Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер - Дуглас Боттинг

— Привет, Грейс, — заявил он.

— Ваша светлость, было очень любезно с вашей стороны уделить нам время, — пробормотал Джеральд, пытаясь загладить промах своего амери­канского приятеля. — Это доктор Томас Лавджой, председатель американ­ского отделения нашего Фонда, а моя фамилия Даррелл.

Княгиня усадила их на широкий диван, сама расположилась между ни­ми. Джеральд подробно объяснил цель их визита. Казалось, княгиня Грейс отклонит их предложение. Она сказала, что и так очень загружена благо­творительной деятельностью.

И тогда Джеральд выложил козырную карту. «Я положил ей на колени большую фотографию нашего новорожденного детеныша гориллы, лежа­щего на животике на белоснежном полотенце». Это бьш Ассумбо, гордость зоопарка и всеобщий любимец.

— Ваша светлость, — сказал Джеральд. — Вот животное, которому мы пытаемся помочь.

Княгиня мечтательно посмотрела на портрет крохотного горилленыша.

— Ой, он такой миленький, — заворковала она, и ее глаза затумани­лись. — Я никогда не видела такого крохотного малыша… Скажите же мне, как я могу помочь?

Княгиня Грейс согласилась сделать все, что будет в ее силах. Они дого­ворились о сотрудничестве.

— Я знал, что фотография гориллы растрогает ее, — сказал Джеральд Тому, когда они выходили из дворца. — Все женщины, которым я показы­вал этот снимок, сразу же теряли самообладание. Фотография будит в них материнские инстинкты.

Но Том не согласился. Все дело было не в фотографии, объяснил он, а в пятне от яичного желтка на его галстуке.

Летом состоялась вторая встреча в Монако. На этот раз Джеральда и Тома сопровождали Джеки и Джереми Маллинсон. Их пригласили на не­формальный обед в дворцовом саду возле бассейна. Когда они пришли, князь Ренье плавал в бассейне. Принцесса была в темных очках и очень ос­торожно поворачивала голову. Прошлым вечером она была на благотвори­тельном балу Красного Креста и немного перепила. Она спросила, что бы им хотелось выпить. Джереми Маллинсон попросил пиво и с удивлением увидел, как княгиня опускает руку в густой кустарник и вытаскивает запо­тевшую бутылку из маленького холодильника, притаившегося в кустах.

«Княгиня Грейс сначала сопротивлялась идее благотворительной дея­тельности в отношении животных, — вспоминала Джеки. — Куда больше ее интересовали проблемы человечества. Однако после того как Джерри рассказал ей о нашей деятельности, а потом его поддержали Джереми и Лавджой, к нашей просьбе присоединился и князь Ренье, большой люби­тель животных, содержавший собственный зоопарк. Княгиня Грейс чувст­вовала, что американский Фонд должен был бы поддерживать Ренье, а не она, но все мы, в том числе и ее муж, убедили ее в том, что для американ­цев важно именно ее имя».

Немного позже из дворца поступило сообщение, что ее светлость, кня­гиня Монако Грейс с благодарностью принимает предложение стать покро­вительницей американского отделения Фонда охраны дикой природы. Те­перь оба Фонда по обе стороны Атлантики имели сиятельных покровитель­ниц.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

«ДВА ОЧЕНЬ ОДИНОКИХ ЧЕЛОВЕКА»: 1975-1976

Новый 1975 год начался для Джеральда с катастрофы. В пригласитель­ных открытках, которые он разослал своим друзьям, снабдив их собствен­ными рисунками, говорилось:

«Приглашаю Вас на вечеринку, посвященную моему полувековому юбилею. 7 января 1975 года мне стукнет полвека. Так как это вряд ли слу­чится еще раз, я решил отметить это событие в избранном кругу любимых друзей. Если Вы почтите нашу оргию своим присутствием, пожалуй­ста, дайте мне знать, чтобы мы заранее ублажили повара, заказали устриц, охладили шампанское и обновили ковры. Прилетайте вечером 6-го (на случай тумана) и планируйте отъезд на 8-е. Жду Вас».

Но вечеринка так и не состоялась. За пять дней до дня рождения здо­ровье Джеральда снова ухудшилось, и Джеки вынуждена была разослать всем приглашенным телеграммы о том, что прием отменяется. У Джераль­да обнаружили воспаление легких. Поправился он только в марте. «Семь недель я оставался прикованным к постели, — жаловался он, — и кашлял, словно героиня викторианского романа — только чуть заросшая волосами и выражавшаяся довольно сочно».

В начале года в жизни Даррелла случились и два приятных события. Во-первых, увидела свет его книга для детей «Говорящий сверток». Во-вто­рых, в зоопарк приехал еще один известный актер. На этот раз это был Джеймс Стюарт, которым Джеральд всегда восхищался. Стюарт приехал на Джерси в мае, чтобы открыть павильон ночных животных, где собира­лись разводить лемуров и хутий. Средства на павильон были собраны в Америке. Стюарт искренне интересовался охраной окружающей среды и был рад познакомиться с Джеральдом. Стюарт приехал в Лондон на постановку «Харви». Флер Коулз, богатая американская меценатка, во время дворцового переворота принявшая сторону Джеральда, с легкостью убеди­ла его прилететь на открытие.

«Стюарт был очень скромен, — вспоминал Джеральд. — Высокий, дол­говязый, с мягкой улыбкой и походкой ковбоя, он постоянно отпускал шу­точки приятным, хрипловатым голосом». После обеда Стюарт открыл ком­плекс хутий, со свойственным ему шармом объяснив, что сразу же полю­бил этих зверьков, стоило ему их лишь увидеть — а случилось это пять минут назад. Джеральд и Джеки повели гостей осматривать зоопарк. Стю­арт с женой и дочерью (его дочь работала с Дайан Фосси в Руанде) особен­но заинтересовались детенышами горилл, которых выпустили порезвиться на газон перед главным домом. Маленькие гориллы рвали цветы и играли с деревянной лошадкой, которая была их любимой игрушкой. Затем всех пригласили в дом соседей и друзей Дарреллов, где был накрыт тожествен­ный обед. В комнате стояло пианино, и Стюарт, еще не оправившийся по­сле тяжелого, хотя и короткого перелета, сразу же направился к нему.

— Смотри-ка, это пианинка, — сказал он.

— Джимми, нет, — взмолилась его жена.

— Да, это пианинка, милая, маленькая пианинка, — твердил актер.

— Джимми, ты не должен этого делать, — настаивала Глория.

— Маленькая песенка… — задумчиво сказал Стюарт, и в его глазах за­горелся фанатический огонь. — Одна маленькая песенка…

— Пожалуйста, Джимми, оставь пианино в покое, — безнадежно ска­зала Глория.

— А, знаю… «Рэгтайм ковбоя Джо»… Да, это то, что нужно… Джеральд вспоминал:

«Джимми уселся к пианино. Он поднял крышку, и инструмент оска­лился на него, как крокодил. Мы немедленно поняли два факта. Джеймс Стюарт был напрочь лишен слуха и к тому же не умел играть на пианино. Кроме того, он забыл все слова кроме названия песни. Он нажимал на лю­бые клавиши и что-то хрипло орал. Стюарт повторял и повторял название песни, возвращаясь к началу, когда ему казалось, что он приблизился к концу. Это было безумно смешно, но смеяться было нельзя, потому что пел он невероятно гордо. В конце концов он закончил «Рэгтайм ковбоя Джо» и повернулся к нам, бесконечно гордый своим исполнением.