ОЗЕРО ТУМАНОВ - Елена Хаецкая

— Она будет висеть здесь еще три дня; потом ее дозволяется похоронить, — сказал сир Вран. Он повернулся и ушел, не желая больше мерзнуть на ледяном ветру, а вслед за ним разошлись и его люди.

Вскоре после Рождества сир Вран послал двух голландцев в Нант с письмом к герцогу Монфору. Сир де Керморван просил герцога о помощи: голодный год, крестьяне неспокойны; нужны и припасы, и солдаты. Но ответа от герцога так и не пришло, и сами голландцы тоже не вернулись — видать, пропали где-то по дороге.

Евстафий лично отправился на поиски; с собой он взял Яна, который хорошо знал местность, и еще троих солдат.

Яну нравилось выезжать из замка вместе с наемниками. Все вокруг выглядело красиво и прекрасно: лошади с гремящими копытами и звенящими уздечками, яркие плащи всадников и то, как льнуло к их телам оружие в ножнах. Впереди ехал сам Евстафий. Прядь очень светлых волос заиндевела, губы сжаты, вокруг ноздрей вьется пар.

Сверкающей драгоценностью покатился маленький отряд по лесной дороге. Она вела к сенокосам; другие ее ответвления выводили к деревне и на большую дорогу до Нанта.

Ян замыкал шествие. Он смотрел на отряд, чуть поотстав, и вдруг увидел вместо живой картины раскрашенный барельеф, одну из алтарных створок — поклонение волхвов. Центральная часть алтаря была от него пока скрыта, но зато хорошо знал, как должна выглядеть левая, изображающая шествие богатых всадников. Впереди белокурый Евстафий, за ним — Неемия с черными блестящими глазами. Чернокожего великана Ян еще не придумал.

Справа же надлежало изобразить скромных пастухов. Ян подумал, что они должны быть похожими на тех, что стояли внизу, под стеной, и выли, наблюдая за казнью Берты. Ни рисовать, ни вырезать их из древесины Яну совершенно не хотелось, потому что он не прозревал в них никакой красоты.

Яну сделалось досадно. «Это всё еврей меня испортил, — подумал он. — До той истории не стал бы я ничего такого себе представлять. В соборе есть алтарь — и довольно. Зачем придумывать еще один?».

Они подъезжали к повороту на деревню. Евстафий впереди поднял руку, и маленький отряд остановился.

— Здесь, — показал Евстафий. Он поймал глазами Яна и кивнул ему на следы, оставленные схваткой: поломанные ветки кустов, бурое пятно на стволе одного из деревьев — кровь.

Ян спешился и сошел с дороги. Остальные ждали, не покидая седел. Ян разрыл сугробы, но ничего не обнаружил. Оглянулся. Между стволами он видел всадников, которые, как ему показалось, находились теперь в недосягаемой дали. Ни один из них не смотрел на Яна. Они переговаривались, передавали из рук в руки флягу. Евстафий счищал иней с волос, натягивал капюшон поглубже.

Хватаясь за ветки, Ян пробирался по глубокому снегу. Потом снова остановился и крикнул, обращаясь к солдатам:

— Нашел!

В стороне, наполовину заваленные сугробом, темнели два тела. Двое наемников были убиты несколько дней назад. Лисы обглодали их лица, но даже лисы не смогли скрыть следов, оставленных крестьянскими вилами.

Ян поднял одного из них, как бревно, взвалил на плечо и по своим следам двинулся обратно к дороге.

— Второй тоже там, — сказал он, падая вместе с трупом к ногам лошади.

Возвращались, когда уже темнело. Оба тела, завернутые в плащи, положили посреди замкового двора, поставили факелы в головах и в ногах. На ночь Евстафий выставил рядом с ними стражу.

Врану не спалось в ту ночь. С некоторых пор он вообще засыпал всего на два-три часа, а потом проводил время без сна, в раздумьях, и самые тяжелые мысли приходили к нему незадолго до рассвета. Он простоял возле окна, бледный, весь в черном, и все смотрел на пылающие факелы и на темные фигуры, вытянувшиеся на заледеневших камнях. Он знал, что солдаты, стоящие в карауле, видят его лицо в замковом окне.

Капеллан в замке был новый. На памяти Врана их сменилось не менее десятка. Этот был молодой и боялся Врана до полусмерти, поскольку не сомневался: сеньор де Керморван весьма близко знается с дьяволом. О самом себе капеллан был не слишком высокого мнения и знал, что с врагом рода человеческого при встрече лицом к лицу ему не совладать.

Увидев трупы посреди двора, капеллан обратился к Евстафию с требованием перенести их в часовню, как подобает.

— Не понимаю, — холодно отвечал Евстафий.

Капеллан повернулся к Яну:

— Скажи голландцу, чтобы убрал погибших.

— Он же не понимает, — ответил Ян.

— Зато ты меня понял! — рассердился капеллан.

Но Ян был теперь частью отряда Алербаха.

— Раз Евстафий не понимает, значит, не понимаю и я, — сказал он дерзко и тут только увидел, что капеллан боится и устал.

— Дурные времена наступили, Ян, — сказал капеллан прежде, чем уйти.

Сир Вран выглядел бледнее обычного. В его одежде не нашлось бы ни единой светлой нитки. Только широкая золотая цепь сияла на его груди. Он сидел на вороном коне, широкий плащ падал складками, темный мех светил тусклым серебром на длинных рукавах.

Голландцы окружили его, пестрые и подвижные, и отряд двинулся из ворот замка, направляясь к деревне. Ян ехал справа от Евстафия, он держал пику в левой руке. Леворукость Яна нравилась Евстафию: он говорил, что это создает трудности для противника и пугает суеверных. Голландцы, как и все наемники, тоже верили в приметы, но не в такие, как обычные люди. Левши, а также все, что имеет отношение к дьяволу, их не пугали.

Деревню окружили и начали сжимать кольцо, выгоняя на площадь жителей. Голландцы держались деловито, беззлобно. Крестьяне, напротив, огрызались, отбивались, даже пытались разбегаться. Голландцы подталкивали их тупыми концами копий и при этом переговаривались друг с другом на своем непонятном языке и добродушно посмеивались.

Когда площадь заполнилась людьми, сир Вран выехал вперед и обратился к ним. Он говорил совсем негромко, но его голос разносился отчетливо:

— Я отправил двух человек в Нант за помощью. Они должны были просить герцога прислать нам продовольствие. Но их подстерегли в пути и закололи.

— В округе разбойники! — выкрикнул голос из толпы и тотчас же смельчак втянул голову в плечи, надвинул шапку на лицо и попытался скрыться.

Но сир Вран даже не повернулся в его сторону.

— Мои люди были заколоты крестьянскими вилами. Мы нашли их тела на обочине дороги, ведущей в Нант. Это сделал кто-то из вас. Они не будут преданы доброму католическому погребению, пока их кровь не омоется другой кровью.

Теперь кругом глухо молчали.

— Если вы не назовете виновных, я казню первых попавшихся, — продолжал сир Вран. — Клянусь головой, я заберу на виселицу любого, кто попадет мне под руку, мужчину или женщину!