотритель и главный техник первой марсианской станции вот уже четыре с половиной десятка земных лет. Живая легенда. Проклятый упрямый старикашка. Впрочем, в год высадки ему еще и тридцати не было…

Поллак широко зашагал к куполу. Налетел порыв ветра, все опять заволокло ржавой дымкой. Он нырнул под козырек у входа и приложил к считывателю личный ключ. Допуск главы экспедиторов позволял свободно войти в пределы любой из четырех станций. Однако на этот раз индикатор остался тусклым.

Это было неожиданно. Еще пару секунд он продолжал прижимать ключ к панели. Наконец, поняв, в чем дело, убрал карту, тщательно застегнул карман и поднял глаза, ища объектив укрытой в прозрачной сфере камеры. И практически сразу пискнул в ухе динамик рации. Поллак, прижав горошину пальцем, переключился на прием.

— Уходите, — металлически-гнусаво прозвучало из наушника. Не дожидаясь ответа, собеседник разорвал связь.

Поллак подождал немного, гипнотизируя камеру взглядом. Потом демонстративно развел руками и зашагал к вездеходу. Через минуту он вновь появился у люка, держа наперевес обшарпанный отбойный молоток. Шевельнул переключателем, извергнув короткий рев, и начал примериваться жалом к стыку пластин под считывателем.

В ухе снова пискнуло.

— Кончайте балаган, — произнес голос.

— Вот еще, — отозвался Поллак жизнерадостно. — Я только начал!

— Андраш, не ведите себя как ребенок. Погубите купол! — лязгнуло в наушнике. Поллак с удовлетворением уловил раздраженные нотки. Хорошо, подумал он, пускай лучше злится.