Восстание на Боспоре - Виталий Полупуднев

Диофант потребовал у совета херсонесского несколько сот хорошо вооруженных гоплитов. Они должны были усилить его войско.

– О стратег! – поднимали руки озабоченные архонты. – Ты отозвал свои войска из Неаполя, хотя народ скифский осмеливается бунтовать и вновь угрожает войной.

– Есть там два преданных нам князя, – отмахнулся Диофант, – у них дружины сильные, этого достаточно.

– Но, мудрый соратник Митридата, известно ли тебе, что мятежники послали послов к Савмаку и хотят заключить с ним союз?

– Известно и это. Но скифский народ измотан войной и не пойдет за такими, как Мирак или пьяница Андирак. Если же мы в неделю разделаемся с боспорскими бунтарями, вся Скифия успокоится. Готовьте воинов!

Диофант делал вид, что не придает значения новым вспышкам восстаний степного народа. Но в душе был сильно обеспокоен тем оживлением, которое последовало за боспорским бунтом во всей Тавриде. Почва колебалась под ногами. Однако он твердо решил устремить мощь своих войск в сердце сопротивления скифского – Пантикапей. Надеялся, что, пока он расправляется с Савмаком, степная Скифия не успеет по-настоящему поднять голову. В стране свирепствовал голод. Палак погиб, а князья-соправители не способны сговориться и выступить против него. Стихийную силу народа он явно недооценивал.

Перед самым отплытием флота к боспорским берегам Диофант узнал, что в степи появился князь Фарзой, который быстро сколотил войско, сразил в честном бою Гориопифа и заставил бежать раненого Дуланака. А теперь стоит у ворот Неаполя, уже подчинившегося ему.

Эта новость смешала планы полководца, раздражила и раздосадовала его. Народ степей шел за Фарзоем, который был другом Савмака и врагом понтийцев. Диофант решил было выделить часть войск для нового похода на Неаполь, но вспомнил основное правило войны: не дробить, не распылять сил – и передумал.

Бритагор, встретившись с Диофантом, задал ему вопрос:

– Выходит, что вонючий гребец Сколот побеждает?

– Побеждают обстоятельства, Бритагор. Гений счастья покровительствует гордому князю.

– Народ признал его, а князья принесли свою покорность. Он обладает талантом вождя.

Диофант поморщился, потом рассмеялся с пренебрежительной миной. Он редко смеялся и сейчас напоминал старого сатира.

– Дело не в талантах этого человека, которого мы не сумели привлечь к себе и сделали ошибку, оставив его в живых. Талантов у него нет и никогда не было. Он смел, но нерасчетлив. Он лихо дерется, но не знает законов войны. Фарзой – всего лишь знамя, которое случайно оказалось впереди народной волны. Но около него способный Танай, умная, как демон, баба Табана, обозленный на нас народ, а сзади Савмак, что поддержал его и вооружил его рати. Можно ли на все это закрыть глаза?.. Если мы не сумеем развязать этот гордиев узел, Митридат трижды лишит жизни нас обоих!

– Скажи, стратег, как ты понимаешь цели Фарзоя? Не ударит ли он в наше отсутствие по Херсонесу?

– А как ты думаешь, почему наш гребец медлит с вступлением в Неаполь?

– Он ранен и лежит в своем шатре.

– Не в этом дело. А в том, что около него есть умная и дальновидная Табана. Она знает, что делает.

Диофант опять сморщился в улыбке. Он постарел за время скифских походов. Советник его, при всей своей хитроумности, потерял душевный покой после страшной ночи рабского восстания, стал с меньшей самоуверенностью изрекать свои суждения. Он поднял водянистые глаза на собеседника, и усмешка скользнула по тонким, втянутым губам.

– Я думаю, – сказал он медленно, – что Фарзой не хочет войти в город простым воеводой. Он намеревается вступить в Неаполь под крики народа как законный, избранный войском и всеми родами царь!

– Истинно! – хлопнул его по плечу Диофант, продолжая смеяться. – А вернее сказать, этого хочет и об этом мечтает хитрая и красивая вдова Табана!.. Как видишь, Бритагор, мы лучше стали разбираться в скифских делах и понимать скифскую душу.

– Что же мы делать будем? Пошлем туда войско?

– Да, пошлем, но не войско, а вот это!

Диофант подошел к столу и сдернул белое покрывало. Бритагор зажмурился от яркого блеска. Солнечные лучи ударили прямо в золотые и серебряные украшения на роскошном мече, заиграли на эмали кубков и ожерелий.

– Я получил письмо от Митридата, – склонился он к Бритагору, – но не хотел сразу показывать его тебе. Великий царь ни в чем не винит нас, но повелевает нам в короткое время погасить пламя боспорского бунта. Он требует отсечь коренную Скифию от царства Савмака, не дать им соединиться. И, воюя на Боспоре, проявить к Скифии добрую волю. И мы сделаем это! Мы пошлем к Фарзою послов с подарками, признаем его правителем Скифии, а если надо, то и царем!

