Великий перелом - Гарри Тeртлдав

Карандаш Бэгнолла забегал по листку записной книжки. Нередко Джордж делал паузу, чтобы встряхнуть руку и избавиться от писчего спазма. Все было для него новым и жизненно важным — теперь он понял значение термина, впервые услышанного им в Пскове. Удивительные вещи можно делать с помощью света «скелкванка»!

Джордан тем временем продолжал говорить:

— Итак, мы освещаем цель светом лампы «скелкванка». Сенсорная головка, соответствующим образом настроенная на него, управляет крыльями стабилизатора авиабомбы и направляет ее на цель. Пока свет падает на цель, наведение продолжает действовать. Мы все видели, как это используется против нас, и гораздо чаще, чем могли себе представить. Кроме того, мы пользуемся захваченными сенсорными головками, которых имеется ограниченное количество, но мы ищем пути и способы выпускать и их. Да, мистер Мак-Брайд? У вас вопрос?

— Да, сэр, — ответил офицер-летчик, поднявший руку. — Этот новый боеприпас очень хорош, сэр, но когда мы летим на боевое задание против ящеров, как нам приблизиться на такое расстояние, чтобы была какая-то надежда добраться до цели? Их оружие поражает нас на гораздо большем расстоянии, чем наше. Поверьте мне, сэр, я знаю, что говорю.

Это был один из тех двоих, у которых половину лица занимали отек и шрам.

— Это большая трудность, — согласился Джордан. — Мы также ищем возможности скопировать управляемые ракеты, которыми ящеры сбили так много наших самолетов, но это оказалось сложной работой, несмотря на помощь пленных ящеров.

— Лучше пока с ними не воевать, вот все, что я могу сказать, — ответил Мак-Брайд, — иначе у нас вообще не останется летчиков. Без ракет, которые были бы сравнимы с их ракетами, мы просто закуска, не более.

Бэгнолл никогда не думал о себе как о бутерброде-канапе, но описанное очень походило на правду. Он желал бы выступить против люфтваффе на «ланкастере», снаряженном бомбами со «скелкванком» и ракетами, чтобы сбивать «мессершмитты» прежде, чем они набросятся на бомбардировщик. Через мгновение он подумал, что однажды сможет вылететь на задание против немцев с таким вооружением. Но если оно будет у него, то может появиться и у них.

Лейтенант Джордан продолжал лекцию еще несколько минут после того, как колокол пробил полдень. Такая была у него привычка. Наконец он отпустил своих учащихся с предупреждением:

— Завтра у вас будет опрос по всему материалу, который мы прошли на этой неделе. Тех, кто получит плохие отметки, мы превратим в жаб и отправим ловить черных тараканов. Удивительно, что творит технология в наши дни, не так ли? Встречаемся после ланча.

Когда Бэгнолл и Эмбри вышли в коридор, собираясь пойти в кафетерий на невзыскательный, но бесплатный ланч, к ним обратился Джером Джоунз:

— Не возражаете против обеда с моим другом?

Его другом оказался ящер, представившийся на шипящем английском языке: Мцеппс. Когда Бэгнолл узнал, что до плена тот был техником по радарам, он охотно позволил ему присоединиться к их группе. Разговор с ящером казался необычным, даже более необычным, чем его первая напряженная встреча с германским подполковником в Париже, буквально через несколько дней после прекращения боев между короной и нацистами.

Но несмотря на странную внешность, Мцеппс вскоре поразил его поведением настоящего офицера, оставшегося без места службы: он гораздо больше беспокоился о своей работе, чем о том, как вписаться в общую картину.

— Вы, Большие Уроды, все время ищете «почему, почему, почему», — жаловался он. — Кого интересует, почему? Просто работайте. Почему — это не важно.

— До него никак не доходит, — заметил Джоунз, — что если мы перестанем искать «почему, почему, почему», то будем не в состоянии бороться, когда сюда явятся его чешуйчатые когорты.

Бэгнолл раздумывал над этими словами, пока они с Кеном Эмбри шли обратно в класс лейтенанта Джордана. Он думал о теории и ее практическом применении. Из сказанного Мцеппсом следовало, что ящеры редко используют подобный способ обучения. «Что» для них важнее, чем «почему».

— Удивляюсь, почему это так, — проговорил он.

— Почему — что? — спросил Эмбри. и Бэгнолл понял, что он заговорил вслух.

— В общем-то, ничего, — ответил он. — Просто потому что люди.

— В самом деле? — спросил Эмбри. — По мне — так и не скажешь.

Летчики, сидевшие в классе, удивленно уставились на Кена и Джорджа, входивших в дверь. Почему-то эти двое хохотали как ненормальные.

