Горбун - Поль Феваль

– Вы что же вывели их из дела? – Гонзаго не вполне понял, о чем идет речь.

Кокардас наклонился и жестами изобразил, будто снимает с двоих, лежащих на земле, сапоги.

Потом он опять выпрямился и с небрежным бахвальством прибавил:

– Эка невидаль. Серп им в жатву! Их было всего двое. Мне доводилось укокошивать и больше!

Глава 5. Приглашение

Брат Паспуаль взирал на своего благородного друга с восхищением и нежностью. Едва лишь Кокардас начал излагать свою легенду, Паспуаль почувствовал себя побежденным. Застенчивость и податливость его натуры, полное отсутствие злобливости, – эти скромные достоинства характера способствовали нормандцу быть в глазах окружавших заметным не меньше, чем Кокардас Младший со своей неуемной бравадой.

Соратники Гонзаго в изумлении переглянулись. Наступило молчание, нарушаемое отдельными шепотками. Кокардас по-прежнему пощипывал свои превосходящие разумную величину усищи.

– Его светлость дал мне два помещения, – возобновил он свой рассказ. – О том, как справился с одним из них, я только что поведал. Теперь перехожу ко второму. Расставаясь с братом Паспуалем у часовни «Невинных Младенцев», я себе сказал: «Старина Кокардас, подумай хорошенько, где чаще всего находят трупы? Конечно же, на берегу». Я решил немного пройтись вдоль Сены. (Замечу, что эта прогулка была совершена раньше, чем моя вылазка по трактирам в поисках охранников барышни в розовом домино). Утро было в разгаре. Солнце уже во всю сияло над Шатле. Ни в реке, ни на берегу ничего обнаружить не удалось. Вода несла лишь несколько пробок. «Неужели я опоздал?», – подумалось мне, – «Карамба! Малыш Кокардас, ведь тебе придется сгореть со стыда, если ты явишься к его светлости ни с чем!» И я упрямо брел все дальше и дальше, пристально вглядываясь в береговую линию. Вот и «Новый мост» остался позади. Закинув руки за спину, я поглядел на величавую статую Анри IV. До чего же совершенная работа скульптора, скажу вам, разрази меня гром! Мало-помалу я добрался до предместья Сен Жак. Эй, Паспуаль!

– Да, мой Кокардас? – ответил нормандец.

– Скажи, ты помнишь рыжего негодяя Масабью из Прованса, того, что некогда промышлял, раздевая одиноких прохожих за Нотр Дамом?

– Помню. Но ведь его, кажется, повесили?

– Нет, душа моя, ты ошибаешься. Он прекрасно живет, занимаясь продажей свежих трупов хирургам.

– Так, так, – торопил говорившего Гонзаго. – Дальше!

– Монсиньор, – несколько смутился гасконец. – По моему, любая профессия хороша. Но если невзначай я оскорбил ваши благородные чувства, то – все, – буду нем, как щука.

– Ближе к делу! – приказал принц.

– Слушаюсь, ваше сиятельство. Дело в том, что внезапно я встретил этого рыжего милашку Масабью. Он шел из предместья в сторону улицы Матьюрен. «здорово, карапуз Масабью!» – сказал я. «Здорово, верзила Кокардас!», – ответил он. «Как самочувствие прохиндей?» «Помаленьку, оболтус, а твое?» «Лучше не бывает. Откуда тащишься, птенчик?» «Из больницы». «Вот как? Значит болеешь?» «Сам ты больной. Я отнес туда товар».

Кокардас замолчал. Гонзаго повернулся к нему. Остальные слушали, затаив дыхание. От восхищения Паспуаль был готов перед гасконцем стать на колени.

– Не нужно быть семи пядей во лбу, – продолжал Кокардас, вполне довольный эффектом своих слов, – чтобы смекнуть, где мне надлежало искать дальше. Негодяй с пустым мешком за плечами возвращался из больницы. «Что ж, будь здоров, красавчик», сказал я, он пошел своей дорогой, а я прямиком направился к больнице, что в Валь де Грас…

– И что же ты нашел? – нетерпеливо перебил Гонзаго.

– Поначалу я сомневался, удастся ли мне пройти в больницу и уж тем более посмотреть на недавно доставленное туда тело. К счастью, мои опасения оказались напрасными. Когда хорошая погода, знаменитый хирург Жан Пти дает своим ученикам уроки анатомии на открытом воздухе. Так было и на сей раз. Перед фасадом больницы на лужайке лежало обнаженное тело, и Жан Пти его препарировал, давая пояснения большой группе молодых людей…

– Ты его видел?

– Как сейчас вижу вас.

Гонзаго вздрогнул.

– Лагардер?!

– Вне всякого сомнения. В чистом виде. Крапленый туз! Белесые волосы, фигура, лицо…

Заметив на лицах слушателей сомнение, гасконец красноречивым жестом указал на свое плечо и прибавил:

– На плече ножевая рана. Вот здесь повыше локтя. Между нами, по ране тело можно опознать не хуже, чем по лицу!

– Это верно! – со вздохом облегчения произнес Гонзаго. Вслед за ним оживились и приспешники.

– Он мертв.

– Наконец-то!

– Тут, уж не может быть сомнений!

– Ура!

Даже на лице Пейроля появилось подобие румянца. Принц швырнул Кокардасу кошелек. Все его обступили и принялись поздравлять.

– Не худо бы вспрыснуть это дело шампанским! – воскликнул Ориоль. – На ка, удалец, держи. Это от меня, – и откупщик протянул Кокардасу деньги.

Остальные последовали примеру Ориоля. Гасконец, на время поступившись гордостью, брал у всех.

В эту минуту на крыльце появился лакей. Уже смеркалось, и потому он держал горящий факел. Лакей спустился по лестнице и быстро приблизился к компании. В его другой руке находился серебряный поднос, на котором лежал большой бумажный конверт.

– Письмом его высочеству, – объявил он.

Соратники расступились. Гонзаго разорвал конверт. Пробежав глазами написанное, он изменился в лице, но быстро взял себя в руки и сверлящим взглядом пронзил Кокардаса. У брата Паспуаля душа ушла в пятки.

– Подойди ка сюда! – приказал Гонзаго гасконцу. Кокардас немедленно повиновался.

– Умеешь читать? – с язвительной усмешкой осведомился у него принц и, пока Кокардас по складам разбирал письмо, объявил:

– Господа, вот не угодно ли, самые последние новости.

– Что-нибудь об убитом Лагардер? – оживился Навай.

– О чем же говорит новопреставившийся? – попытался шутить воспрявший духом Ориоль.

– Сейчас узнаете; читай вслух, фехтмейстер!

Кокардаса обступили. Гасконец был не очень грамотным, но читать, хоть и с остановками, умел. Однако, сейчас он нуждался в помощи брата Паспуаля, который был не на много образованнее своего старшего напарника.

– Подойди, дружок, я что-то плохо вижу, – сказал Кокардас.

Паспуаль приблизился и в свой черед посмотрел на листок. Если бы не сумерки, то можно было бы заметить, как брат Паспуаль, глядя на строчки, покраснел. Нормандец покраснел от радости. Кокардасу Младшему тоже стоило немалых усилий, чтобы не рассмеяться. Они коснулись друг друга локтями, таким образом, незаметно для посторонних поздравив себя со счастливым оборотом событий.

– Ну и дела! – только и смог пробормотать брат Паспуаль в неподдельном изумлении.