Наследник из Калькутты - Роберт Штильмарк

— Включая перстень, — вкрадчиво понизил голос собеседник Каррачиолы.

— Перстень — это комиссия. Семьдесят пять, или я забираю ее назад на шхуну.

— Вы пользуетесь человеческими слабостями, — вздохнул голландец. — Человек — грешное существо и остается им даже на тридцатом градусе южной широты!

«Черт возьми, можно было-таки сорвать сотню, — подумал капитан с сожалением. — Поторопился, как обрадованный школьник! Однако теперь-то мне понятно, почему Вильсон и Хетчинсон, а главное, почтенный мистер Эрвин Сайрес О'Хири возят с собою такие увесистые шкатулки и толстые чековые книжки. Дело-то сказочно прибыльное, а дурачить негритянских царьков — не велика мудрость! Вот почему компания Райленда растет, как шампиньон на черном навозе!..»

Тем временем двести негров, отобранных владельцами копей, были наконец согнаны вместе. К ним тотчас подошли надсмотрщики с ножницами и бритвами и самым бесцеремонным образом остригли наголо.

— Зачем вы это делаете? — полюбопытствовал Каррачиола.

— Во-первых, все они — отчаянные воришки и пробуют прятать камни в своих шевелюрах. У нас бывали случаи, когда негры даже глотали камни, чтобы выносить их таким своеобразным способом, а затем совершать побеги. Во-вторых, стриженых негров гораздо легче обнаруживать, когда они пытаются бежать к диким племенам готтентотов, бушменов и зулусов или же пристраиваться на проходящие суда. Стрижка — обязательное условие для наших рабочих. Кроме того, ведь это же полезнее.

— Ладно, эти проданы, и делайте с ними что хотите. Но я должен предупредить вас, минхер, что мои двести мужчин и пятьдесят женщин, переданные вам на месяц, должны вернуться на борт «Удачи» такими же здоровыми, какими вы их сейчас видите.

— Ну, ну, наша приятная утренняя беседа приобретает совершенно ненужную остроту. К чему эти опасения, мистер Каррачиола? Вы получите своих чернокожих бодрыми и откормленными... Но нас уже ждет завтрак в доме мистера Брендона.

— Я все-таки хотел бы посмотреть на ваши копи...

— Непременно, синьор, непременно. Но мы отправимся туда в экипаже после завтрака. Это добрых десять миль отсюда.

Негров увели под сильным конвоем. На берегу осталась только стройная девушка. Она печально смотрела вслед длинной шеренге, удаляющейся по пыльной дороге в окружении ружейных стволов и псов на сворках. Минхер стеком показал девушке направление к воротам своего коттеджа. Девушка поняла, что продана этому розовому толстяку в странном костюме, и, понурившись, пошла на хозяйский двор.

— Гамилькар! — крикнул вслед девушке ее новый владелец.

Пожилой негр в европейском костюме выбежал на заднее крыльцо. Голландец показал на негритянку:

— Помести пока новую служанку в бывшем чуланчике Луизы. Присматривай за ней, Гамилькар. И одень ее, ради бога, поскорее! Неприлично!..

...В этот день Джиованни Каррачиола не попал на рудник. Не вернулся он и на шхуну, оставшуюся под надзором боцмана Химсвелла. Ранний завтрак, начатый хересом, незаметно протянулся до ленча, ленч продлился до обеда, и уже в темноте ром и ликеры перекинули мост к ужину. Неутомимый оркестр, составленный из гитар, кларнетов, скрипок, трехструнных негритянских маримб и звучных туземных тамбуринов, гремел беспрерывно. Эта музыка опьяняла Каррачиолу, взвинчивала, заставляла отбивать такт каблуками и подсвистывать мелодию. Перед ним мелькали танцоры на веранде. Он заметил, что собутыльники его меняются, и только круглое лицо ван Арденфройдена все время маячило поблизости. Где-то в глубинах сознания гасли остатки привычной настороженности, возникло щемящее чувство скольжения в бездну по крутой наклонной плоскости... Когда, пошатываясь, Каррачиола вышел на опустевшую веранду, прямо в глаза ему ударил мертвенно-белый свет. Круглая, лысая луна была единственным неподвижным телом в поле зрения капитана: все плясало, двигалось, двоилось, но луна была неподвижной, безгласной и враждебной...

На веранду он, собственно, отправился следом за хорошенькой золотоволосой мисс... Она ненадолго появилась в столовой и исчезла, выйдя через дверь веранды. Кажется ее зовут мисс Ирена, она дочь владельца копей, мистера Брендона... В столовой еще горели огни и висели облака сигарного дыма. Каррачиола посмотрел на бледный, неживой свет, падавший с неба, нетвердо повернулся на каблуках и побрел в столовую. По дороге от двери до стола с бутылками он успел забыть про мисс Ирену. Розовый минхер ван Арденфройден еще сидел за столом. Каррачиола взял его за плечи, уставился ему в лицо пустыми зрачками и произнес очень медленно и отчетливо.

— Почему луна? Все к черту! Дураки! Ослы!

Ван Арденфройден и слуга уложили Каррачиолу на диван в кабинете хозяина. Пьяный долго не успокаивался, потом заснул, лежа на спине, и сонный бред его был страшен.

2

В течение двух последующих недель Каррачиола выпил больше спиртного, чем за всю свою прошлую жизнь. На шхуне он появлялся по утрам, опухший и бледный. Но в кармане его лежали чеки, в шкатулке покоился перстень с камнем в восемнадцать каратов, а на пальце блистал другой перстень, украшенный весьма солидным рубином.

В один из этих бурных дней синьор Каррачиола все же настоял на своем требовании посетить рудник. Все виденное вспоминалось ему потом смутно, как во сне: желтые скалы и голубая, огромная яма — воронка глубиной до двадцати футов, где копошились совершенно голые рабы. Многие работали в ножных кандалах, а некоторые были цепями прикованы к тачкам. Неподалеку находился барак, где дробилась и измельчалась голубая порода, содержащая алмазы. Яма и барак были обнесены канавой с отвалом, по гребню которого шел сплошной дощатый забор, утыканный гвоздями. Вдоль забора шагали часовые. В конце дня у ворот выстраивалась очередь голых, обритых невольников. Их обыскивали: каждому надсмотрщик залезал пальцем в рот, заглядывал в уши, в ноздри — не припрятал ли хитрый раб драгоценный камешек! Непрерывно слышалось щелканье бичей, изредка гремел пистолетный или ружейный выстрел. Спины многих черных рабов гноились...

Негры передвигались только общим строем; под конвоем их вели на работу и приводили обратно в лагерь. В «голубой яме» работали от зари до зари, но кормили рабов варевом из ячменя или маиса лишь в лагере — перед выходом на работу и перед сном. В забоях стояли только бочонки с тухлой теплой водой.

Впрочем, все эти картины весьма смутно запечатлелись в отуманенном мозгу Каррачиолы, а в его ушах, заглушая звяканье цепей, лязг кирок и щелканье бичей, безостановочно звучали воркующие голоса хозяев копей и двух миссионеров, которые заботились о христианском воспитании черных рабов и проповедовали им слово божие. С деятелями церкви Каррачиола близко познакомился за столом у мистера Брендона и соревновался с ними в единоборстве с «зеленым змием».