Том 9. Критика и публицистика 1868-1883 - Михаил Салтыков-Щедрин

(Подсудимые вышли).

Подсудимые! Вы свободны от суда и содержания под стражею. Господа! Отныне вам место не на позорной скамье, а среди публики, среди всех нас» («Правительственный вестник», № 168, стр. 6).

Эмфатический… — то есть напыщенный.

…он говорил, как чужой… — Имеется в виду речь Спасовича в защиту Алексея Кузнецова. См. об этом ниже.

И вот один рявкнул стихами… — Свое заключительное слово Прыжов закончил стихами Гете. «Вы извините меня, почтенные судьи, — сказал он, — если я позволю себе привести здесь слова величайшего германского поэта Гете, которые как будто прямо относятся к настоящему, крайне прискорбному для всех делу.

Жертвы валятся здесь,Не телячьи, не бычьи,Но неслыханные жертвы — человечьи».

По этому поводу автор уже упоминавшихся «Литературных заметок» писал: «Когда по окончании судебных прений Прыжову было дано слово, как оно дается обыкновенно всем подсудимым, он сказал несколько незначащих и бессвязных фраз, заключив их тремя стихами из Гете. «Московские ведомости» возмутились этим и не преминули заметить, «как один подсудимый рявкнул стихами». Признаемся, ничего отвратительнее этой заметки нам не случалось читать в русской литературе. Есть минуты, когда замирает всякая человеческая ненависть; слова приговоренного к смерти, физической ли то или политической, выслушиваются всеми спокойно, если не из уважения и любопытства, то из приличия. Только палач способен остановить жертву сказать последнее в жизни, дозволенное ей законом слово…» (ОЗ, 1871, № 9, стр. 180).

…другой воспользовался случаем… сослался на Брута и Кассия… — Речь идет о заключительном слове Успенского, который стремился оправдать убийство Иванова, разлагавшего тайное общество перед «критической минутой» и претендовавшего на ту роль, которую играл Нечаев. «Тут не было и речи о цементации дела кровью, — говорил Успенский. — У нас была другая связь, более крепкая; это идея, одушевлявшая нас, идея общего дела. Кто же не знает, что пролитая кровь не только не связывает, но разрывает все узы?.. Если бы и оставалась какая-нибудь связь, то она чисто внешняя, тяжелая, как цепь невольника. Так Брут и Кассий поссорились накануне Фарсальского сражения. Между ними стояла тень Цезаря» («Правительственный вестник», № 168, стр. 5).

…контроверса — спор.

Но вот катехизис русского революционера. Он был прочитан на суде. — «Катехизис» был опубликован в «Правительственном вестнике», 1871, № 162 от 9 (21) июля.

…выучить наизусть даже некоторые страницы Канта. — Прыжов рассказал на суде, что Нечаев цитировал наизусть целые страницы из «Критики чистого разума».

Вообразите себе еще Огарева, Бакунина и Нечаева, составляющих заговор с надежным человеком, присланным в Женеву киевской администрацией (см. заявление одного из защитников в заседании 8-го июля). — Имеется в виду заявление присяжного поверенного Соколовского: «В деле есть следующее обстоятельстве: студенту Киевской Академии Маврицкому были присланы прокламации из Женевы, которые были доставлены им начальству. Вследствие того князь Дундуков-Корсаков воспользовался этим и послал в Женеву надежного человека, который вошел в знакомство с Нечаевым и Бакуниным и привез прокламации, причем Нечаевым были сообщены адреса знакомых ему лиц. Нам желательно было бы познакомиться с этими адресами, чтобы доказать, как мало имел Нечаев соучастников в деле студенческого движения». Прокурор ответил отказом на просьбу защитника («Правительственный вестник», № 162, стр. 5).

«в снежных каторгах Сибири» — строка из стихотворения Огарева «Студент», посвященного Нечаеву:

Жизнь он кончил в этом миреВ снежных каторгах Сибири…

…фемгерихт — тайное судилище. От нем. Femgericht — тайное вестфальское судилище в средние века.

…как турецкий посланник в рассказе Хлестакова. — В рассказе Хлестакова иначе: «…министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я».