– Но он ненавидит нас и использует нашу добрую волю против нас!

– Нужно перетянуть на нашу сторону эту агарскую вдову. Она умна и поможет нам. Я думаю, что с помощью Табаны мы сделаем больше, чем смогли бы сделать мечами нашими! Иначе нам Скифию не покорить.

– Но Фарзой – друг Савмака и пойдет на помощь Боспору!

– Никогда!.. Мы через послов всенародно объявим в Скифии, что Митридат дает скифам независимость и мир в обмен на дружбу! Мы признаем права царских скифов на всю Тавриду, кроме Боспора и Херсонеса, но при условии – не начинать войны нигде, ни на западе, ни на востоке. Народ скифский устал, он будет рад такому почетному и выгодному миру. Он не пойдет воевать, даже если Фарзой станет царем. А мы за это время нанесем смертельный удар Савмаку!

– Велика твоя мудрость, стратег! – поклонился Бритагор.

3

Войдя в юрту, Табана томно откинула со лба воздушную кисею и с улыбкой грусти, которая стала обычной на ее лице после смерти мужа, спросила, как чувствует себя князь Фарзой.

Князь, отдыхая на кошмах, рассматривал прекрасный меч, полученный им в подарок от заклятого врага, и раздумывал о странных и неожиданных поворотах судьбы. Он поднял глаза и остро взглянул на начинающую полнеть вдову – и опять, как и всегда, нашел, что она хороша. Ему хотелось сказать ей что-то совсем не деловое, он хотел подняться с ложа, но женщина остановила его жестом руки. Она присела на складной стульчик и заговорила тихо, но внятно:

– Кажется, мой друг и друг моего покойного мужа, кончается полгода после моего посещения могилы Борака. Скоро я, с твоего разрешения, поеду, уже в последний раз, принести жертву на кургане и скажу Бораку, что ты довел до конца великую борьбу и очистил Скифию от чужеземцев.

– Чужеземцы сами ушли, прекрасная Табана.

– Они не ушли бы, если бы не боялись новой ужасной войны… Так вот, я пришла сказать тебе, что ты уже не нуждаешься в моей женской помощи и уходе – ты здоров, слава богам! Теперь, после приношения на могилу, я смогу уехать в родные агарские степи. Там мой народ, мое племя.

– Ты хочешь уехать?

– Да. Но не это я хочу сказать тебе…

– А что?

– Князь Фарзой! – Княгиня поднялась со стула, ее голос принял оттенок торжественности, – Князь Фарзой! Боги и народы Скифии ждут от тебя многого!.. Не случайно они дали тебе испытание в огне сражений и в плену врага. Ты много почувствовал и стал более зрелым и мудрым. Ты узнал жизнь народа и горе тех, кто работает руками своими. Не случайно все это. А теперь и слепой увидит, куда направляют тебя невидимые силы. Тебе пора вступать в Неаполь!

– Я давно говорю, что надо, – оживился Фарзой, – чего мы сидим в этих пыльных юртах?!

– Потому, что ты, как гласит откровение, должен войти в Неаполь не князем, но… царем Скифии!

– Что ты! – смутился, почти испугался Фарзой, поспешно вставая на ноги. – Что ты говоришь, Табана, уж не выпила ли ты чего хмельного? Говори тише, а то люди услышат, смеяться будут… Такого быть не может!

– Оно уже свершилось, князь! И не вздумай упираться! Ибо велика милость богов, но нельзя вызывать их гнев своим упрямством и неразумием! Сумел ты перенести боль и унижение рабства, сумей носить царскую тиару и пернач!

– Да что ты, Табана! – рассмеялся Фарзой, с изумлением глядя в раскрасневшееся лицо женщины, одухотворенное, как у жрицы-предсказательницы. – Меня же никто не признает царем! Всем известно, что я бедный князь, был пленен и сидел с ошейником у весла! Что люди признали меня князем-воеводой, это понятно: я прибыл в степи с оружием и обещанием свободы! Но если бы кто посмел выкрикнуть меня царем, то весь народ, а особенно князья, сказал бы – нет!

– Князья и народ хотят видеть тебя царем Скифии, с этим и Диофант согласен! Князья и старейшины будут просить тебя принять бремя власти!

– Какие князья и старейшины?

– Те, что ждут у входа в шатер!

Табана распахнула полог шатра, и перед изумленными глазами князя предстала красочная толпа богато одетых людей. Были тут знакомые и незнакомые. Фарзой узнал старейшин царских и нецарских родов, военачальников и князей. Среди них несколько смущенные Мирак и Андирак. Последний нес на красном полотенце золотую тиару и золотой пернач Палака.