Великий перелом - Гарри Тeртлдав

Когда он решил, что они прошли примерно полдороги, Людмила замерла и показала за угол. Ягер подошел поближе. Еврей-охранник лежал мертвый, одной рукой все еще держась за свою винтовку. Так же осторожно Людмила и Ягер перешагнули через него и пошли дальше.

Откуда-то спереди до Ягера донесся звон инструментов, ударяющихся о металл, звук, который ему был хорошо знаком по обслуживанию танков. Обычно это был приятный звук, сообщающий, что нечто сломанное вскоре будет починено. И здесь тоже нечто сломанное торопливо чинили. Но здесь от звука ремонта волосы у него на затылке встали дыбом.

И тут он сделал ошибку — пробираясь мимо кучи обломков, задел кирпич. Кирпич упал на землю с чудовищно громким треском. Ягер замер, ругаясь про себя: «Вот почему ты не остался в пехоте, неуклюжий сын шлюхи!»

Он молился, чтобы Скорцени не услышал стук кирпича. Бог пропустил молитву мимо ушей. Шум работ прекратился. Вместо него прозвучала очередь из автомата. Скорцени не мог его видеть, но все равно стрелял. Он надеялся, что отскочившие рикошетом пули сделают свое дело. Так почти и получилось. Несколько пуль злобно прожужжали над самой головой, когда Ягер бросился на землю.

— Сдавайтесь, Скорцени! — прокричал он, ползком продвигаясь вперед вместе с Людмилой. — Вы окружены!

— Ягер? — Это был один из редких моментов, когда он слышал удивление в голосе Скорцени. — Что ты здесь делаешь, жидофил? Я думал, что уже отплатил тебе за добро. Тебя должны были повесить на рояльной струне. Что ж, еще успеют. Через день.

Он выпустил еще одну длинную очередь. Патроны он не экономил. Пули взвывали вокруг Ягера, выбивая искры, когда попадали в кирпичи и поврежденные станки.

Тем не менее Ягер постепенно продвигался. Если бы ему удалось добраться до следующей кучи кирпичей, он смог бы залечь за ней и сделать прицельный выстрел.

— Сдавайся! — снова закричал он. — Мы отпустим тебя, если ты сдашься.

— Ты скоро будешь слишком мертвым, чтобы беспокоиться о том, сдамся я или нет, — ответил эсэсовец. Затем он сделал паузу. — Хотя — нет. Вообще-то ты уже должен был быть мертвым. Почему это не так?

Вопрос прозвучал совсем по-дружески, как будто они болтали за стопкой шнапса.

— Антидот, — пояснил Ягер.

— Вот так удар по яйцам! — сказал Скорцени. — Что ж, я думал, что получу в одно место, а получил…

Последнее слово сопровождалось гранатой, которая со свистом пронеслась по воздуху и ударилась о землю в пяти или шести метрах позади Ягера и Людмилы.

Он схватил девушку и согнулся вместе с нею в тугой узел за мгновение до того, как граната взорвалась. Взрыв был оглушительным. Горячие осколки корпуса ударили ему в спину и в ноги. Он схватил «шмайссер», уверенный, что Скорцени побежит вслед за взорвавшейся гранатой.

Раздался винтовочный выстрел, затем еще один. В ответ начал бить автомат Скорцени. Но пули летели не в Ягера. Они с Людмилой откачнулись друг от друга и оба бросились к заветной куче кирпичей.

Скорцени стоял, качаясь, как дерево на ветру. В полумраке его глаза были огромны и целиком залиты зрачками: он принял огромную дозу антидота от нервно-паралитического газа. Прямо в середине его старой рваной рубахи расплывалось красное пятно. Он поднял свой «шмайссер», но, казалось, не понимал, что делать с ним — стрелять ли в Анелевича или в Ягера и Людмилу.

Его противники не колебались. Выстрелы винтовки Анелевича и пистолета Людмилы прозвучали одновременно в тот самый момент, когда Ягер выпустил очередь из автомата. На теле Скорцени расцвели красные цветы. Ветер, который раскачивал его, превратился в шторм и сбил диверсанта с ног. Автомат выпал из рук. Его пальцы потянулись к оружию, рука и предплечье рывками передвигались по земле, по полтора сантиметра за одно движение. Ягер выпустил еще одну очередь. Скорцени задергался под пулями, впивавшимися в его тело, и наконец замер.

Только теперь Ягер заметил, что эсэсовец успел оторвать несколько планок от большой корзины, в которой помещалась бомба из взрывчатого металла. За ними виднелась алюминиевая оболочка, напоминавшая кожу оперируемого, открытую через отверстие в простынях. Если Скорцени уже вставил детонатор…

Ягер бегом бросился к бомбе. Он на долю секунды опередил Анелевича, который в свою очередь на долю секунды опередил Людмилу. Скорцени успел вынуть одну из панелей обшивки. Ягер заглянул в отверстие. Своими расширенными зрачками он легко увидел, что в отверстии пусто.