…Жюль Фавр счел нужным назвать в своем циркуляре и Россию. — Министр иностранных дел правительства Тьера Жюль Фавр 6 июня 1871 г. разослал всем европейским державам циркуляр, призывая их бороться с Международным товариществом рабочих, вплоть до его уничтожения. Все документы, приведенные в циркуляре, не имели никакого отношения к Интернационалу, а были связаны с деятельностью бакунинского «Альянса социалистической демократии». Эта подтасовка была вскрыта Марксом и Энгельсом в «Заявлении Генерального Совета по поводу циркуляра Жюля Фавра» (от 12 июня 1871 г.) — см. К. Mapкс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. 2-е, т. 17, стр. 372–373.

…кажется, чего-чего не говорили и не писали о панурговом стаде… — «Антинигилистический» роман Вс. Крестовского «Панургово стадо» вышел в 1869 г.

…все у нас пусто, сухо, голо… прошедшее Польши в пурпуре и злате… — Имеются в виду следующие слова Спасовича, поляка по национальности: «Это прошлое и возникает перед его глазами в пурпуре и злате, в дивном величии, а он кидается в это национальное прошлое с тем, чтобы осуществить посредством того свои демократические мечтания. Вот каким способом делается он революционером. Другое дело русский юноша. Прошлое его не богато, что ни говори славянофильство, настоящее сухо, бедно, голо, как степь раскатистая, в которой можно разгуляться, но не на чем остановиться» («Правительственный вестник», № 165, стр. 5).

Первая русская передвижная художественная выставка*

Впервые — ОЗ, 1871, № 12, отд. «Современное обозрение», стр. 268–276 (вып. в свет — 17 декабря). Подпись M. M. Авторство раскрыто в «Указателе к «Отечественным запискам» за 1868–1877 гг.» (ОЗ, 1878, № 8, приложение, стр. XVII; см. также отд. изд.).

Выставка Товарищества передвижных художественных выставок, открывшаяся в залах Академии художеств 29 ноября 1871 г., ознаменовала собой начало деятельности Товарищества, устав которого был утвержден еще 2 ноября 1870 г.

Первая выставка свободной ассоциации художников-реалистов, объединившихся в целях борьбы с господствующим официальным искусством Академии, вызвала живой отклик в печати. Почти все столичные газеты и журналы поместили на нее рецензии. Прогрессивная печать отмечала свежесть, новизну и многообразие сюжетов картин, правдивое и живое отображение действительности в полотнах художников-передвижников. С большим сочувствием была принята и сама идея передвижения художественных произведений по России, что должно было оживить затхлую атмосферу провинции и дать искусству новые средства его демократизации.

Внимание Салтыкова к первой выставке передвижников было, очевидно, вызвано ее большим общественным резонансом. Не случайно писатель особо оговаривает свою некомпетентность в специальных вопросах живописи и сосредоточивает внимание на принципиальных сторонах деятельности Товарищества в целом и на тех произведениях, которые наиболее горячо обсуждались в печати и, несомненно, в литературно-художественных кружках Петербурга. Вся статья пронизана скрытой полемикой.

Писатель подходит к деятельности Товарищества как к факту, имеющему важное общественное значение. Самая организация нового художественного объединения, противостоящего консервативному искусству Академии художеств, находит у него горячую поддержку. Салтыков одобряет «Товарищество за то, что оно при первом своем появлении на суд общества избавило публику от крашенины», утомляющей взор на выставках Академии, и противопоставило ей работы своих членов, производящие «самое приятное впечатление».

Однако перспективы деятельности Товарищества вызывают у Салтыкова серьезные опасения. Он смотрит на будущее передвижничества более трезво, нежели В. В. Стасов, с которым, не называя его имени, полемизирует.

Восторженно приветствуя выставку и давая высокую оценку картинам передвижников, Стасов безоговорочно признал и самый принцип организации Товарищества («Передвижная выставка 1871 года». — «СПб. ведомости», 1871, №№ 333 и 338). В передвижении художественных произведений по России он видел реальную возможность осуществить «пользу не только русской публике, но и русскому народу». Одобрил Стасов и пункт устава Товарищества, гласивший, что «членами Товарищества могут быть только художники, не оставившие занятий» искусством.

Салтыков, напротив, требует ясности в самом уставе относительно идейных целей Общества. Пункт устава, только что процитированный, по мнению писателя, не ограждает Общество от вторжения в него художников академического толка, «от наплыва Моисеев, извлекающих из камня воду, Янов Усьмовичей и т. п. произведений…».