Уэверли, или шестьдесят лет назад - Вальтер Скотт

— Я полагаю, — сказал полковник с улыбкой, — что наши псы одного помета. Что касается меня, то, если бы нашим эмблемам пришлось тягаться за первенство, я предоставил бы им решать этот спор самим, по пословице: на хорошую собаку добрый и медведь.

Пока продолжался этот разговор, во время которого барон задумчиво набивал себе нос табаком, собеседники вместе с Розой, леди Эмили, молодым Стэнли и приказчиком вошли в дом. Уэверли и другие гости остались на террасе и затем отправились осматривать новую оранжерею, наполненную самыми прекрасными растениями. Барон снова сел на любимого конька:

— Хоть вам и угодно пренебрегать нашлемником вашего герба, полковник Толбот, в чем вы, безусловно, вольны и что мне не раз приходилось видеть и у других уважаемых и знатных ваших соотечественников, я все же скажу, что это очень древняя и почтенная эмблема, равно как и эмблема моего юного друга Фрэнсиса Стэнли — орел и младенец.

— У нас в Дарбишире ее называют «мальчишкой с птицей», — сказал Стэнли.

— Вы легкомысленный юноша, сэр! — воскликнул барон, который очень полюбил этого молодого человека, возможно потому, что последний иной раз его слегка дразнил. — Вы легкомысленный юноша, и я должен буду вас когда-нибудь проучить, — и он потряс перед ним своим большим загорелым кулаком. — Но вот что я хотел вам сказать, полковник Толбот: ваш род весьма древнего prosapia, или происхождения, и поскольку вы законно и справедливо приобрели себе и своему дому это имение, которое я утратил для себя и своих потомков, я хотел пожелать вам, чтобы оно продержалось в вашем роду столько же веков, сколько оно оставалось во владении моего рода.

— Это очень великодушно, — ответил полковник, — великодушно и благородно, мистер Брэдуордин.

— Но все-таки я никак не возьму в толк, полковник, как это вы, питающий, как я мог заметить, когда мы встретились с вами в Эдинбурге, столь сильную amor patriae note 492, что склонны бывали даже поносить другие страны, — как это вы решились обосновать своих ларов, или домашних богов, procul a patriae finibus note 493 и в некотором роде отправиться в добровольное изгнание?

— Ну, барон, я не вижу, почему, для того только, чтобы хранить секрет этих глупых мальчиков Уэверли и Стэнли и моей жены, которая не умнее их, один старый солдат должен морочить другого. Итак, знайте, что это предубеждение в пользу родной страны у меня так сильно, что на ту сумму, за которую продано это обширное баронское поместье, я купил себе домишко в хххшире, называемый Брирвудлодж, примерно с двустами пятидесятью акрами земли, главное достоинство которого заключается в том, что он расположен очень недалеко от Уэверли-Онора.

— Но кто же, скажите на милость, купил имение?

— Объяснения даст вам этот джентльмен. Это по его части.

Приказчик, которого имел в виду полковник, все это время переминался с ноги на ногу, сгорая от нетерпения, «точно курица, — признавался он потом, — на горячей сковороде», и клохча, мог бы он прибавить, как помянутая курица, торжествующая по поводу снесенного яйца.

— О, это я могу, это я могу, ваша милость! — воскликнул он, извлекая из кармана целую кипу бумаг и дрожащей от нетерпения рукой развязывая красную тесьму, которой они были перехвачены. — Вот акт о передаче и уступке, согласно которому Малколм Брэдуордин из Инч-Грэббита за своею собственноручной подписью, засвидетельствованной по всем требованиям закона, продал, передал и уступил за некоторую сумму, ныне отсчитанную и выплаченную ему в фунтах стерлингов, все поместья и баронские владения Брэдуордина, Тулли-Веолана и иные, вместе с крепостцой и замком…

— Ради бога, ближе к делу, сэр, все это я уже знаю наизусть, — сказал полковник.

— Козмо Комину Брэдуордину, эсквайру, — продолжал управляющий, — его вотчинам и наследникам в полное и не подлежащее выкупу владение, осуществляемое a me vel de me note 494…

— Пожалуйста, покороче, сэр.

— Клянусь совестью честного человека, полковник, я читаю так коротко, как только возможно, не нарушая слога… С обязательством и непременным условием всегда…

— Мистер Мак-Уибл, это будет длиннее русской зимы, позвольте уж мне… Короче говоря, мистер Брэдуордин, ваше родовое имение снова в ваших руках в полной и безраздельной собственности, обремененное лишь той суммой, которая пошла на его выкуп, каковая, насколько мне известно, абсолютно не соответствует его действительной стоимости.

— Совершенный пустяк… совершенный пустяк, позвольте сказать, — воскликнул управляющий, потирая руки, — взгляните на приходные книги.

— Каковая сумма, будучи выплачена мистером Уэверли главным образом за счет продажи имения его отца, которое я у него приобрел, закреплена за вашей дочерью и ее семьей по брачному договору.

— Это — всеобъемлющее пожизненное обеспечение, — уже почти кричал приказчик, — Розе Комин Брэдуордин, alias note 495 Уэверли, наследуемое детьми ее от упомянутого брака без каких-либо ограничений. Кроме того, я составил касательно этого небольшой документец до вступления супругов в брак, intuitu matrimonii, так что впоследствии оно не подлежит сокращению, как может быть, когда передача происходит уже между супругами, inter virum et uxorem note 496…

Трудно сказать, что более восхитило достойного барона — возвращение ли ему фамильной собственности или деликатность и великодушие, с которыми ему была предоставлена полная свобода завещать ее кому угодно после своей смерти, не налагая на него даже видимости денежных обязательств. Когда прошли первые минуты изумления и радости, его мысли обратились прежде всего к недостойному «наследнику мужского пола», который, как он выразился, подобно Исаву продал свои права первородства за чечевичную похлебку note 497.

— А знаете, кто сварил ему эту похлебку? — воскликнул приказчик. — Хотел бы я знать, кто бы это сделал, кроме нижайшего слуги вашей милости — Дункана Мак-Уибла. Его милость молодой сквайр Уэверли поручил мне все это дело с самого что ни на есть начала: с первого же вызова в суд, если так можно выразиться, я обвел его вокруг пальца — и припугнул кое-чем и умасливал… Да, здоровую штуку я сыграл с Инч-Грэббитом и Джейми Хоуи, будьте уверены! Они вам скажут. Что он понимает в составлении бумаг! Я не напустил на них с бухты-барахты нашего славного молодого жениха, чтобы они, чего доброго, цены не набавили… Н-нет, мы не из таковских! Я всего только настращал их нашими зверскими арендаторами и Мэк-Иворами, которые до сих пор еще не успокоились, так что они не решались и нос высовывать за порог после захода солнца, из боязни, как бы Джон Хедерблаттер или какой-нибудь другой головорез их не пристукнул. А с другой — я морочил им голову полковником Толботом: неужто они будут запрашивать с друга самого герцога? Разве они не знают, кто сейчас заправляет? Разве не видят того, что случилось с иной несчастной заблудшей душой?