Анелевич показал на цилиндрик длиной в несколько сантиметров, валявшийся на земле.

— Это детонатор, — сказал он. — Не знаю, тот ли это, который мы вытащили, или же принесенный им — как вы это говорили. Не имеет значения. Имеет значение то, что он не использовал его.

— Мы победили. — Голос Людмилы прозвучал удивленно, как будто она только сейчас поняла, что они сделали и что предотвратили.

— Больше в эту бомбу никто никогда не вставит детонатор, — сказал Анелевич. — Никто не сможет приблизиться к ней и остаться в живых даже ненадолго — без антидота. Как долго сохраняется этот газ, Ягер? Вы знаете об этом больше, чем мы.

— Лучи яркого солнца сюда не попадают. То, что остается на крышах, смывается дождем. А здесь он может сохраниться довольно долго. Несколько дней уж точно. А может быть, и недель, — ответил Ягер.

Он по-прежнему чувствовал себя на взводе и готовым к бою. Может, это последействие перестрелки, может — антидота. Вещество, заставившее биться его сердце, вероятно, ударяло и в мозг.

— Теперь мы можем отсюда уйти? — спросила Людмила. Она выглядела испуганной: возможно, антидот вызывал у нее желание бежать, а не воевать.

— Нам лучше отсюда уйти, сказал бы я, — добавил Анелевич. — Один бог знает, сколько газа попадает в нас при каждом вдохе. И если его больше, чем может переработать антидот…

— Да, — сказал Ягер, направляясь к выходу. — А когда мы выйдем, надо будет сжечь эту одежду. Мы должны сделать это сами, и мы должны мыться, мыться и мыться. Не обязательно вдохнуть газ, чтобы он вас убил. Он сделает то же самое, если попадет на кожу — медленнее, чем при вдыхании, но так же верно. Пока мы не уберем его, будем опасны для всех окружающих.

— Ничего себе, ну и зелье вы, немцы, сделали, — сказал Анелевич у него за спиной.

— Ящерам оно тоже не понравилось, — ответил Ягер.

Лидер еврейского Сопротивления буркнул что-то невнятное и замолк.

Чем ближе Ягер подходил к улице, тем ярче становился свет. В конце концов ему пришлось прикрыть веки и смотреть сквозь узкую щель между ними. Он не знал, как долго его зрачки останутся расширенными, а потому с безжалостной прагматичностью задумался, где в Лодзи он может обзавестись солнечными очками.

Он прошел мимо лежавшего у входа мертвого охранника-еврея, затем шагнул на улицу, которая, казалось, вспыхнула так, словно взорвалась бомба из взрывчатого металла. Евреям, вероятно, следует расставить посты вокруг разрушенной фабрики под тем или иным предлогом — Для того, чтобы уберечь людей от отравления.

Людмила вышла наружу и остановилась рядом. Ягер заметил ее. Он не знал, что случится дальше. Он даже не был уверен, как и предположил Анелевич, что они не вдохнули слишком много газа. Если день снова покажется темным, он может использовать еще два шприца, остававшихся в его аптечке. Для троих это составит по две трети полной дозы. Понадобится ли она? А если понадобится, будет ли ее достаточно?

Однако он знал, чего не случится наверняка. Лодзь не вспыхнет огненным шаром, как новое солнце. И ящеры не направят свой справедливый гнев на Германию — по крайней мере, по этой причине. Он не вернется в вермахт, а Людмила — в советские ВВС. Их будущее, продлится ли оно часы или десятилетия, решилось здесь.

Он улыбнулся ей. Ее глаза были почти закрыты, но она улыбнулась в ответ. Он видел это с большой ясностью.

Жужжащий шум тосевитских самолетов Атвар много раз слышал в записях, но редко — в действительности. Он повернул один глаз в сторону окна своей резиденции. Вскоре он смог разглядеть, как неуклюжая, окрашенная в желтый цвет машина медленно поднимается в небо.

— Это что, последний из них? — спросил он.

— Да, благородный адмирал, на этом улетает Маршалл, представитель не-империи Соединенные Штаты, — ответил Золрааг.

— Переговоры окончены, — сказал Атвар. Это прозвучало неуверенно. — Мы находимся в состоянии мира и занимаем большие части Тосев-3.

«Неудивительно, что я говорю так неуверенно, — подумал он. — Мы добились мира, но не завоевания. Кто мог представить такое, когда мы улетали?»

— Теперь мы будем ожидать прибытия флота колонизации, благородный адмирал, — сказал Золрааг. — С его прибытием и с постоянным нахождением Расы на Тосев-3 начнется вхождение всего этого мира в Империю. Оно пройдет медленнее и с большим трудом, чем мы представляли себе до прихода сюда, но это должно быть сделано.