Времена смерти - Сергей Владимирович Жарковский

– Запонку тебе на губу, крыса!.. – вдруг звонко крикнул ЛитР.

– Неправильный голос. Дурак. Украл у себя целую минуту жизни. Последнюю.

– Хр-р-р-а-ах-х-х!..

Я потерялся. БТ сбился с шага, споткнулся, упал, но успел мгновенно растопыриться крестом, уберёг меня от травм.

Надо оставлять автокурсор в активном положении, спокойно подумал я, придя в сознание. Тогда мои переживания не будут генерировать помехи. В груди у меня, где-то над желудком, в самом болезненном месте, опять сосала душу огромная помпа. Я приказал роботу встать. Но я успел сжать в кулаке пригоршню снега. Я поднёс образовавшийся комок ко рту и съел его. Снег показался мне сладковатым на этот раз.

Два километра. На «Нелюбове» остались живыми только земляне. Пша, старина… ЛитР Фаг, Кросс, Линёв…

Ни с кем я связываться не собираюсь, Шос, кнюк.

– Лиса, не порвите пакет, тут и так всё уделано уже!– сказал Шос с неудовольствием.– Уберите его, пусть в шлюзе додёргивается… Байно-о-о!– пропел он.– А ведь его даже сейчас можно спасти. Полевая медицина в наше время творит чудеса! Молчите?.. Знаете, а я ведь по его безумным глазам понял – он думал о вас… Прошу прощения, мне надо ответить… Да, здесь Шос. Роджер, капитан Койн, займите вис в километре от меня. Спасибо, что так быстро явились. И знаете что, приготовьтесь-ка вы уничтожить этот (…)[123] грузовоз. Пары ракет хватит, капитан? ведь мы не жадные? Dad-gummit, Байно, я с тобой уже по-человечески разучился разговаривать! Койн, (…)[124]-ка грузовоз (…)[125], ОК?

Я был на месте. Вот «ОК». Привет, старина. Снег загримировал грузовоз – легко было представить, что катастрофа очень старая.

– Бедный, бедный прик Байно! Куда ты бежал, зачем ты торопился! Столько усилий, столько жертв, а капитан Койн через пять минут превратит скорбные обломки в (…)[126], не извольте сомневаться! Капитан Койн – замечательный стрелок, Байно, ведь вы должны помнить, как он с-за полмира какой-то полутанк накрыл болванкой, а уж прямо из зенита-то! Да он на глазок стрельнёт, Байно. Байно, поговорите со мной, я так устал от монологов! Роджер, капитан, огонь по готовности… Пять минут, Байно. У вас есть время у-бе-жа-ть на безопасное расстояние. Главное – берегите глаза. Жалко, у меня тут прики закончились, но я уже связался с Птицей, там их, приков, навалом. На пару суток содержательного общения с вами хватит. А начнём мы с вашего исповедника Ошевэ, пожалуй. Хотя его жаль. Он так прилежно выполнял мои приказы, так, можно сказать, истово. Показав себя истинным подданным Императора. Его убедила знаете кто, Байно? Такая Фозина. Одна лишь Фозина его сумела убедить, а вас и четверо не смогли. Вы дурной подданный, Байно. Император не похвалит вас…

Не успеваю. В В-корпусе десять «лифтов». Пока я пройду к ним, пока хотя бы один «лифт» активирую (это в него сесть, закрыться, пристегнуться – и успеть выскочить!), потом отсчитать ему цель, запустить… Если даже я попаду сразу и «лифт» сойдёт из надримана точно внутрь корпуса «Чернякова» – не факт, что перебьётся у землянина что-то важное. «Нелюбова» я бы заклинил и одним «лифтом», но компоновки «Чернякова» я не знаю, не знаю даже, где у него машина, а где энергоцентр, а если он децентрализован?.. Три-четыре «лифта» надо в землянина всадить – моя надежда на меньшее не согласна. Не успеваю.

– Мне тут сказали, что твой Фил Фаг сдох, Байно. Зачем ты убил его? Он был молод. Мне не доставляет радости смотреть, как глупо гибнут шестнадцатилетние дети, Байно. Ты-то уже взрослый, тебе уже восемнадцать. Не жаль тебе детей? На Птице много юных девчонок.

– Молись, землянин, – произнёс я.

– О! Прорезался! А есть от чего мне молиться? – спросил Шос с весёлостью.

– Было бы тебе кому молиться, – сказал я. – А от чего – сейчас будет.

«Утро дружелюбен, – сказал Янис Порохов прямо посредине души, там, где сосала помпа. – Он с тебя ничего не потребует за общение, парень. Он всегда рад. Но вот если ты решишься познакомиться с Ночью, – парень, считай, ты принял и моё основное предложение, назад, как бы, не будет».

Терять мёртвому нечего? Кроме живых товарищей? Что есть у мёртвого? Душу ли сосёт эта помпа? Мне было так хорошо без неё жить.

– Три минуты до запуска, – сказал в эфире незнакомый голос. Или мне показалось это? Countdown ведь шёл и на моём внутреннем таймере, пометилось автоматически… Хоть таймер у меня, у мертвеца, сохранился от прежних беспечных времён.

А я уже начинаю привыкать, хобо!

– Капитан, стреляйте, стреляйте. Байно-о, отойдите же на безопасное расстояние! Не будьте ребёнком. Не разочаровывайте зрителей. Один раз вы так потешно выскочили из-под ракеты! Покатились в овраг! Кверх тормашками!

– Ты не молишься, землянин? – спросил я. – Теряешь своё последнее время.

– Да что ты, прик.

– Я не прик, землянин. Я Судья.

– Ну наконец-то! – обрадовался Шос.

Как далека от меня его фальшивая радость! Я сказал ему всё, что мог бы сказать за все оставшиеся миру времена. Я выключил робота. Спрыгнул в снег, снял шлем – и, по-моему, выбросил его, не отбросил, а именно выбросил. Очень резкий мороз. За раздёрнул молнию на груди и, обняв Ночь пальцами, вывел её в мир и поднял её повыше. Она ещё спала, но и спящая, она мир резко высветлила… или обострила моё мировосприятие? Тогда я не разобрался. До запуска ракет две минуты. Как, оказывается, малозначительно время! Я сдвинул предохранитель и разбудил Ночь нежным нажатием квадратной ребристой кнопки. Клич Ночи превратил занимаемое им пространство в бессветие. Мир стал двухмерным. Теперь его можно было прорезать, редактировать, можно было рисовать на нём Ночью любые узоры. Мой палец вернул на место предохранитель автоматическим движением, привычным, как всегда. Да, с Ночью мы были старые знакомые. И за вечность нашего знакомства мы многое обсудили, о многом переспорили, мы познали друг друга, во многом друг с другом не согласились, но я полюбил Ночь – и она позволила мне это. И платила мне честно – не предавая меня, не обманывая.

…Я с интересом рассмотрел и даже потрогал пальцем метровой величины – для меня – «Чернякова». Он был какой-то нецелый. Видимо, к Эдему пришёл только один корпус. Но всё равно – землянин был очень красив. Надо будет Стаде описать его поподробнее. Звездолёт мне было жаль. Я отступил от «Чернякова» на шаг и разрубил его Ночью надвое, а потом начетверо. Когда корма взорвалась (помедлив несколько секунд, как бы от неожиданности не сразу сообразив, что