История Русской Церкви. В двух томах - Михаил Владимирович Толстой

с миром. Малюта задушил святителя подушкой и сказал настоятелю, что бывший митрополит умер от угара. Это было 23 декабря 1569 года. Так окончил земную жизнь свою великий святитель, положивший жизнь за стадо свое! Многими богоугодными, великими иерархами просияла Церковь Русская, но в числе их один только мученик за правду и человеколюбие: слава его нетленна, как нетленны самые останки его11.

Святой Филипп, митрополит Московский (из иконостаса Костромского Ипатьевского монастыря)

Восхвалим Филиппа премудрого, наставника православия, провозвестника истины, ревнителя Златоустого, светильника Русской земли. Вооружив себя бронею духовного мужества, ты бестрепетно обличил не послушавших тебя; властию, от Бога единого данною, ты совершил свое течение и соблюл веру, блаженный святитель, увенчанный светлым венцом правды! Тобою украсил Бог храм Матери Своей и нетленное тело твое, в изгнании пострадавшее, много лет в земле сокровенное, возвратил престолу твоему, к радостию и веселию паствы твоей12.

Между тем царь прибыл в Новгород, где верный народ и не думал сопротивляться воле его. Начались страшные истязания под предлогом мнимой измены, неслыханные свирепства; начался «разгром» или, как называет современный летописец – «неисповедимое колебание, падение, кровопролитие Великого Новгорода»13. Но и здесь нашелся смелый обличитель неправды и злодейства – преподобный Арсений-затворник14. Царь пощадил обитель Арсения, несколько раз посещал его и без гнева выслушивал обличения праведника, который один дерзал был заступником несчастного города, отказывал царю в благословении и не принял от него богатых даров. Во все продолжение разгрома Арсений не выходил из келльи, неусыпно, но – увы! – неуслышанный, молясь о смягчении царской ярости. Утомившись казнями и собираясь во Псков, Грозный царь пришел к затворнику – принять благословение и звать его с собой. «Насытился ли кровию, зверь кровожадный? – сказал ему праведник. – Кто может благословить тебя, кто может молить Бога о мучителе, облитом кровию христианскою? Много душ неповинных послал ты в Царство Небесное, асам не узришь его. И еще замышляешь новое кровопролитие». Царь уверял, что никому не сделает зла во Пскове, если не найдет там измены. «И ты сам, отче, будешь свидетель тому», – прибавил он. «Пусть будет по слову твоему, – отвечал преподобный Арсений. – Завтра готов я в путь с тобой и неотступен буду от тебя во Пскове. Но знай, что не на радость тебе будет, когда помыслишь злое, и ярость кровожадная возгорится в тебе. Тогда вспомнишь слова мои: страх и трепет обымут тебя, и сотрясутся от ужаса все кости твои». Наутро дверь в келлье Арсения оказалась запертою изнутри, и сколько ни стучались, старец не подал голоса. Разломали дверь и увидели старца на коленях, с согнутыми на груди руками и наклоненной головою. Он как будто продолжал молиться, но праведная душа его отлетела уже в селения небесные15.

Для совести, отягченной кровью, тяжко было зрелище мирной кончины праведника! Во всю дорогу Грозный был мрачен и задумчив. На последнем ночлеге в селе Любятове, близ Пскова, царь с ужасом выбежал из избы, между тем как в городе, трепетавшем от ужаса, раздался благовест к воскресной утрене. «Теперь во Пскове все трепещут, но напрасно; я не сотворю им зла», – сказал царь спокойным голосом. «Притупите меч о камень. Да престанут убийства». Чем объяснить внезапный ужас Иоанна, внезапный переход от свирепства к кротости? Царь твердо помнил последние слова затворника Арсения и был уверен, что усопший праведник невидимо сопутствует ему во Псков. При мрачном и подозрительном характере, при расстроенном воображении, при помраченной злодеяниями совести Грозного не страшно ли было ему иметь при себе такого неотступного обличителя?

На следующее утро, 20 февраля, во второе воскресение Великого Поста, улицы Пскова представляли необыкновенное зрелище. По всем улицам до Кремля, против всех домов и ворот были расставлены столы с разными постными кушаньями; жители в праздничном платье стояли перед столами. Все они были в страхе, как приговоренные к смерти; многие дрожали, иные плакали. Один только человек в длинной рубашке, подпоясанный веревкой, смело и беззаботно разгуливал по улицам, пробегая босыми ногами от одного стола к другому и стараясь ободрить жителей.

Это был юродивый Никола, по прозванию Салос, всему городу известный и всеми уважаемый праведник. Царь въехал в город. Вдруг явился перед ним юродивый, прыгая на палочке по детскому обычаю и приговаривая:

– Иванушка! Иванушка! Покушай: вот тебе хлеб-соль. Чай, не наелся мясом человечьим в Новгороде.

Царь разгневался и велел было опричникам схватить его; но блаженный исчез, скрывшись в толпе народе. При выходе из Троицкого соборного храма Никола снова встретил царя и неотступно звал его к себе в келлью под соборную колокольню. В этой убогой и тесной келлье на лавке была разостлана чистая скатерть и на ней лежал огромный кусок сырого мяса.

– Покушай, покушай, Иванушка, – приговаривал Никола, с поклоном угощая царя.

– Я христианин и не ем мяса в пост, – сурово сказал царь.

– Мяса не ешь, а людей губишь, и кровь христианскую пьешь, и суда Божия не боишься!

Закипело на душе у Грозного. Он велел снимать колокола с соборной церкви и грабить ризницу. А юродивый, взглянув ему в глаза, сказал строгим голосом:

– Не тронь нас, прохожий человек, ступай скорее прочь. Если еще помедлишь, не на чем тебе будет бежать отсюда.

В ту же минуту вошел Малюта Скуратов, бледный от страха, и доложил царю, что любимый конь его пал.

– Вот только тронь кого-нибудь в богоспасаемом Пскове, – закричал ему юродивый, – или церкви начни грабить – тотчас же издохнешь, как конь твой.

Грозный оставил в покое город, спасенный от разорения юродивым16.

Спустя несколько лет Грозный царь, отправляясь в ливонский поход, посетил Псково-Печерский монастырь17, где настоятельствовал тогда преподобный игумен Корнилий.

Иноческие подвиги Корнилия начались с ранней юности в той же Печерской обители; при нем устроен печерный храм, и с 1524 года храмовая икона Успения Богородицы начала источать исцеления. Облеченный в сан игумена с 1529 года, ревностный подвижник в продолжение многолетнего настоятельства возвысил обитель во всех отношениях. Жизнь его была образцом строгой иноческой жизни, и он старался одушевить ревностью к подвижничеству подчиненных ему иноков. Неутомимый в трудах, он построил в Пскове, на Печерском подворье, каменный храм в честь Богоматери Одигитрии; в монастыре своем деревянный храм 40 мучеников он перенес за монастырь для монастырских рабочих, а на месте его построил каменный храм Благовещения18. В назидание другим описал он чудеса Печерской иконы Богоматери. «Свидетель этих чудес, – говорил он, – не я один, а весь Псков и Новгород. Богоматерь подает исцеления не