Солнечные лучи, проникшие между планками жалюзи в окне, попали на лицо Людмилы Горбуновой и разбудили ее. Протирая глаза, она села в постели. Она не привыкла спать в постели. После одеял, расстеленных на сырой земле, настоящий матрац казался упаднически мягким.

Она окинула взглядом квартиру, которую Мордехай Анелевич предоставил ей и Ягеру. Туалет в ней был далек от идеала, старые обои отваливались от стен — Анелевич извинился за это. Казалось, люди Лодзи постоянно извиняются перед пришельцами за то, как здесь у них плохо. Но Людмиле их жизнь не показалась такой уж плохой. Она постепенно начала понимать, что проблема заключается в том, что с чем сравнивать. Они привыкли ко всему тому, что здесь было до войны. Она привыкла к Киеву. Это значит…

На этом она прервала размышления, потому что проснулся Ягер. Он проснулся быстро и сразу. Она уже видела это за последнюю пару ночей. Она просыпалась точно так же. И до войны с ней такого не было. Она задумалась, было ли так с Ягером.

Он потянулся к ней и положил руку на ее голое плечо. Затем почему-то хмыкнул.

— Что тут забавного? — спросила она, слегка рассердившись.

— Вот это, — ответил он, показывая рукой на квартиру. — Все. И мы. двое людей, которые ради любви к друг другу убежали прочь от всего, что привыкли считать важным. И никогда снова мы не сможем вернуться к нему. Мы — как говорят дипломаты? — перемещенные лица, вот мы кто. Как в сюжете из дешевого романа. — И по привычке быстро перешел к рассуждениям. — Могло бы так получиться, если бы не эта маленькая деталь — бомба из взрывчатого металла, внесшая суматоху в наши жизни?

— Да, если бы не она…

Людмиле не хотелось вставать и одеваться. Здесь, лежа обнаженной на простынях вместе с Ягером, она могла верить в то, что в Лодзь их привела только любовь, а измена и страх не только за судьбу города, но и за весь мир — ничто по сравнению с любовью.

Вздохнув, она выбралась из постели и начала одеваться. С таким же вздохом, но на октаву ниже, к ней присоединился Ягер. Едва они закончили одеваться, как кто-то постучал в дверь. Ягер снова хмыкнул: возможно, у нею были амурные мысли, но их пришлось отбросить. Так или иначе, они должны были ответить стоящему за дверью. Хорошо хоть, что им не пришлось прерываться.

Ягер открыл дверь с такой настороженностью, словно ожидал увидеть в коридоре Отто Скорцени. Людмила не представляла себе, возможно ли такое, но ведь она не видела, сколько невозможных проделок Скорцени, о которых рассказывал Ягер, оказывалось реальностью.

Скорцени за дверью не оказалось. Там стоял Мордехай Анелевич с винтовкой «маузер» за спиной. Он снял ее с плеча и приставил к стене.

— Знаете, что я предлагаю? — сказал он. — Нам следует дать знать ящерам — в виде слуха, понимаете? — что Скорцени был в городе. Если они и их марионетки начнут искать его, ему придется зашевелиться и что-то предпринять, вместо того чтобы прятаться.

— Но вы этого еще не сделали, не так ли? — резко спросил Ягер.

— Я только сказал, что стоило бы, — ответил Анелевич. — Нет, пожалуй, если ящеры узнают, что Скорцени здесь, они начнут размышлять, что он здесь делает, — и начнут следить за ним. Мы не можем допустить этого — иначе первый ход останется за ним: у него белые фигуры

— Вы играете в шахматы? — спросила Людмила.

За пределами Советского Союза, как она обнаружила, немногие люди играли в шахматы. Ей пришлось использовать русское слово — как сказать по-немецки, она не знала.

Анелевич понял.

— Да, играю, — ответил он. — Не так хорошо, как мне бы хотелось, но так все говорят.

Ягер по-своему истолковал ситуацию:

— Что вы делаете — в противоположность тому, что вы упорно не хотите делать, я имею в виду?

— Я понял вас, — ответил Анелевич с ехидной улыбкой. — Я выставил на улицы столько вооруженных людей, сколько мог, и я устраиваю проверки всем домовладельцам, кто не связан непосредственно с ящерами, чтобы узнать, не прячут ли они Скорцени. Вот так на настоящий момент… — Он щелкнул пальцами, чтобы показать, что он сделал на настоящий момент.

— А бордели вы проверяли? — спросил Ягер.

Это было еще одно немецкое слово, которого Людмила не знала. Когда она переспросила, что оно значит, она вначале подумала, что Ягер шутит. Затем она поняла, что он исключительно серьезен.